Когда нельзя привлечь к субсидиарной ответственности учредителя общества, о банкротстве которого он не заявил

Верховный Суд указал, что обязательство у общества возникло задолго до банкротства, а апелляция и кассация ошибочно отождествили срок возникновения обязательства со сроком его исполнения

Один из экспертов «АГ» отметил, что Верховный Суд изготовил довольно интересное определение в защиту интересов контролирующего лица. Другая посчитала, что определение не является практикообразующим, но указала, что суды зачастую не указывают точный размер субсидиарной ответственности. Третий заметил, что значение имеет не само наличие неисполненного обязательства, а потенциальная осведомленность контролирующего лица о невозможности его исполнения, возникшая в определенный период времени.

В Определении
№ А40-6179/2018 от 23 августа Верховный Суд указал, что нельзя привлечь учредителя и единственного участника общества к субсидиарной ответственности, если банкротство возникло вследствие исполнения обязательства, которое появилось задолго до банкротства.

В рамках дела о банкротстве ООО «Комплект КС» его конкурсный управляющий обратился в суд с заявлением о привлечении к субсидиарной ответственности руководителя и единственного участника общества Андрея Моисеенко. Свое решение он мотивировал тем, что руководитель должника не подал в суд заявление о банкротстве организации.

Отказывая в удовлетворении заявления конкурсного управляющего, суд первой инстанции счел, что в указанный им период общество не имело признаков неплатежеспособности и недостаточности имущества.

Суд апелляционной инстанции вынес иное решение, удовлетворив заявление конкурсного управляющего на основании действовавшего на тот момент п. 2 ст. 10 Закона о банкротстве. Апелляция исходила из того, что Андрей Моисеенко в силу ст. 9 этого Закона должен был инициировать судебный процесс банкротства должника не позднее 21 сентября 2015 г., чего он не сделал. Суд установил, что общество в июне 2015 г. вследствие финансовых трудностей фактически перестало исполнять обязательства перед кредиторами и вскоре впало в ситуацию объективного банкротства. Размер ответственности Моисеенко суд определил в сумме более 43 млн руб. Суд округа согласился с судом апелляционной инстанции.

Андрей Моисеенко обратился в Верховный Суд. В отзыве на кассационную жалобу конкурсный управляющий сослался на отсутствие оснований для отмены обжалуемых постановлений, попросил прекратить производство по кассационной жалобе вследствие завершения конкурсного производства в отношении общества и исключения его 28 июля из ЕГРЮЛ.

Верховный Суд указал, что п. 5 ч. 1 ст. 150 АПК предусмотрены процессуальные последствия в виде прекращения производства по делу (жалобе), наступающие вследствие невозможности вынесения судебного акта, касающегося прав и обязанностей ликвидированной организации, являющейся стороной спора – истцом или ответчиком, при условии, что не произошло правопреемство в материальном правоотношении. В рассматриваемом случае истец уступил требование к Андрею Моисеенко ООО «Гранд финанс», определением суда первой инстанции была произведена процессуальная замена. Поскольку правопреемник правоспособность не утратил, не имеется объективных препятствий для рассмотрения кассационной жалобы.

ВС отметил, что в п. 2 ст. 10 Закона о банкротстве, действовавшем ранее, и ст. 61.12 этого Закона, действующей в настоящее время, законодатель презюмировал наличие причинно-следственной связи между обманом контрагентов со стороны руководителя должника в виде намеренного умолчания о возникновении признаков банкротства, о которых он должен был публично сообщить в силу Закона, подав заявление о несостоятельности, и негативными последствиями для введенных в заблуждение кредиторов, по неведению предоставивших исполнение лицу, являющемуся в действительности банкротом, явно неспособным передать встречное исполнение. Субсидиарная ответственность такого руководителя ограничивается объемом обязательств перед этими обманутыми кредиторами, то есть объемом обязательств, возникших после истечения месячного срока, предусмотренного п. 2 ст. 9 Закона о банкротстве. В рассматриваемом случае таких обязательств у общества не имеется.

