КС напомнил, что ошибочное обращение за соцвыплатой не содержит признаков мошенничества
Он подчеркнул, что формальные признаки деяния, запрещенного в Особенной части УК, непреложны для суда, обязанного руководствоваться ими при квалификации любого инкриминируемого лицу преступления
Один из экспертов «АГ» назвал важным тезис Суда о непреложности для судов формальной совокупности признаков уголовно наказуемого деяния при рассмотрении конкретного дела с необходимостью обязательной оценки “криминальности” деяния как по содержанию, так и по последствиям. Другой заметил, что, несмотря на категорический запрет, закрепленный в ч. 2 ст. 5 УПК РФ, о недопустимости объективного вменения, оно довольно широко распространено в уголовном праве. Третий полагает, что проблематика, поднятая КС, напрямую затрагивает институт малозначительного преступного деяния, остающегося весьма субъективным и сложным в оценке в правоприменительной сфере, в то время как суды до сих пор не могут выработать единой политики в отношении квалификации преступления как такового.
Конституционный Суд вынес Определение № 1832-О/2023 по жалобе на неконституционность ч. 1 ст. 159.2 «Мошенничество при получении выплат» УК РФ.
С жалобой в КС обратилась Ольга Павленко, которую мировой судья признал виновной в совершении преступления, предусмотренного этой статьей, при получении пособия по безработице. В свою очередь, апелляция указала, что хотя совершенное деяние формально и содержало признаки предусмотренного в ч. 1 ст. 159.2 УК состава, но в силу малозначительности (размер материального ущерба составил 3,2 тыс. руб.) оно не представляло общественной опасности, а потому не являлось преступлением. С учетом этого обвинительный приговор был отменен, а уголовное дело прекращено ввиду отсутствия в деянии состава преступления, за Ольгой Павленко было признано право на реабилитацию. Впоследствии кассационные суды, в том числе ВС РФ, поддержали судебный акт апелляции.
Тем не менее Ольга Павленко обратилась в Конституционный Суд с жалобой на то, что ч. 1 ст. 159.2 УК не соответствует Конституции, поскольку позволяет привлекать гражданина к уголовной ответственности без опровержения презумпции добросовестности его действий и без установления признаков совершения им обмана, возлагая на него уголовное наказание только за сам факт обращения за соцвыплатой. По мнению заявительницы, судебными актами в ее уголовном деле был поставлен под сомнение принцип свободы трудового договора, а также сделан вывод, что она до подписания такого договора и до фактического выхода на работу уже была трудоустроена и не имела права на получение пособия по безработице.
Изучив доводы жалобы, Конституционный Суд не нашел оснований для принятия ее к рассмотрению. Он напомнил, что не содержит объективных признаков мошенничества обращение лица в госорган для разрешения вопроса о праве, если при этом представлены документы, необходимые для разрешения такого вопроса и достаточные для его правильного разрешения, тем более когда эти документы не имеют признаков подделки или подлога либо их представление не сопряжено с совершением других намеренных действий, специально направленных на создание условий для принятия органом или должностным лицом ошибочного решения. В силу же принципа вины не допускается объективное вменение, то есть уголовная ответственность за невиновное причинение вреда (ч. 2 ст. 5 УК РФ), с чем согласуется указание в оспариваемой норме на заведомую ложность или недостоверность сведений, сообщаемых лицом, действующим с прямым умыслом и корыстной целью. В Постановлении Пленума ВС РФ от 30 ноября 2017 г. № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» дополнительно разъясняется содержание обмана как способа совершения мошенничества при получении выплат, предусмотренного оспариваемой нормой, также конкретизируется предмет такого преступления.
Соответственно, заметил КС, ст. 159.2 УК РФ не содержит неопределенности, в результате которой лицо было бы лишено возможности осознавать общественную опасность и противоправность своего деяния, а также предвидеть наступление ответственности за его совершение, равно как не предполагает и ответственности за правомерные действия или невиновное причинение вреда. При этом формальные признаки деяния, запрещенного в Особенной части УК, непреложны для суда, обязанного руководствоваться ими при квалификации любого инкриминируемого лицу преступления.
«Тем не менее выявление формальных признаков состава преступления в совершенном деянии не всегда предопределяет признание его преступным, поскольку содеянное в силу поведения самого виновного может и не достигать того уровня опасности, который легитимирует уголовное преследование. В правовой системе России преступлению, в отличие от иных правонарушений, присуща особая, а именно криминальная общественная опасность, при отсутствии которой даже деяние, формально подпадающее под признаки уголовно наказуемого, в силу малозначительности не может считаться таковым», – напомнил КС. Он заключил, что ч. 1 ст. 159.2 УК не может расцениваться как нарушающая конституционные права заявительницы, а установление фактических обстоятельств, свидетельствующих о наличии или отсутствии основания для получения пособия по безработице, не входит его в компетенцию.
