КС решит, соответствует ли Конституции досмотр адвоката в СИЗО без составления протокола

Поводом для обращения в Суд стала невозможность обжаловать действия сотрудников ФСИН, которые руководствовались Законом о содержании под стражей и приказом с грифом «дсп»

Мнения представителей органов власти разделились: некоторые указывали, что норма соответствует Конституции, а если адвоката не устраивают действия сотрудников ФСИН, он может не ходить в учреждение. Другие отметили, что оснований для дифференциации иммунитета личного досмотра между дознавателем, следователем, прокурором и адвокатом нет. Представитель заявителя Александр Передрук указал, что равноправие сторон – важнейший атрибут, без которого невозможно утверждать о том, что правосудие осуществляется на принципе состязательности, беспристрастности и, как следствие, является справедливым.

29 июня Конституционный Суд рассмотрел в заседании жалобу адвоката филиала ННО «Коллегия адвокатов РТ» «Адвокатский центр г. Бугульма» Рамиля Идиятдинова, который подвергся личному досмотру из-за подозрения в проносе телефона в СИЗО.

Основания для обращения в КС

Как указано в жалобе (имеется у «АГ»), в отношении адвоката в ФКУ СИЗО-3 УФСИН России по Республике Татарстан был проведен личный досмотр, поскольку сотрудник учреждения увидел в кармане брюк Рамиля Идиятдинова что-то, похожее на телефон. Адвокат попросил составить протокол досмотра, но ему отказали в этом.

Рамиль Идиятдинов подал административный иск в Бугульминский городской суд Республики Татарстан об оспаривании действий и бездействий администрации по отказу в предоставлении информации об основаниях проведенного личного досмотра, а также в несоставлении протокола при его проведении.

В связи с неопределенностью Закона о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений при обжаловании действий сотрудников ФСИН адвокат руководствовался нормой закона, регулирующего и более подробно раскрывающего порядок действий в сходных отношениях, – положениями ч. 6 ст. 27.7 КоАП. Суд признал это неверным толкованием норм материального права и указал, что сотрудники мест содержания под стражей действовали в соответствии с Законом о содержании под стражей и Приказом Минюста РФ от 20 марта 2015 г. № 64-дсп «Об утверждении Порядка проведения обысков и досмотров в исправительных учреждениях уголовно-исполнительной системы и прилегающих к ним территориях, на которых установлены режимные требования».

Сославшись на Приказ Минюста № 64-дсп и ч. 6 ст. 34 Закона о содержании под стражей, согласно которой «при наличии достаточных оснований подозревать лиц в попытке проноса запрещенных предметов, веществ и продуктов питания сотрудники мест содержания под стражей вправе производить досмотр их вещей и одежды при входе и выходе с территорий мест содержания под стражей, а также досмотр въезжающих и выезжающих транспортных средств, изъятие предметов, веществ и продуктов питания, запрещенных к хранению и использованию подозреваемыми и обвиняемыми. Не подвергаются досмотру вещи и одежда лиц, в производстве которых находятся уголовные дела подозреваемых и обвиняемых и которые обладают правом контроля и надзора за местами содержания под стражей», суд оставил требования без удовлетворения.

Также суд со ссылкой на ч. 6 ст. 34 Закона о содержании под стражей указал, что адвокат не является лицом, освобожденным от досмотра при прохождении на режимную территорию СИЗО. В жалобе в КС Рамиль Идиятдинов обратил внимание, что данное обстоятельство им не оспаривалось, предметом административного иска являлось то, что ход и результаты личного досмотра адвоката не были зафиксированы в протоколе, копия которого не вручена для дальнейшей судебной проверки законности и обоснованности соответствующих действий.

После того как Верховный Суд Республики Татарстан и Шестой кассационный суд общей юрисдикции оставили решение без изменений, а судьи ВС РФ отказали в передаче жалобы для рассмотрения, Рамиль Идиятдинов обратился в Конституционный Суд.

Он посчитал, что своей неопределенностью Закон о содержании под стражей нарушает права и свободы, гарантированные ч. 2 и ч. 3 ст. 55 Конституции, поскольку в нем не указаны:

1) положения и номер закона, в соответствии с которым осуществляется досмотр лиц при их входе и выходе с территорий мест содержания под стражей;

2) основания, которые считаются достаточными для проведения досмотра, признаки, прямо или косвенно указывающие на то, что лицо скрывает при себе или в вещах запрещенные к проносу, хранению и использованию в местах содержания под стражей запрещенные вещи, предметы или продукты питания;

3) порядок проведения досмотра лиц при их входе и выходе с территорий мест содержания под стражей, порядок досмотра их вещей и одежды;

4) порядок фиксации хода проведенного досмотра с вручением копии протокола досмотра лицу, в отношении которого проведен досмотр, в целях дальнейшего обжалования действий сотрудников мест содержания под стражей.

