Судьи и адвокаты обсудили перспективы реализации принципа добросовестности в российском праве

17 июля в Москве прошло заседание Клуба им. Д.Н. Замятнина, посвященное теме «Добросовестность как правовая категория»

Присутствующие рассмотрели добросовестность как гражданско-правовую и процессуальную категорию, поговорили о ее особенностях при банкротстве, обсудили особенности реализации принципа добросовестности в международных и уголовно-процессуальных правоотношениях.

Как уже сообщала «АГ», 17 июля состоялось очередное заседание Клуба им. Д.Н. Замятнина, посвященное теме «Добросовестность как правовая категория».

Заседание открыл председатель Совета судей РФ, секретарь Пленума ВС РФ Виктор Момотов, рассказав о добросовестности как модели поведения в законодательстве и судебной практике. В своем выступлении он отметил, что нормативно-правовое закрепление принципа добросовестности и его соблюдение всеми участниками гражданского оборота позволяют создать понятные и прозрачные «правила игры» в экономике, сформировать комфортную деловую среду и атмосферу доверия на рынке. 

Добросовестность в гражданском праве

О добросовестности участников гражданского оборота рассказал судья Верховного Суда Сергей Асташов. Он отметил, что прямое введение принципа добросовестности в ГК РФ только в 2013 г. не означает его отсутствие в российском праве до этого. По мнению, Сергея Асташова, одним из важных аспектов применения принципа добросовестности является отступление при его помощи от формального применения норм права, которое может привести к принятию решения, не соответствующего целям правового регулирования. Однако подметил и обратную сторону принципа: его оценочность влечет за собой непредсказуемость судебного толкования для сторон спора в каждом конкретном случае.

Судья ВС привел ряд конкретных примеров из законодательства и судебной практики, когда норма о добросовестности защищает участников гражданского оборота. Так, он отметил, что когда сделка не отвечает требованиям добросовестности, она признается противоречащей закону. Если одновременно с этим она нарушает права третьих лиц, то это влечет за собой ее ничтожность. «Уникальный случай, когда ничтожность сделки определяется оценочным признаком», – подчеркивает спикер. По его мнению, рассматриваемый принцип также помогает пресекать попытки «вывести» имущество из-под обращения взыскания посредством заключения договоров дарения, купли-продажи и иных сделок. 

Отдельно Сергей Асташов обратил внимание на подход Верховного Суда, согласно которому для сторон договора, подлежащего государственной регистрации, он считается заключенным даже при отсутствии регистрации. В то же время для третьих лиц эта сделка не имеет правового значения в силу отсутствия госрегистрации. Именно исходя из принципа добросовестности, ВС запретил сторонам договора ссылаться на его незаключенность. По словам судьи, это указание вызвало бурю дискуссий, однако сам он считает такое толкование обоснованным.

Сергей Асташов пояснил, когда применяется принцип добросовестности, выделив два случая. Первый – отсутствие нормы, регулирующей соответствующее правоотношение. Второй – необходимость дать верное толкование другой норме права, подлежащей применению в конкретном деле.

Завершая свое выступление, судья отметил универсальность принципа добросовестности для гражданского и гражданского процессуального права, а также тесную связь данной категории с эстоппелем.

Добросовестность при банкротстве

Реализацию принципа добросовестности в процессе банкротства осветил судья Верховного Суда Иван Разумов. «Мне кажется, все нормы Гражданского кодекса вытекают из принципа добросовестности, пропитаны им», – сообщил он, подчеркнув, что категория добросовестности до прямого закрепления ее в ГК была сформулирована в судебной практике, но не была изобретена ею. По сути, суды более четко сформулировали то, что и так вытекало из норм Гражданского кодекса.

По его мнению, добросовестность и справедливость – разные категории. Справедливость обладает определенным субъективизмом, которого нет в добросовестности. Иван Разумов говорит, что конкретные ситуации из жизни судьи меняют его представление о справедливости, с добросовестностью же этого не происходит. Именно принцип добросовестности помогает верно разрешить дело, когда применение иных норм противоречит духу закона. Судья полагает, что толкование добросовестности – это не правотворчество суда, а правоприменение, основанное на духе закона и воле законодателя, выраженной в целях правового регулирования: «Тогда мы можем говорить, что обеспечивается единообразие судебной практики», – поясняет он.

Иван Разумов отмечает, что ВС дал грамотное определение добросовестности в Постановлении Пленума от 23 июня 2015 г. «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации», однако оно не работает в банкротстве, в процессе которого участвуют не две связанные правоотношением стороны, а множество лиц, большая часть их которых состоят в отношениях исключительно с должником и не имеют связи друг с другом.

Судья рассказал о том, что в законе о банкротстве есть нормы, которые противоречат друг другу. Так, в случае возникновения признаков банкротства руководитель обязан принять все зависящие от него разумные необходимые меры, направленные на предупреждение банкротства должника. В то же время Закон о банкротстве возлагает на руководителя обязанность в аналогичном случае обратиться в суд с заявлением о банкротстве. 

