Пленум ВС скорректировал ранее вынесенные «уголовные» постановления

Верховный Суд напомнил о такой мере пресечения, как запрет определенных действий, о причинении вреда охраняемым законом интересам при наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния, а также о некоторых положениях о контрабанде и должностных преступлениях

Адвокаты посчитали, что изменения, внесенные в некоторые положения постановлений, не способны повлиять на практику. В то же время один из них отметил важность разъяснения о необходимости освободить от наказания лиц, если совершенное ими деяние, содержащее признаки преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, преследовало цель устранения либо недопущения опасности, непосредственно угрожающей личности, охраняемым законом интересам общества или государства, и иными средствами она не могла быть устранена.

11 июня Пленум Верховного Суда РФ принял Постановление о внесении изменений в отдельные постановления Пленума по уголовным делам.

Заключение под стражу, домашний арест и залог

Так, меняется наименование Постановления от 19 декабря 2013 г. № 41 «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста и залога» (в редакции Постановления от 24 мая 2016 г. № 23). Теперь оно называется «О практике применения судами законодательства о мерах пресечения в виде заключения под стражу, домашнего ареста, залога и запрета определенных действий».

Партнер, адвокат КА г. Москвы «Ошеров, Онисковец и Партнеры» Дмитрий Мыльцын заметил, что Пленум ВС разъяснил вопросы применения запрета определенных действий спустя почти два года с момента появления в УПК РФ новой меры пресечения.

Пункт 3 постановления изложен в новой редакции: исходя из положений ст. 97 УПК, ни одна из мер пресечения, предусмотренных в ст. 98 Кодекса, в том числе заключение под стражу, не может быть избрана подозреваемому или обвиняемому, если в ходе судебного заседания не будут установлены достаточные данные полагать, что данное лицо скроется от дознания, предварительного следствия или суда, либо может продолжить заниматься преступной деятельностью, либо может угрожать свидетелю, иным участникам уголовного судопроизводства, уничтожить доказательства или иным путем воспрепятствовать производству по уголовному делу.

Судам следует иметь в виду, подчеркнул ВС, что наличие таких данных еще не свидетельствует о необходимости применения к лицу самой строгой меры пресечения (стражи). Решая вопрос об избрании меры пресечения и продлении срока ее действия, суд обязан в каждом случае обсудить возможность применения в отношении подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления любой категории иной, более мягкой, нежели стража, меры – вне зависимости от наличия ходатайства об этом сторон, а также стадии производства по делу.

Между тем адвокат АП Тюменской области Илья Сливко считает, что суть разъяснений не поменялась, как и в п. 7. «Можно сказать, что слова лишь поменяли местами», – отметил он.

По мнению члена Совета АП г. Москвы, директора АБ «СОСЛОВИЕ», к.ю.н. Сергея Соловьёва, изменения не имеют ярко выраженной трансформации по отношению к ранее сформулированным подходам ВС к данному вопросу и являются скорее стилистическими уточнениями ранее выраженных позиций. Так, например, если ранее п. 3 указывал на невозможность избрания меры пресечения в виде стражи просто при отсутствии предусмотренных ст. 97 УПК данных, позволяющих полагать, что обвиняемый скроется, будет препятствовать расследованию и т.д., то в принятых изменениях речь уже идет о достаточных данных по тем же обстоятельствам.

Аналогичным образом, отмечает Сергей Соловьёв, «усилены» положения п. 7 постановления относительно «вечно больного» вопроса о нормативном запрете заключения под стражу обвиняемых по так называемым «предпринимательским» уголовно-правовым нормам, который практика «научилась обходить стороной». По мнению адвоката, дополнение постановления положениями, давно закрепленными в ст. 20 УПК, не формирует новелл, позволяющих трансформировать практику в сторону позитивных перемен.

Согласно п. 7 постановления судам следует обратить внимание на предусмотренные законом особенности применения меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений, перечисленных в ч. 1.1 ст. 108 УПК. В данной норме установлен запрет на применение стражи при отсутствии обстоятельств, указанных в п. 1–4 ч. 1 ст. 108 УПК, в отношении подозреваемого (обвиняемого) в совершении преступлений по ч. 5–7 ст. 159, ст. 171, 171.1, 171.3–172.3, 173.1–174.1, 176–178, 180, 181, 183, 185–185.4 и 190–199.4 УК без каких-либо других условий, а в отношении подозреваемого (обвиняемого) в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1–4 ст. 159, ст. 159.1–159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 и 201 УК, – при условии, что эти преступления совершены индивидуальным предпринимателем в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в целях такой деятельности, либо если эти преступления совершены членом органа управления коммерческой организации в связи с реализацией им полномочий по управлению организацией либо в связи с осуществлением организацией предпринимательской или иной экономической деятельности.