Поскольку в Законе не указан порядок проведения досмотра, указал адвокат, это позволяет должностным лицам федеральных органов исполнительной власти путем издания подзаконных актов вводить свои ограничения, которые не предусмотрены федеральным законодателем. Пунктом 155 Приказа Минюста № 64-дсп определено, что «в случае изъятия запрещенных предметов у граждан при досмотре составляются соответствующие протоколы в соответствии с законодательством Российской Федерации».

Адвокат сослался на Определение Конституционного Суда от 6 марта 2008 г. № 428-О-П, в котором КС указал, что ч. 6 ст. 82 УПК и п. 6 ст. 14 Закона об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы позволяют администрации исправительного учреждения принять решение о проведении личного досмотра и в отношении адвоката. Однако такое решение может иметь место, только если администрация исправительного учреждения располагает данными, позволяющими полагать наличие у адвоката запрещенных к проносу на территорию исправительного учреждения предметов. При этом необходимость личного досмотра должна быть подтверждена указанием как на правовые, так и на фактические основания его проведения, а ход и результаты – письменно фиксироваться, с тем чтобы лицу, в отношении которого проводится личный досмотр, была обеспечена возможность судебной проверки законности и обоснованности соответствующих действий. В противном случае не исключается возможность возникновения объективных и субъективных помех в исполнении адвокатами своих профессиональных обязанностей и тем самым – возможность нарушения баланса конституционно значимых ценностей и интересов и ограничения конституционного права осужденного на получение квалифицированной юридической помощи, что само по себе не может быть оправдано целями, закрепленными в ч. 3 ст. 55 Конституции.

Рамиль Идиятдинов попросил признать ч. 6 ст. 34 Закона о содержании под стражей не соответствующей Конституции.

Спорная норма нарушает адвокатскую тайну?

В Суде адвокат АП Санкт-Петербурга и проекта «Апология протеста» Александр Передрук, представляющий интересы заявителя, подчеркнул, что оспариваемые положения по их буквальному смыслу не соответствуют Конституции в той мере, в которой они ставят одну из категорий лиц (адвокаты, осуществляющие защиту подозреваемых и обвиняемых) в заведомо более неблагоприятное положение по отношению к другим категориям лиц (в производстве которых находятся уголовные дела подозреваемых и обвиняемых) без наличия объективного и разумного оправдания, тем самым нарушают принцип равенства всех перед законом и судом, а также принцип равноправия сторон и состязательности уголовного судопроизводства.

Александр Передрук отметил, что Европейский Суд по правам человека неоднократно заявлял, что притеснение представителей юридической профессии наносит удар по самому сердцу конвенционной системы. Поэтому обыски в домах или офисах адвокатов должны подлежать особенно строгому контролю (Постановление от 4 февраля 2020 г. по делу «Круглов и другие против России», жалобы № 11264/04 и 15 другие). Это же, по его мнению, в полной мере справедливо и в случае личного досмотра адвокатов.

Представитель заявителя указал, что положения ст. 34 Закона о содержании под стражей не предусматривают никаких гарантий от необоснованного вмешательства в охраняемую законом адвокатскую тайну и от нарушения прав адвоката, равно как и гарантий, направленных на обеспечение эффективного судебного контроля фактов досмотра адвокатов. К примеру, при проведении досмотра не составляется протокол, в котором могли бы фиксироваться как правовые, так и фактические основания для этого действия, а также его результаты.

Александр Передрук отметил, что для того, чтобы одновременно учесть и требования конфиденциальности, и требования безопасности, в международных стандартах и национальном законодательстве уже предусмотрено, что сотрудники администрации следственного изолятора могут наблюдать за встречей с адвокатом, однако не должны слышать то, что на ней говорится. Это, посчитал он, позволяет в полной мере реализовать предусмотренные ст. 18 Закона о содержании под стражей полномочия сотрудников следственного изолятора немедленно прервать свидания в случае попытки передачи защитником подозреваемому или обвиняемому запрещенных к хранению и использованию предметов, веществ и продуктов питания и в связи с чем возбудить дело об административном правонарушении, предусмотренном ст. 19.12 КоАП.