По мнению Ивана Разумова, не совсем ясно, как определить, что должен был делать руководитель организации и в каком случае возможно его привлечение к субсидиарной ответственности. В Постановлении от 21 декабря 2017 г. № 53 Верховный Суд разрешил этот вопрос, применив категорию добросовестности: обязанность руководителя по обращению в суд с заявлением о банкротстве возникает в момент, когда добросовестный и разумный руководитель, находящийся в сходных обстоятельствах, в рамках стандартной управленческой практики, учитывая масштаб деятельности должника, должен был объективно определить наличие одного из обстоятельств, указанных в п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве.

Добросовестность и эстоппель

Адвокат АП г. Москвы, руководитель уголовно-правовой практики и партнер АБ «Егоров, Пугинский, Афанасьев и партнеры» Виктория Бурковская рассказала о применении принципа добросовестности и эстоппеля не только в гражданско-правовых спорах, но и в спорах между государствами и в уголовном процессе. 

Она напомнила участникам заседания, что 5 апреля 2019 г. орган по разрешению споров ВТО признал необоснованными претензии Украины к России по спору об ограничении транзита товаров, следующих с территории Украины через территорию РФ, основываясь на принципе добросовестности. Адвокат полагает: это в том числе связано с тем, что это единственный принцип, который имеет примерно одинаковое базовое значение в разных государствах. Она также подчеркнула, что Украина, проигравшая спор, отказалась от права на апелляцию и начала исполнение решения.

Удивительной особенностью законодательства РФ, по мнению Виктории Бурковской, является недостаточное количество норм, способных обеспечить защиту интересов стороны судебного спора в случае очевидной недобросовестности второй стороны. Она приводит примеры из английской практики, которая выработала два эффективных способа противодействия процессуальным злоупотреблениям.

Первый – это концепция сговора, под которым понимается ситуация, когда стороны гражданских правоотношений вступают в недобросовестный сговор, чтобы достичь выгодного им процессуального результата. В качестве примера адвокат приводит случай, в котором банк-кредитор просил суд признать действия акционеров и дочерних компаний банкротящегося завода сговором, так как хотя формально они и действовали по закону, но целью было недобросовестное сокращение имущественной массы должника, на которую мог претендовать банк.

Второй способ защиты от злоупотреблений в английском процессуальном праве – институт неуважения к суду: если английский суд установил, что на территории другой юрисдикции стороной совершены действия, которые «торпедируют» английский судебный процесс, на плечи такой стороны ложатся существенные судебные издержки. Виктория Бурковская привела пример: сторона инициировала возбуждение уголовного дела, по которому задержаны лица, участвующие в английском споре, что затягивает английский процесс. Институт неуважения к суду сработает, если будет установлено: российское уголовное дело возбуждено исключительно для того, чтобы помешать разрешению дела в английском суде.

Адвокат рассказала, что английскому и американскому праву также известен институт раскрытия доказательств, которого в РФ нет. Высокая стоимость судебных процессов в этих юрисдикциях мотивирует стороны поскорее достигнуть соглашения. Лучший способ договориться – произвести раскрытие доказательств. Представители сторон дают свидетельские показания, подтверждая, что стороны сообщили друг другу всю необходимую информацию. Если в процессе рассмотрения дела выясняется, что сторона умышленно что-то скрыла, суд выносит решение в пользу другой, добросовестной стороны. 

Виктория Бурковская считает, что Россия остро нуждается в развитии норм гражданского и арбитражного процессуального права в части способов реагирования суда на недобросовестное поведение сторон. Она отметила, что значительная часть российских корпоративных уголовных дел обусловлена двумя причинами: созданием «процессуального пресса» и необходимостью сбора доказательств. Более того, по ее мнению, в нашей стране в целом распространена практика возбуждения уголовных дел с целью собрать доказательства для гражданского или арбитражного процесса. 

Виктория Бурковская выделила важную проблему: сейчас в Великобритании рассматривается немало споров, в которых бывшие российские государственные чиновники пытаются изъять у третьих лиц имущество, которое, как указывают истцы, на самом деле принадлежит им, а третьи лица – лишь номинальные владельцы. Существует серьезная вероятность, что английский суд вынесет решение в пользу чиновника. Поскольку активы по таким спорам находятся в России, именно в российский суд истец обратится за признанием и исполнением решения. Адвокат считает огромным недочетом тот факт, что российский АПК не имеет возможности применить эстоппель при исполнении решения, даже если проигравшая сторона будет ссылаться на фальсификацию доказательств в английском суде и сможет это доказать. Напротив, в Великобритании судья может полностью пересмотреть все факты при исполнении иностранного судебного акта, в том числе если сторона указывает, что решение получено при недобросовестном процессуальном поведении другой стороны.  

Заканчивая свое выступление, Виктория Бурковская затронула недобросовестное поведение и возможности применения эстоппеля в российском уголовном праве. По ее мнению, отсутствие надлежащего правового регулирования приводит к парадоксальным ситуациям. Например, лицо продало акции много лет назад и своими дальнейшими действиями неоднократно подтверждало факт правомерного отчуждения. Тем не менее в российском уголовном процессе возможно дальнейшее возбуждение уголовного дела, когда такое лицо, противореча своему прежнему поведению, утверждает, что его акции украли. Адвокат полагает, что Верховному Суду необходимо пресекать такие очевидные попытки вмешательства уголовно-правовых отношений в гражданский оборот.

Екатерина Коробка