Суд апелляционной инстанции установил, что Андрей Моисеенко должен был инициировать процесс банкротства должника не позднее 21 сентября 2015 г. Обязательства, ответственность по которым возложена на Моисеенко, возникли на стороне общества до 2015 г. Так, задолженность, относящаяся к спору по делу
№ А40-240521/15, по сути, касается регрессного обязательства общества (принципала), возникшего вследствие осуществления АО «Гранд Инвест Банк» платежа в пользу ООО «Киосера Документ Солюшенз Рус» (бенефициара) по безотзывной банковской гарантии, выданной 16 июня 2014 г. Обязательство возместить банку сумму, уплаченную им бенефициару, общество приняло на себя в момент заключения с банком договора от 16 июня 2014 г. о предоставлении банковской гарантии, то есть в 2014 г. По делу
№ А40-17443/2016 с общества в пользу банка взыскано вознаграждение за выдачу гарантии по договору от 16 июня 2014 г. Обязательство выплачивать в соответствии с согласованным графиком вознаграждение за выдачу гарантии общество также приняло на себя в момент заключения с банком договора от 16 июня 2014 г.

По мнению ВС, суды апелляционной инстанции и округа ошибочно отождествили срок возникновения обязательства со сроком его исполнения. Несмотря на то что срок исполнения обязательств в сумме более 43 млн руб. пришелся на период после 21 сентября 2015 г., сами обязательства были приняты обществом ранее – 16 июня 2014 г., когда банк – контрагент общества заключил с ним договор и выдал по просьбе последнего безотзывную банковскую гарантию. В это время, как установил суд апелляционной инстанции, на стороне руководителя еще не возникла обязанность по обращению в суд с заявлением о банкротстве подконтрольного общества, а значит, не имел место обман банка руководителем путем нераскрытия информации о тяжелом финансовом положении общества.

«Требование о привлечении Моисеенко А.А. к субсидиарной ответственности по каким-либо другим обязательствам должника или по основанию, связанному с доведением общества до банкротства, конкурсный управляющий на разрешение суда не передавал, такого рода обстоятельств не приводил и не обосновывал», – указывается в определении. Верховный Суд оставил в силе решение первой инстанции.

Старший юрист практики трудового права Lidings Елизавета Фурсова отметила, что рассмотрение заявлений о привлечении контролирующих должника лиц к ответственности после завершения конкурсного производства неудивительно. Верховный Суд уже давно указывает, что такое заявление можно рассмотреть после завершения конкурса, и это не является экстраординарной процедурой. Такая позиция направлена на защиту интересов кредиторов, которые желают хоть как-либо восполнить свои потери за счет конкурсной массы. «Тем удивительна позиция конкурсного управляющего, заявившего ходатайство о прекращении производства на таком основании», – отметила она.

По мнению Елизаветы Фурсовой, интересна позиция Верховного Суда о моменте возникновения обязательств в сочетании с моментом, когда контролирующее лицо должно было подать заявление о признании должника банкротом. Статьи 61.12 (прежний п. 2 ст. 10) и 9 Закона о банкротстве дают предельно ясный ответ на этот вопрос: для целей привлечения контролирующего лица к ответственности за неподачу заявления существенное значение имеет именно дата возникновения обязательства, а не дата, когда должник должен был исполнить обязательство, но не смог.

«По сути, в определении Верховный Суд рассматривал вопрос, когда у должника (принципала по банковской гарантии – договор заключен до внесения изменений в параграф 6 главы 23 ГК) возникло обязательство, вытекающее из, собственно, этой гарантии: в момент заключения договора либо в момент, когда он стал обязан возместить гаранту денежные средства. Статьи 8 и 317 ГК дают на этот вопрос однозначный ответ, что и подтвердил Верховный Суд, указав, что суды ошибочно отождествили момент возникновения обязательства и момент возникновения обязанности по его исполнению. Судами установлено, что контролирующее лицо должно было подать заявление не позднее 21 сентября 2015 г. Договор банковской гарантии был заключен в июне 2014 г., на тот момент обязанность по подаче заявления отсутствовала, в связи с чем в действиях руководителя нет никакого обмана кредиторов и попыток скрыть финансовое состояние общества», – указала Елизавета Фурсова.