В связи с этим суду по каждому поступившему ходатайству следователя, дознавателя о применении данной меры пресечения в отношении подозреваемого (обвиняемого) в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1–4 ст.159, ст. 159.1–159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 и 201 УК, являющегося ИП или членом органа управления коммерческой организации, следует проверять, приведены ли в постановлении соответствующие ходатайства и содержатся ли в приложенных к постановлению материалах конкретные сведения, подтверждающие вывод о том, что инкриминируемое лицу преступление совершено не в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в целях данной деятельности, либо не в связи с осуществлением им полномочий по управлению данной организацией или осуществлением коммерческой организацией предпринимательской или иной экономической деятельности. При отсутствии указанных сведений ходатайство удовлетворению не подлежит.

Если лицо подозревается или обвиняется в совершении не только преступления, указанного в ч. 1.1 ст. 108 УПК, но и другого, предусмотренного иной статьей Особенной части УК и не исключающего применение меры пресечения в виде стражи, суд вправе при наличии оснований избрать данную меру.

Сергей Соловьёв полагает, что сам факт внесения этих поправок является очевидным свидетельством того, что ранее данные разъяснения высшего судебного органа не привели к кардинальному улучшению правоприменения, что и должно было бы стать причиной более серьезной трансформации подходов Верховного Суда в формировании практики по этим вопросам.

Эксперт указал, что данные статистики по вопросу о мере пресечения в виде стражи (около 87% первичных ходатайств о заключении под стражу и 98% ходатайств о продлении срока стражи удовлетворяются судами) ярко свидетельствуют, что в большинстве случаев суды сохранили нормативно-шаблонный подход в принятии решений по этим вопросам. В качестве примера он назвал многочисленные случаи пренебрежения судами положениями ч. 2 ст. 14 УПК, возлагающей на утверждающую сторону бремя доказывания, а не просто перечисления оснований для избрания меры пресечения, порой доходящих до уровня «обвиняемый скроется, потому что у него есть ноги», которые затем практически в этом же виде указываются в судебном решении.

«Все это привело к тому, что рассмотрение вопросов, затрагивающих одно из самых важных конституционных прав человека – право на свободу, – стало в правоприменительной практике осуществляться не через принцип презумпции невиновности, а через принцип достоверности и достаточности материалов предварительного расследования, представленных в суд», – подчеркнул он.

Постановление также дополнено новыми положениями. В частности, согласно п. 42.1 судам при рассмотрении ходатайств об избрании мер пресечения в виде домашнего ареста и заключения под стражу, а также о продлении срока этих мер следует рассмотреть возможность применения залога при наличии оснований. Суд не ограничен в праве вынести данный вопрос на обсуждение сторон и по своей инициативе. Если он придет к выводу, что назначение залога недостаточно для достижения цели применения такой меры пресечения, он вправе в соответствии с ч. 8.1 ст. 106 УПК дополнительно возложить на подозреваемого или обвиняемого обязанность по соблюдению одного или нескольких запретов, предусмотренных ч. 6 ст. 105.1 УПК, мотивируя, почему он пришел к выводу о необходимости применения таких запретов. Данное решение должно приниматься судом с соблюдением требований ст. 105.1 УПК.

Если суд признал необходимым избрание более строгой меры пресечения, он должен привести мотивы, по которым посчитал применение залога невозможным.

Дмитрий Мыльцын с сожалением указал, что внесенные изменения по вопросам толкования норм, регламентирующих применение меры пресечения в виде запрета определенных действий, так и не затронули проблем, возникающих при зачете указанной меры в срок наказания в виде лишения свободы.

В новом п. 42.2 Пленум ВС обратил внимание судов на то, что указание на иные ограничения применения залога, помимо предусмотренных ч. 3 и 4 ст. 106 УПК (например, связанные с расчетом суммы залога в зависимости от размера вменяемого подозреваемому или обвиняемому ущерба), недопустимо.

Илья Сливко заметил, что такие меры пресечения, как запрет совершать определенные действия и залог, в судах Уральского региона практически не применяются. «Есть небольшая доля дел, когда суды применяют залог, но, как правило, – только после длительного содержания обвиняемого под стражей. Запрет совершения определенных действий в судах нашего региона вообще не применяется. Неоднократно в процессах адвокаты ходатайствовали о применении данной меры пресечения, однако суды эти ходатайства игнорировали и фактически даже не выносили на обсуждение. Полагаю, такая позиция судов была связана как раз с непониманием порядка избрания и применения такой меры. Разъяснения ВС фактически дали ее применению “зеленый свет”», – пояснил эксперт.