Как отметил заместитель председателя КА «Нянькин и партнеры» Алексей Нянькин, в определении затронута проблема квалификации как уголовно наказуемого деяния, формально содержащего признаки преступления, но очевидно не представляющего должной степени общественной опасности. «В конкретном случае заявительница была освобождена от уголовной ответственности в связи с малозначительностью деяния, что было ей расценено как незаконное привлечение к уголовной ответственности в силу несоответствия Конституции РФ нормы уголовного закона. Однако здесь проявилось не только зачастую присущее органам предварительного расследования объективное вменение, на что косвенно указал КС, но и непрекращающаяся “гонка за показателями”, когда любое формально противоправное деяние без должной оценки субъективной стороны преступления расценивается как уголовно наказуемое. Важным представляется тезис Суда о непреложности для судов формальной совокупности признаков уголовно наказуемого деяния при рассмотрении конкретного дела с необходимостью обязательной оценки “криминальности” деяния как по содержанию, так и по последствиям», – заметил он.
Адвокат, управляющий партнер Criminal Defense Firm Алексей Новиков заметил, что, несмотря на категорический запрет, закрепленный в ч. 2 ст. 5 УПК РФ, о недопустимости объективного вменения, оно довольно широко распространено в уголовном праве, и не только. «Причин тому немало, поэтому приведу пример на паре-тройке основных. Итак, в погоне за показателями однозначно и бесповоротно применяется формальный подход к организации предварительного следствия. То есть даже при отсутствии перспективы привлечения к уголовной ответственности уголовные дела возбуждаются, а затем и направляются в суд. При этом правоохранительная система устроена так, что каждый последующий этап в подавляющем большинстве закрепляет ошибки, допущенные дознавателями, следователями, прокурорами и судьями. Нельзя не учитывать и загруженность судов первой и второй инстанций. Как ни печально признавать, но это обстоятельство состоит в прямой причинно-следственной связи с вышеуказанной причиной. Если сдобрить эти две причины третьей, которая, на мой взгляд, состоит в резком падении стандартов доказывания и нивелировании норм Уголовно-процессуального кодекса, то результат вовсе печален. Имеем, как говорится, что имеем», – прокомментировал он.
Его коллега, старший партнер Criminal Defense Firm Алексей Касаткин подчеркнул, что проблематика, освещенная КС, напрямую затрагивает институт малозначительного преступного деяния, остающегося весьма субъективным и сложным в оценке в правоприменительной сфере, в то время как суды до сих пор не могут выработать единой политики в отношении квалификации преступления как такового. «Весомый вклад в разрешение указанного вопроса внес ВС РФ, который ранее отмечал, что возможность или невозможность расценить деяние в качестве малозначительного не может быть установлена абстрактно, исходя только из сформулированной в уголовном законе конструкции преступления, за совершение которой установлена ответственность. Безусловно, ч. 2 ст. 14 УК РФ направлена прежде всего на реализацию принципа справедливости и отграничение преступления от иных правонарушений. Как показывает практика, в вопросах трактовки малозначительности преступления каждый суд принимает во внимание собственные критерии и категории, отличные от критериев других судебных учреждений, что в полной мере подтверждается позицией КС, формулирующего собственное определение малозначительности», – отметил адвокат.
Вместе с тем, по словам эксперта, следует учитывать, что личность лица, совершившего преступление, и факты позитивного поведения не являются обстоятельствами, характеризующими малозначительность деяния, но они должны учитываться только при назначении наказания. В вопросах установления малозначительности следует обращать внимание на характер совершенного деяния и роль лица в его совершении, степень вины, пределы осуществления преступного намерения, способ, обстановку совершения содеянного, размер вреда и тяжесть наступивших последствий, указал он.
«Законодательство устанавливает случаи, когда за совершение какого-либо деяния может применяться как уголовная, так и административная ответственность. Ярким примером являются ч. 1 ст. 158 УК РФ (“Кража”) и ст. 7.27 КоАП РФ (“Мелкое хищение”). В данном случае законодатель самостоятельно устанавливает разграничение по стоимостному признаку. Так, образующий состав размер хищения в рамках ч. 1 ст. 158 УК РФ должен превышать 2,5 тыс. руб. Только в этом случае он будет признан общественно опасным, то есть преступным. В нынешних реалиях следственные органы привлекают к уголовной ответственности за совершение деяний, формально содержащих признаки преступления, не давая оценки их малозначительности, что недопустимо в реалиях правового государства, которое декларировано Конституцией РФ», – заключил Алексей Касаткин.