Во-вторых, указал Александр Передрук, ст. 34 Закона о содержании под стражей также предусмотрено, что подозреваемые и обвиняемые подвергаются личному обыску, а в местах содержания под стражей в целях выявления, предупреждения, пресечения и раскрытия преступлений проводятся оперативно-разыскные мероприятия в порядке, предусмотренном законом. «Следовательно, при надлежащем исполнении обязанностей, возложенных на сотрудников администрации следственных изоляторов, фактически нивелируются любые риски, связанные с передачей адвокатами подозреваемым и обвиняемым запрещенных предметов, веществ и продуктов питания», – заметил он.

Позиция представителей власти

Полномочный представитель Совета Федерации, сенатор Андрей Клишас указал, что полномочия сотрудников мест содержания под стражей предусмотрены ч. 6 ст. 34 Закона о содержании под стражей. Приказом № 64-дсп установлен порядок их реализации, а не ограничения прав граждан или условия их реализации. В связи с этим нельзя согласиться с доводами о том, что норма «позволяет должностным лицам федеральных органов исполнительной власти путем издания подзаконных актов вводить свои ограничения, которые не предусмотрены федеральным законодателем».

По мнению Андрея Клишаса, невозможно и применение ч. 6 ст. 27.7 КоАП, поскольку в ней говорится о личном досмотре и досмотре вещей, находящихся при физическом лице. Норма регламентирует досмотр как меру обеспечения производства по делу об административном правонарушении и представляет собой принудительное воздействие с целью пресечения правонарушения и обеспечения условий для своевременного и правильного рассмотрения дела и исполнения постановления о назначении административного наказания. Предусмотренные ею гарантии обусловлены характером властного воздействия на гражданина со стороны должностного лица, когда условная «инициатива» взаимоотношений «должностное лицо – гражданин» принадлежит должностному лицу. В отношении же допуска лиц в СИЗО инициатива принадлежит гражданину, которому необходим доступ на режимный объект.

Сенатор напомнил, что досмотр предусмотрен также иными законами и в иных сферах, например в целях обеспечения транспортной безопасности. По его мнению, нормы соответствуют Конституции.

Полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде Александр Коновалов поддержал позицию Андрея Клишаса. Он указал, что оспариваемая норма не посягает на адвокатскую тайну. Несмотря на то что Александр Коновалов посчитал, что не нужно составлять протоколы при каждом досмотре, он отметил, что случаи злоупотребления должны документироваться. По его мнению, возможна видеорегистрация досмотра каждым из его участников.

Александр Коновалов указал, что следователи и дознаватели имеют иммунитет в данном случае, который не означает усиление процессуальной позиции. Следователь – организатор расследования, и в этом качестве он единственный в процессе обладает всей информацией по делу, обязан обеспечить тайну следствия, которая, в отличие от адвокатской тайны, носит полный характер.

Александр Передрук спросил у Андрея Клишаса, исходит ли инициатива взаимоотношений от адвоката или вытекает из его функций, исходящих из закона. Андрей Клишас ответил, что из публично-правового статуса адвоката: посещать подзащитного в СИЗО – это его право, но оно же является обязанностью исходя из деятельности адвоката.

Судья Сергей Казанцев спросил, какие имеются основания для досмотра, на что Андрей Клишас указал, что это оценочная категория и что их определяет должностное лицо, проводящее досмотр.

Тогда судья Гадис Гаджиев уточнил: можно ли сказать, что личный досмотр предполагает обнажение тела и принуждение к этому инспектором или это делается по желанию? В ответе Александр Коновалов заметил, что отличие личного досмотра от личного обыска урегулировано законодательством. По его словам, из уважения к адвокатам основания для досмотра сужены. Он согласился с тем, что в данном случае присутствует субъективизм и что при досмотре лицо может выйти за пределы полномочий, но вновь подчеркнул, что норма конституционна. Ее неправильно интерпретируют правоприменители, пояснил Александр Коновалов. По его мнению, в спорной ситуации адвокат должен отказаться от посещения режимного объекта и обжаловать действия сотрудника.

Полномочный представитель Генпрокурора РФ Вячеслав Росинский посчитал, что законодательство предусматривает возможность обжалования действий сотрудников учреждений ФСИН и носит достаточный характер.