По его мнению, важно, что Верховный Суд призвал суды к точечному и индивидуальному подходу при избрании меры пресечения, при необходимости применяя залог и запрет совершать определенные действия, исходя из особенности личности подсудимого и инкриминируемых ему деяний.

Адвокат МКА «Правовой эксперт» Анастасия Саморукова положительно отнеслась к указанию в п. 54.1 постановления на обязанность апелляции мотивировать свои решения. «Но мотивированность решения и так обязательна в силу закона, а судьи зачастую пренебрегают этой обязанностью, отписываясь фразами “доводы защиты были проверены и не нашли подтверждения”. Немотивированность решения всегда дает возможность говорить о его произвольности (такова и позиция ЕСПЧ)», – отметила она. Подобная «немотивированность» решений, добавила эксперт, порой встречается и у ВС, в связи с чем адвокат выразила надежду, что положения данного пункта будут распространяться и на судей ВС.

Преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности

В Постановлении от 15 ноября 2016 г. № 48 «О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности» п. 6 изложен в иной редакции. Так, судам разъясняется, что ч. 1.1 ст. 108 УПК запрещает применение стражи при отсутствии обстоятельств, указанных в п. 1–4 ч. 1 ст. 108 УПК, в отношении подозреваемого (обвиняемого) в совершении отдельных преступлений в сфере бизнеса.

В связи с этим суду по каждому поступившему ходатайству следователя, дознавателя о применении данной меры пресечения в отношении подозреваемого (обвиняемого) по ч. 1–4 ст. 159, ст. 159.1–159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 и 201 УК, являющегося ИП или членом органа управления коммерческой организации, следует проверять, приведены ли в постановлении ходатайства и содержатся ли в приложенных к постановлению материалах конкретные сведения, подтверждающие вывод о том, что инкриминируемое ему преступление совершено не в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в целях предпринимательской деятельности, либо не в связи с осуществлением им полномочий по управлению этой организацией или не в связи с осуществлением коммерческой организацией предпринимательской или иной экономической деятельности. При отсутствии указанных сведений ходатайство удовлетворению не подлежит.

Наличие в ходатайстве об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и приложенных к постановлению материалах указания на корыстный мотив подозреваемого или обвиняемого, равно как и на способ распоряжения похищенным имуществом (например, присвоил лично или использовал для предпринимательских целей), не может служить основанием для признания деяния совершенным вне связи с предпринимательством.

Если при решении вопроса о заключении под стражу лица, задержанного в порядке ст. 91 УПК по подозрению в совершении преступления в сфере предпринимательской или иной экономической деятельности, защита ходатайствует об отложении судебного заседания для представления документов, подтверждающих статус подозреваемого, являющегося ИП либо членом органа управления юрлица, такое ходатайство подлежит удовлетворению на основании и в порядке, предусмотренных п. 3 ч. 7 ст. 108 УПК.

«На практике следствие говорит “предпринимательская деятельность – это деятельность законная, а мы тут преступление расследуем, значит, деятельность ваша была незаконная, ну и о каком предпринимательстве вы нам говорите?”. Суды с этой позицией соглашаются, круг замыкается. Это приводит к тому, что все позитивные изменения, которые законодатель вносит для защиты бизнеса, не работают», – указала Анастасия Саморукова. Она выразила надежду, что после публикации данного постановления Пленума следствию и судам будет сложнее игнорировать требования закона.

Эксперт добавила, что адвокатам, работающим по уголовным делам с экономической составляющей, известно о специфическом отношении следствия, прокуратуры и судей к гражданскому праву вообще и предпринимательству в частности. «Гражданский оборот в России становится все сложнее. Я давно говорю о том, что дела об экономических преступлениях по ходатайству стороны должны рассматриваться тройкой судей, причем как минимум один из них должен иметь опыт работы в арбитражном суде», – подчеркнула она.

