ВС обобщил практику применения норм международного права при рассмотрении уголовных дел

В одном из положений Верховный Суд указал, что следует учитывать суду при рассмотрении дел о нарушениях при проведении обысков у адвокатов

По мнению одного из экспертов «АГ», само появление такого обзора является положительным событием на фоне продолжающихся научно-практических дискуссий относительно правового значения и юридической силы правовых позиций межгосударственных органов по правам человека в правовой системе России. Другой указал, что значимым является то, что Верховный Суд РФ задает для нижестоящих судов в качестве ориентира достаточно редкие случаи применения принципов и норм международного права.

8 декабря Президиум ВС РФ утвердил Обзор практики применения судами общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ при рассмотрении уголовных дел. Большая часть положений касались вопроса допустимости доказательств по уголовному делу.

В начале обзора ВС отметил, что анализ практики рассмотрения судами уголовных дел и материалов в порядке уголовного судопроизводства показывает, что российские суды руководствуются прежде всего Конституцией РФ, законодательными актами РФ, предусматривающими возможность судам обращаться к общепризнанным принципам и нормам международного права и международным договорам РФ. Кроме того, суды учитывают разъяснения, содержащимися в постановлениях Пленума ВС РФ от 31 октября 1995 г. № 8; от 10 октября 2003 г. № 5; от 27 июня 2013 г. № 21, а также в других постановлениях, в которых разъяснялись положения норм международного права.

Верховный Суд разъяснил, что в ходе рассмотрения уголовных дел суды применяли нормы международного права при разрешении вопросов как материального, так и процессуального характера, руководствуясь положениями тех международных договоров, которые вступили в силу для РФ и были официально опубликованы. Он обратил внимание, что при толковании международного договора РФ суды принимали во внимание положения Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г., учитывали практику ЕСПЧ, иных международных договорных органов, действующих в сфере защиты прав и свобод человека, формируемую как по делам в отношении РФ, так и третьих государств.

В обзоре отмечается, что нарушение нормы международного права, выразившееся в неприменении нормы, подлежащей применению, или, напротив, применении судом нормы международного права, не подлежащей применению, либо когда судом было дано неправильное толкование такой нормы, являлось основанием для отмены или изменения судебного решения. Кроме того, суды учитывали содержание норм международного права, а также их интерпретацию международными договорными органами при применении уголовного и уголовно-процессуального законодательства РФ, уточнил ВС.

Общие положения

Верховный Суд указал, что суды руководствуются положениями международного договора, которые регулируют вопросы, ставшие предметом судебного разбирательства, при условии его вступления в силу как для РФ, так и для иностранного государства. Отношения между Россией и «запрашивающим» государством по вопросам выдачи (в части определения срока нахождения лица под стражей в ожидании получения запроса о выдаче) должны были регулироваться положениями Конвенции о правовой помощи от 22 января 1993 г. без учета положений, содержащихся в Протоколе к указанной Конвенции (Определение от 16 июля 2019 г. № 66-АПУ19-12).

В обзоре отмечается, что если положения международного договора, согласие на обязательность которого для РФ было выражено в форме федерального закона, предусматривают иные правила, нежели содержащиеся в законе, то суды применяют положения договора. В соответствии с ч. 3 ст. 1 УПК РФ общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ являются составной частью российского законодательства, регулирующего уголовное судопроизводство, добавил ВС (Определение от 4 июля 2018 г. № 5-АПУ18-23).

ВС подчеркнул, что при применении положений международного договора подлежат учету оговорки и заявления, сформулированные РФ при выражении согласия на его обязательность. Суд уточнил, что согласно ст. 19 Венской конвенции о праве международных договоров государство может при подписании, ратификации, принятии или утверждении договора или присоединении к нему формулировать оговорку. Исключениями в данном случае являются случаи, если данная оговорка запрещается договором; договор предусматривает, что можно делать только определенные оговорки, в число которых данная оговорка не входит; или оговорка несовместима с целями договора (Определение от 21 марта 2018 г. № 18-АПУ18-1).

Как отмечается в обзоре, при применении российского законодательства суды должны принимать во внимание согласующееся с законодательством содержание норм международного права. Ссылаясь на одно из определений Алтайского краевого суда, ВС указал, что возложение на условно осужденного исполнения обязанностей, способствующих его исправлению, в полной мере согласуется в том числе с положениями п. 2 ст. 29 Всеобщей декларации прав человека от 10 декабря 1948 г. и п. 3 ст. 2 Протокола № 4 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод. Так, согласно указанным положениям, каждый человек при осуществлении своих прав и свобод может быть подвергнут только таким ограничениям, какие предусмотрены законом и необходимы в интересах обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других лиц, защиты морали, общественного порядка и предотвращения преступлений.

