Переход права выгодоприобретателя по договору страхования

ВС напомнил правила взыскания страхового возмещения при перемене лиц в обязательстве

Гладышева Елена
Управляющий партнер АБ «РИ-Консалтинг», адвокат АП г. Москвы

18 Октября 2022
Судебная практикаГражданское право и процесс

30 сентября 2022 г. Верховный Суд РФ рассмотрел
дело № А40-95754/2021, представляющее интерес с точки зрения судейского воззрения различных инстанций на одни и те же факты.

В рамках спора рассматривались требования банка, приобретшего в 2015 г. право взыскания задолженности по кредитному договору со страховщика, у которого указанная задолженность была застрахована, а выгодоприобретателем являлся заимодавец. При этом заемщик, требования к которому были проданы и который застраховал свою жизнь на сумму долга по кредиту, умер в 2013 г. – то есть за два года до заключения договора цессии между истцом и предыдущим кредитором.

Истец как новый кредитор узнал о смерти заемщика только в 2020 г., когда обратился к страховщику с требованием о выплате страхового возмещения. Страховщик в выплате отказал, сославшись на то, что истец не указан в договоре в качестве выгодоприобретателя, а также обратился с существенной просрочкой. Отказ стал основанием для обращения истца в суд.

Судам всех инстанций предстояло ответить на ряд вопросов, решение которых было необходимо для вынесения верного с точки зрения толкования закона решения. В частности, им нужно было установить следующие обстоятельства: являлись ли действия нового кредитора добросовестными ввиду существенной задержки обращения за страховой выплатой; соблюден ли срок исковой давности; вправе ли истец предъявлять требования к страхователю о выплате страхового возмещения в его пользу?

К сожалению, суды первых трех инстанций дали развернутую оценку со ссылками на ранее сформированные правовые подходы только в отношении довода о пропуске срока исковой давности. Соответствующие выводы первой и кассационной инстанций Верховный Суд полностью поддержал, фактически указав нижестоящим судам на правила определения начального срока исчисления исковой давности по аналогичным спорам. Так, суды верно констатировали, что в рамках рассматриваемого дела дата начала исчисления срока исковой давности напрямую зависит от заявляемых требований. В частности, истец требовал взыскания страхового возмещения в связи с отказом страховщика от добровольной выплаты. Именно дата такого отказа по смыслу положений ст. 195 ГК РФ является моментом нарушения права истца, поэтому срок на предъявление иска должен исчисляться с даты отказа в выплате страхового возмещения или истечения периода его добровольной уплаты.

Апелляция пришла к иному выводу, прислушавшись к доводам ответчика (страховщика), заявившего о пропуске срока исковой давности. Ответчик утверждал, что этот срок должен исчисляться с момента смерти застрахованного лица (должника по кредитному договору). Свои доводы страховщик основывал на том, что право на предъявление требования о взыскании страхового возмещения возникло у первоначального выгодоприобретателя, в дальнейшем передавшего право требования по кредитному договору истцу, именно в момент смерти застрахованного (в 2013 г.). Поскольку в соответствии с п. 6
Постановления Пленума ВС от 29 сентября 2015 г. № 43 перемена лиц в обязательстве не влечет прерывание течения срока исковой давности, для нового кредитора должника (истца) срок исковой давности также должен течь с момента смерти должника.

Кассационная инстанция и Верховный Суд не согласились с такой логикой, обратившись к фундаментальным принципам исчисления срока исковой давности, закрепленным в Общей части ГК.

Данный вывод, хотя и является ситуативным и основанным на фактических обстоятельствах дела, но может быть применен по аналогии в иных процессах, поскольку пропуск срока на обращение за страховым возмещением – нередкий случай в отношениях между банками и страховщиками. При этом изложенный в
Определении Судебной коллегии по экономическим спорам ВС от 30 сентября 2022 г. № 305-ЭС22-9756 вывод дает основания предполагать риск злоупотреблений являющихся выгодоприобретателями кредиторов правом на восстановление пропущенного срока исковой давности путем передачи их прав требования третьим лицам.

Возвращаясь к вопросу об установлении в рамках рассмотрения спора отдельных критериев, отмечу, что вопрос о добросовестности истца в свете обращения за выплатой страхового возмещения должным образом не рассматривался. При этом логичной, на мой взгляд, выглядит прямая связь проблемы пропуска срока исковой давности с добросовестностью истца. Так, при решении вопроса о сроке исковой давности суды установили момент нарушения прав истца и пришли к выводу, что они были нарушены именно отказом страховщика выплатить страховое возмещение.

Представляется, что добросовестность в данном случае будет определяться моментом, когда истец узнал или должен был узнать о своем праве на обращение за страховым возмещением. При этом важно помнить, что добросовестность участника гражданского оборота, специализирующегося на совершении финансовых операций, должна оцениваться по повышенному стандарту доказывания, поскольку такой участник имеет в штате квалифицированных специалистов и обладает опытом ведения аналогичных дел.