Анастасия Саморукова назвала поправки хорошими и нужными. «Но вопрос в том, будут ли исполнять это суды? Например, в деле, которое у нас с коллегами находится в производстве, молодая девушка обвиняется по ст. 174.1 УК (без других составов), ее нельзя держать под стражей. Но это происходит, потому что, якобы, у нее нет постоянного места жительства на территории России. Стороной защиты предоставлены все надлежащие документы в суд, и собственники жилья подтвердили в суде, что девушка там проживает. Чтобы обойти этот факт, суды, несмотря на разъяснения ВС, “делают вид”, что место жительства и регистрация – одно и то же, требуют подтвердить именно регистрацию и оставляют ее под стражей. А зарегистрировать ее нельзя, потому что отчим девушки (инициатор уголовного преследования, которое он возбудил из-за раздела имущества с матерью девушки) снял падчерицу с регистрационного учета в их доме без ее ведома заочным решением суда, и теперь из СИЗО поставить девушку на регистрационный учет по новому месту жительства невозможно – требуется личное присутствие. Верховный Суд, несмотря на свои же разъяснения, не находит в этом нарушения», – рассказала адвокат.

«Желания судов удовлетворять все ходатайства следователей или прокурора, а иногда даже выносить более жесткие решения, чем указаны в таких ходатайствах, достойны сожаления. Я очень надеюсь, что постановление Пленума ВС поможет сломать бесчеловечную практику судов, но уверенности у меня в этом нет», – резюмировала Анастасия Саморукова.

Илья Сливко заметил, что постановление дополнено новым п. 9.1, который разъясняет необходимость тщательного выяснения характера и степени соучастия по делам о преступлениях в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, совершенных в составе группы лиц. Вместе с тем, указал он, по отношению к положениям ст. 35 УК и ст. 73 УПК он не несет ничего нового, так как обязательное выяснение степени соучастия и виновности лица в совершении преступления в составе группы лиц остается прямой обязанностью и следствия, и суда.

Постановление также дополнено новыми положениями: 18.1–18.3. Согласно п. 18.1 от преступного нарушения порядка осуществления экономической деятельности следует отличать причинение вреда охраняемым законом интересам при наличии обстоятельств, исключающих преступность деяния.

В случаях, когда деяние, содержащее признаки преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, совершено в целях устранения либо недопущения опасности, непосредственно угрожающей личности, охраняемым законом интересам общества или государства, и эта опасность не могла быть устранена иными средствами, такое деяние не может быть признано преступным при условии, что не было допущено превышения пределов крайней необходимости (ст. 39 УК).

Например, не влечет уголовной ответственности временное осуществление предпринимательской деятельности без лицензии (лицензия не продлена в установленные сроки), если прекращение деятельности может привести к дезорганизации работы объектов жизнеобеспечения (прекращение водозабора, водоочистки, теплоснабжения жилья и социальных объектов населенного пункта, угроза техногенной аварии и т.д.). Для признания предпринятых лицом действий крайне необходимыми (не преступными) должны быть установлены наличие и действительный характер опасности, а также невозможность ее устранения без причинения ущерба интересам личности, общества или государства и отсутствие явного превышения допустимых пределов, в том числе в виде причинения вреда, равного или большего по сравнению с тем, который мог быть причинен при дальнейшем возрастании опасности.

В соответствии с п. 18.2 положения ст. 41 УК также распространяются на лиц, допустивших обоснованный риск в ходе предпринимательской и иной экономической деятельности для достижения общественно полезной цели, при условии соответствия риска обозначенным в законе критериям. К их числу относятся невозможность достижения общественно полезной цели путем совершения действий (бездействия), не связанных с риском, и принятие лицом, допустившим риск, достаточных мер для предотвращения вреда охраняемым уголовным законом интересам.

Если лицо в ходе осуществления предпринимательской и иной экономической деятельности для достижения общественно полезной цели совершает действия (допускает бездействие), заведомо сопряженные с угрозой для жизни многих людей, с угрозой экологической катастрофы или общественного бедствия, то в силу ч. 3 ст. 41 УК допущенный им риск не признается обоснованным.

Согласно п. 18.3 постановления при правовой оценке указанных действий судам необходимо учитывать положения ч. 2 ст. 14 УК о том, что не является преступлением действие (бездействие), хотя формально содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного уголовным законом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности.

По мнению Ильи Сливко, очень важно, что ВС разъяснил необходимость освобождения от наказания лиц, если деяние, содержащее признаки преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности, совершено для устранения либо недопущения опасности, которая не могла быть устранена иными средствами. «Здесь же приводятся примеры об оказании услуг теплоснабжения, водоочистки при отсутствии лицензии. Подобные ситуации возникали в России неоднократно, зачастую из-за волокиты и халатности чиновников, которые не могли обеспечить своевременное оформление и регистрацию котельных, водоочистных сооружений и т.д. В результате предприятие, осуществляющее эксплуатацию данных объектов без лицензии, которую не могло оформить из-за “проволочек” с документаций, попадало в поле зрения правоохранительных органов, а руководитель обвинялся по ст. 171 УК, хотя по факту он просто не имел возможности оставить без тепла и воды сотни людей. Надеюсь, с новыми разъяснениями данные уголовные дела будут прекращены или пересмотрены», – отметил адвокат.