ВС обратил внимание, что суд должен отказать в удовлетворении ходатайства о проведении следственных действий, связанных с ограничением конституционных прав человека, если будет установлено, что такие действия в обстоятельствах дела не являлись необходимыми (пропорциональными, соразмерными преследуемой социально значимой цели).

В разъяснении к данному пункту Суд напомнил: ЕСПЧ неоднократно отмечал, что «…обыски в домах или офисах адвокатов должны быть предметом особенно строгого контроля. Чтобы определить, были ли меры необходимыми в демократическом обществе». Так, ВС разъяснил, что суд должен выяснить, существовали ли в национальном законодательстве эффективные гарантии защиты от злоупотреблений или произвола и как эти гарантии действовали в конкретных рассматриваемых делах. В этой связи следует принимать во внимание следующие элементы: тяжесть преступления, в связи с которым были произведены обыск и изъятие; были ли они произведены на основании постановления, вынесенного судьей или судебным должностным лицом, или были оценены судом постфактум; было ли постановление основано на разумных подозрениях; был ли объем этих мер разумно ограничен.

Кроме того, суд должен рассмотреть способ проведения обыска, в том числе (в отношении офиса адвоката) проводился ли он в присутствии независимого наблюдателя и имелись ли другие специальные гарантии для обеспечения того, чтобы не были изъяты материалы, на которые распространяется привилегия на сохранение адвокатской тайны, добавил Верховный Суд. Наконец, суду необходимо принять во внимание степень возможных последствий для работы и репутации лиц, затронутых обыском. (Постановление ЕСПЧ по делу «Круглов и другие против России»).

В обзоре отмечается, что при применении российского законодательства суды обязаны учитывать правовые позиции, сформулированные межгосударственными органами по защите прав и свобод человека, в том числе ЕСПЧ, юрисдикцию которых признает РФ. Так, приводя в пример постановление Первого Западного окружного военного суда, ВС указал, что в качестве аргументации своих выводов о необходимости отмены приговора в части решения вопроса по гражданскому иску суд сослался, в том числе, на правовые позиции ЕСПЧ, изложенные в Постановлении по делу «Максимов против России», в частности о том, что национальные суды всегда должны в своих решениях приводить достаточные мотивы, оправдывающие ту или иную сумму компенсации морального вреда, присуждаемую заявителю.

При применении норм международного права судами должна учитываться практика толкования этих норм, осуществленная межгосударственными органами по защите прав и свобод человека по делам, которые были ими рассмотрены как в отношении России, так и третьих государств, подчеркивается в обзоре. Так, обращаясь к Определению от 18 июля 2018 г. № 18-АПУ18-11, ВС указал, что в связи с доводами заявительницы о возможном ненадлежащем обращении на территории Республики Казахстан, Верховным Судом были проверены предоставленные Генпрокуратурой Республики Казахстан гарантии соблюдения ее прав с учетом определенных в практике ЕСПЧ критериев – правомочности их предоставления, наличия механизмов контроля и сложившейся практики их выполнения. Так, Судебной коллегией ВС было установлено, что в настоящее время сложилась положительная практика применения гарантий, данных Генпрокуратурой Республики Казахстан, вследствие чего сведений о нарушении ранее данных гарантий такого рода по аналогичным делам у Суда не имелось.

Верховный Суд также обратил внимание, что при рассмотрении уголовных дел в отношении несовершеннолетних судам следует руководствоваться общепризнанными нормами международного права и международными договорами РФ, касающимися отправления правосудия в отношении несовершеннолетних.

Обращаясь к одному из определений Санкт-Петербургского городского суда, в котором рассматривалось дело о покушении на сбыт психотропных веществ в крупном размере группой лиц по предварительному сговору, ВС отметил, что, принимая решение, суд обращал внимание на необоснованность довода адвоката о незаконности проведения по делу закрытого судебного разбирательства, сославшись на правило 8.1 «Минимальных стандартных правил ООН, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних», принятых 29 ноября 1985 г. В силу этого правила «право несовершеннолетнего на конфиденциальность должно уважаться на всех этапах, чтобы избежать причинения ей или ему вреда из-за ненужной гласности или из-за ущерба репутации».