Полномочный представитель министра юстиции РФ Денис Новак отметил, что законодательство не содержит прямого указания на основания различного правового регулирования досмотров в следственном изоляторе адвокатов и лиц, в производстве которых находятся уголовные дела. Поскольку уровень соблюдения правил посещения специальных учреждений не коррелирует с функцией лица в уголовном процессе, разницу правил досмотра вряд ли можно считать оправданной.

Начальник Правового управления ФСИН Владислав Панченко заметил, что в соответствии с актами ограниченного распространения составление протокола по просьбе адвоката не предусмотрено. Протокол составляется только в случае обнаружения запрещенных к проносу предметов. Никакие другие цели, по его словам, досмотр не преследует.

Позиция Федеральной палаты адвокатов

Представитель ФПА Сергей Голубок в заседании Суда рассказал, что в СИЗО-1 «Кремлевский централ» адвокат сначала проходит досмотр с помощью технических средств, а после проводится досмотр всех документов, которые у него имеются. По его словам, проблема заключается в формулировках закона: предусматривается досмотр вещей и одежды, что оставляет простор для любой интерпретации.

Сергей Голубок отметил, что досмотр может быть проведен при наличии достаточных оснований подозревать пронос запрещенных предметов, продуктов питания, при этом нет отсылки к регулированию. Любой документ, который подписал доверитель, сотрудник ФСИН может изъять, посчитав его запрещенным к проносу предметом. Закон предусматривает досмотр не только при входе, но и при выходе из СИЗО. Если же адвокат отказывается от досмотра, его не выпускают. «Это более опасный досмотр, чем на входе, потому что сотрудники ФСИН особенно заинтересованы в том, чтобы узнать, что происходило в ходе свиданий», – заметил представитель ФПА.

Сергей Голубок указал, что документами, которые носят гриф «дсп», нельзя регулировать вопросы, являющиеся предметом данного рассмотрения. Фактически рассматривается только ч. 6 ст. 34 Закона о содержании под стражей, которая, по мнению ФПА, не соответствует Конституции.

В заключительной речи Александр Передрук подчеркнул, что государству важно охранять тайну следствия так же, как и адвокатскую тайну, иначе доверия к суду нет.

Адвокатская тайна должна быть защищена

В комментарии «АГ» Александр Передрук обратил внимание на то, что органы государственной власти имели диаметрально противоположные позиции. К примеру, полномочный представитель Правительства РФ Михаил Барщевский в письменном отзыве указал на то, что отсутствует какая-либо объективная разница в обращении с адвокатами, следователями и дознавателями, которая наделяет лишь последних иммунитетом дополнительных досмотров в следственных изоляторах. Другие полагали, что оспариваемые положения соответствуют Конституции, однако не объяснили, почему адвокатская тайна подлежит меньшей охране и защите, нежели тайна следствия.

Александр Передрук заметил, что вместе с Сергеем Голубком пытался показать КС, что адвокат приходит в СИЗО не потому, что хочет там оказаться по какой-то причине, а потому что должен исполнять обязанности, возложенные на него законом, в том числе обязанности публичные.

«Меня волнует вопрос сохранения адвокатской тайны. Я могу не взять в следственный изолятор то, что я не хотел бы, чтобы стало достоянием третьих лиц. Условно: я могу не брать с собой письмо, полученное от дальнего родственника, если не хочу, чтобы моя семейная тайна стала предметом внимания каких-либо лиц. Но при этом я как адвокат не могу не взять с собой материалы адвокатского досье, которые должны использоваться в беседе с доверителем, либо я как адвокат не могу не записать его рекомендации и поручения, которые он мне дал (например, что-либо обжаловать или внести правки в процессуальные документы, которые я с ним согласовывал в рамках этого визита). И, как следствие, вмешательством в адвокатскую тайну может быть нарушено право на защиту, а без права на защиту нет и не может быть справедливого судебного разбирательства. В конечном итоге главным бенефициаром в этом вопросе будет не кто иной, как правосудие и общество в целом, потому что равенство процессуальных оппонентов, их процессуального “оружия” и в целом равноправие сторон – важнейший атрибут, без которого невозможно утверждать о том, что правосудие осуществляется на принципе состязательности, беспристрастности и, как следствие, является справедливым», – заключил он.

На вопрос «АГ» о том, как должна выглядеть спорная норма, чтобы права адвокатов не нарушались, Сергей Голубок ответил, что ее вообще не должно быть.