По мнению президента КА г. Санкт-Петербурга «Ленинградский адвокат» Дмитрия Салыкина, в изменениях, внесенных в постановления № 41 и № 48, при всей очевидности и ясности норм, прописанных в УПК, угадывается попытка скорректировать их применение, а также задача государства ослабить давление силовых структур на предпринимательство, которое испытывает не лучшие времена, и не только из-за пандемии. «Верховный Суд настоятельно разъясняет необходимость применения практики послабления в вопросах применения к лицам, обвиняемым в совершении преступлений экономической направленности, меры пресечения, призывает минимизировать их изоляцию от общества. Также ВС призывает внимательнее подходить к вопросам обоснованности подозрений лица, а также достаточности и достоверности представляемых следствием и дознанием материалов с ходатайствами об избрании в отношении предпринимателей меры пресечения в виде заключения под стражу. Очевидна попытка посредством судебного надзора ослабить давление на бизнес и исключить использование уголовно-правовых рычагов в конкурентной борьбе, для незаконного отъема бизнеса, решения корпоративных споров и т.д. В очередной раз ВС напоминает о недопустимости формального подхода к рассмотрению жалоб в порядке ст. 125 УПК, поданных на необоснованные постановления о возбуждении уголовных дел, а также к вопросам, касающимся изъятия имущества и признания вещественными доказательствами», – указал адвокат.

«Действительно, уже никого не удивляет практика блокировки деятельности субъектов предпринимательства путем необоснованного возбуждения уголовного дела и изъятия документов с электронными носителями. Привычным стало и формальное отношение судов к вопросам обоснованности и законности постановлений о возбуждении уголовных дел, к бесполезности жалоб, поданных в порядке ст. 125 УПК на такие постановления. Все это создало благоприятную почву для манипуляций и давления на субъекты экономики со стороны правоохранительных органов для увеличения показателей, а также незаконного обогащения путем шантажа с угрозой уголовного преследования и отъема имущества», – подчеркнул Дмитрий Салыкин.

Адвокат добавил, что ВС фактически напоминает судам о существовании меры пресечения в виде запрета на совершение определенных действий, о применении которой редко услышишь на практике. Вместе с тем, считает он, такая мера пресечения по делам против предпринимателей является порой более эффективной в смысле пресечения продолжения преступной деятельности, чем стража.

Дмитрий Мыльцын заметил, что многие положения вновь являются декларативными, поэтому вопрос о том, как они будут реализованы на практике, остается.

Злоупотребление должностными полномочиями и контрабанда

Постановление от 16 октября 2009 г. № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» (в редакции Постановления Пленума от 24 декабря 2019 г. № 59) дополнено новым п. 12.1, в котором разъясняется, кто подлежит ответственности по ст. 200.4 УК за злоупотребления в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных или муниципальных нужд, в результате которых причинен крупный ущерб, и на что следует обратить внимание судам.

Также указано, в чем может выражаться иная личная заинтересованность при совершении деяния. Суд, устанавливая мотив корыстной или иной личной заинтересованности, не должен ограничиваться ссылкой на соответствующий признак, а обязан тщательно выяснить все фактические обстоятельства дела и привести в описательно-мотивировочной части приговора доказательства, послужившие основанием для вывода о наличии в содеянном указанного признака.

Из п. 1 Постановления от 27 апреля 2017 г. № 12 «О судебной практике по делам о контрабанде» исключен абз. 3, в соответствии с которым внимание судов обращается на то, что в соответствии с п. 1 ст. 101 Договора о Евразийском экономическом союзе от 29 мая 2014 г. до вступления в силу Таможенного кодекса ЕАЭС таможенное регулирование в Союзе осуществляется в соответствии с Договором о Таможенном кодексе Таможенного союза от 27 ноября 2009 г., а также иными международными договорами государств – членов Союза, регулирующими таможенные правоотношения, заключенными в рамках формирования договорно-правовой базы Таможенного союза (например, Соглашение о порядке перемещения наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров по таможенной территории Таможенного союза от 24 октября 2013 г.).