Юрист посчитала, что Верховный Суд изготовил довольно интересное определение в защиту интересов контролирующего лица: «Учитывая тенденцию все большего привлечения к субсидиарной ответственности, такое определение может умерить пыл особо рьяных кредиторов и арбитражных управляющих, стремящихся пополнить конкурсную массу за счет денежных средств руководителей, которые не всегда виновны в банкротстве должника».

Юрист корпоративной и арбитражной практики АБ «Качкин и Партнеры» Анна Васильева отметила, что субсидиарная ответственность за неподачу заявления о признании должника банкротом основана на недопустимости введения кредиторов в заблуждение относительно финансового состояния должника. Руководитель компании несет обязанность подать заявление о признании ее банкротом, если у нее есть признаки неплатежеспособности и недостаточности имущества. Кредиторы, вступая в отношения с компанией, в отношении которой не подано заявление о банкротстве, исходят из того, что имущества должника достаточно для исполнения своих обязательств надлежащим образом. Оценка финансового положения компании-должника производится кредитором именно на момент вступления с ней в отношения, а не на момент, когда наступит срок исполнения обязательства, именно поэтому для определения размера субсидиарной ответственности учитываются обязательства, возникшие после появления у директора обязанности обратиться в суд с заявлением.

Анна Васильева указала, что данный вопрос не вызывает существенных затруднений на практике, однако в судебном акте о привлечении контролирующего лица к субсидиарной ответственности должен быть указан точный размер такой ответственности, что суды иногда не делают.

Юрист отметила, что в определении Верховный Суд не оценивал момент возникновения у директора обязанности обратиться в суд с заявлением о признании должника банкротом, сославшись на определение суда апелляционной инстанции, согласно которому выводы о наличии у должника признаков неплатежеспособности сделаны на основании показателей финансового анализа и наличия у должника задолженности перед кредитором, которому было направлено письмо о наличии у должника финансовых затруднений; судебного акта о взыскании задолженности. Суд первой инстанции при этом пришел к выводу об отсутствии у должника признаков неплатежеспособности.

«Вопрос определения признаков неплатежеспособности и недостаточности имущества является “больным” для правоприменительной практики. Суды зачастую не руководствуются установленными в законе понятиями неплатежеспособности и недостаточности имущества. В рассматриваемом деле сложно утверждать о том, были ли у должника признаки неплатежеспособности на дату, указанную в постановлении суда апелляционной инстанции. Неуплата задолженности перед конкретным кредитором не свидетельствует о наличии таких признаков, поскольку значение имеет именно прекращение должником исполнения обязательств перед кредиторами, вызванное недостаточностью денежных средств, которая предполагается. То есть если привлекаемое к ответственности лицо предоставит сведения о том, что денежных средств было достаточно, а обязательства перед кредитором не исполнялись по иным причинам, то нельзя говорить о наличии у него обязанности обратиться в суд с заявлением о признании должника банкротом», – указала Анна Васильева.

Руководитель ООО «Юридическая Контора “Щит и Меч”» Андрей Коновалов посчитал, что ВС упустил один существенный момент. Говоря о том, что суды апелляционной инстанции и округа, привлекая Моисеенко к субсидиарной ответственности, ошибочно отождествили срок возникновения обязательства со сроком его исполнения, ВС РФ не учел, что в соответствии с правовой позицией, изложенной в п. 9 Постановления Пленума ВС РФ от 21 декабря 2017 г. № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве», обязанность руководителя по обращению в суд с заявлением о банкротстве возникает в момент, когда добросовестный и разумный руководитель, находящийся в сходных обстоятельствах, в рамках стандартной управленческой практики, учитывая масштаб деятельности должника, должен был объективно определить наличие одного из обстоятельств, указанных в п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве и являющихся основанием для возникновения у него обязанности по подаче в суд заявления о банкротстве подконтрольной ему организации.

Как видно из разъяснения, отметил юрист, значение имеет не само наличие неисполненного обязательства, а потенциальная осведомленность контролирующего лица о невозможности его исполнения, возникшая в определенный период времени (в данном случае до 21 сентября 2015 г.). «Именно названный факт должен был иметь ключевое значение при решении вопроса о привлечении Андрея Моисеенко к субсидиарной ответственности по обязательствам, однако судами он вообще не выяснялся», – указал Андрей Коновалов.