В рассматриваемом деле новым кредитором, который приобрел права требования к застрахованному должнику, стал банк, который очевидно должен был с большей осмотрительностью отнестись к вопросу взыскания долга или обращения за страховым возмещением. Именно на это обратил внимание Верховный Суд, подчеркнув, что в материалах дела отсутствуют доказательства, подтверждающие уважительные причины длительного неполучения истцом информации о смерти должника и совершение каких-либо действий в целях получения денежных средств.

Логично предположить, что, если такие доказательства не будут представлены в надлежащем порядке или не убедят суд в добросовестности бездействия истца-банка, суд будет вправе отказать в удовлетворении исковых требований, руководствуясь п. 2 ст. 10 ГК.

Рассматривая вопрос о доказывании права истца на обращение за страховым возмещением, стоит отметить, что для судов он должен был стать ключевым, поскольку в случае отсутствия такого права у истца отсутствовало бы право на иск. Однако суды трех инстанций оставили данный довод без внимания, на что указала Судебная коллегия по экономическим спорам ВС, и именно этот факт повлек отмену судебных актов нижестоящих инстанций.

Так, в определении указано, что для верного разрешения спора судам необходимо рассмотреть вопрос о том, приобрел ли истец права выгодоприобретателя по договору страхования жизни заемщика. В качестве обоснования необходимости рассмотрения данного вопроса ВС пояснил, что, согласно п. 2 ст. 934 ГК, договор личного страхования считается заключенным в пользу застрахованного лица, если в качестве выгодоприобретателя не указано другое лицо. В случае смерти лица, застрахованного по договору, в котором не обозначен иной выгодоприобретатель, таковыми признаются наследники застрахованного. Договор личного страхования в пользу лица, не являющегося застрахованным, в том числе не являющегося застрахованным лицом страхователя, может быть заключен лишь с письменного согласия застрахованного и при отсутствии такого согласия может быть признан недействительным по иску застрахованного (в случае его смерти – по иску наследников).

Согласно ст. 956 ГК страхователь вправе заменить выгодоприобретателя, указанного в договоре страхования, другим лицом, письменно уведомив страховщика. Замена выгодоприобретателя по договору личного страхования, назначенного с согласия застрахованного, допускается лишь с согласия этого лица.

Таким образом, как резюмировал Верховный Суд, к данным правоотношениям применимы именно положения ст. 956 ГК, запрещающие переход права выгодоприобретателя без воли страхователя.

Следует учитывать, что в соответствии с ч. 2 ст. 956 ГК выгодоприобретатель может распоряжаться своим правом на получение страхового возмещения только в том случае, если уже выполнил какую-либо из обязанностей по договору страхования или предъявил страховщику требование о выплате страхового возмещения (страховой суммы). Данные действия выгодоприобретателя влекут трансформацию его права на получение страхового возмещения в классическое обязательственное право с формированием конкретного долгового обязательства, которым владелец такого обязательства вправе распоряжаться по своему усмотрению. Аналогичная трактовка нормы изложена в
Определении Конституционного Суда РФ от 17 ноября 2011 г. № 1600-О-О по вопросу конституционности ч. 2 ст. 956 ГК.

В Определении от 30 сентября 2022 г. Верховный Суд указал также, что положения ст. 956 ГК являются специальным по отношению к гл. 24 Кодекса, поскольку ограничивают субъектный состав лиц, которые вправе распоряжаться их правами выгодоприобретателя, а также регулируют момент возникновения данных прав. Такое специальное регулирование разработано законодателем именно для защиты прав и выгодоприобретателя, и страхователя.

В рассматриваемом случае судом могли бы быть представлены рассуждения о соотношении норм ст. 956 и 960 ГК (последняя регулирует отношения, связанные с переходом права выгодоприобретателя к новому владельцу имущества, если застрахованное имущество отчуждается).

Так, в соответствии с положениями ст. 960 ГК при переходе прав на застрахованное имущество от лица, в интересах которого был заключен договор страхования, к другому лицу права и обязанности по этому договору переходят к лицу, к которому перешли права на имущество. Права выгодоприобретателя в данном случае «следуют» за правом собственности на обеспеченное имущество.

Отличие данной нормы от ст. 956 в том, что последняя регулирует именно отношения с имуществом. Однако в соответствии со ст. 128 Кодекса имущественные права среди прочего являются объектами гражданских прав, – а значит, могут обеспечиваться и быть предметом сделки.

Сущностью кредитного договора является именно установление обязательственных правоотношений между заемщиком и заимодавцем, в том числе (и в основном) по возврату заемщиком суммы долга. Именно данные обязательства обеспечиваются по общему правилу различными видами страхования (жизни, трудоспособности, ответственности и др.).

Таким образом, к кредитному договору, обеспеченному договором страхования, по аналогии могут быть применены положения ст. 960 ГК, являющиеся специальными по отношению к ст. 956.

Для решения данного вопроса и недопущения судебных ошибок представляется целесообразным на уровне Верховного Суда более подробно и предметно рассмотреть вопрос о сущности кредитного договора, обеспеченного договором страхования, и сформировать конкретный подход к распоряжению такими правами и связанными с ними требованиями.