Уголовно-правовые отношения

В обзоре поясняется, что при назначении наказания суды должны учитывать согласующееся с уголовным российским законодательством содержание норм международного права. ВС в подтверждение данного пункта приводит постановление президиума Тульского областного суда по делу об отсрочке реального отбывания наказания осужденной в виде лишения свободы до достижения ее ребенком 14-летнего возраста. Так, суд ссылался на ч. 1 ст. 82 УК РФ о том, что женщине, имеющей ребенка в возрасте до 14 лет, суд может отсрочить реальное отбывание наказания до достижения ребенком 14-летнего возраста. Внимание было обращено на то, что такое законодательное урегулирование соотносится с требованиями международных актов. Как было отмечено судом, принятые 21 декабря 2010 г. Правила ООН, касающиеся обращения с женщинами-заключенными и мер наказания для женщин-правонарушителей, не связанных с лишением свободы (Бангкокские правила), рекомендуют по мере возможности и целесообразности отдавать предпочтение наказанию беременных женщин и женщин с детьми на иждивении, не связанному с лишением свободы.

Верховный Суд указал, что при рассмотрении ходатайств об освобождении от отбывания наказания в связи с болезнью осужденного суды учитывают правовые позиции ЕСПЧ. Суд поделился, что ВС Удмуртской Республики при рассмотрении ходатайства осужденного об освобождении от отбывания наказания в связи с болезнью для аргументации позиции по делу сослался на Постановление ЕСПЧ по делу «Бубнов против России», где была изложена позиция, согласно которой ст. 3 Европейской конвенции не дает заключенному право на освобождение по состоянию его здоровья, если власти принимают адекватные меры по оказанию требуемой такому лицу медицинской помощи, а равно имеется эффективное реагирование властей на любые негативные изменения.

Уголовно-процессуальные отношения

ВС подчеркнул, что при определении меры пресечения, которую, исходя из обстоятельств дела, необходимо избрать в отношении подозреваемого и обвиняемого, суды обязаны учитывать положения ст. 5 Европейской конвенции, гарантирующие право лица на свободу и личную неприкосновенность.

Так, изменяя в апелляционном порядке меру пресечения в виде домашнего ареста, избранную в отношении осужденных на меру пресечения в виде запрета определенных действий, Челябинский областной суд обратил внимание на п. 3 и 4 ст. 5 Европейской конвенции в интерпретации ЕСПЧ, отметил Суд. ЕСПЧ распространяет указанные в данной статье Конвенции положения и на домашний арест, в частности на право каждого, кто лишен свободы в результате ареста или заключения под стражу, на безотлагательное рассмотрение судом правомерности его заключения под стражу или на освобождение до суда, поясняется в обзоре.

Верховный Суд также определил, что при избрании меры пресечения в виде заключения под стражу, а равно при продлении срока ее действия, суды учитывают положения ст. 5 Европейской конвенции, а также правовые позиции, сформулированные ЕСПЧ при толковании указанной статьи Конвенции. Он привел пример, в котором Судебная коллегия по уголовным делам ВС Удмуртской Республики, рассматривая ходатайство следователя о продлении срока содержания обвиняемого под стражей, учла правовые позиции ЕСПЧ. Так, в соответствии с данными позициями тяжесть предъявленного обвинения не может быть единственным и достаточным основанием для оправдания длительных сроков содержания обвиняемого под стражей; аргумент о совершении преступления обвиняемым в группе лиц сам по себе недостаточен для оправдания длительных периодов содержания его под стражей.

Согласно обзору суд, возлагая на осужденного исполнение обязанностей, предусмотренных ч. 5 ст. 73 УК РФ, должен учитывать фактическую возможность исполнения такого решения с учетом требований закона и международного договора РФ.

ВС уточнил, что согласно ч. 1 ст. 392 УПК РФ вступившие в законную силу приговор, определение, постановление суда обязательны для всех органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений, должностных лиц, других физических и юридических лиц и подлежат неукоснительному исполнению на всей территории РФ. Ввиду этого при изложении судебного решения необходимо учитывать, что такое решение должно быть исполнимым в соответствии с российским законодательством и/или нормами международного права.

ВС также обратил внимание, что при рассмотрении вопроса о возобновлении производства по уголовному делу, приостановленному ввиду того, что подсудимый скрылся, суд учитывает реальную возможность участия подсудимого в судебном разбирательстве, гарантированную ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах и ст. 6 Европейской конвенции.

Суд напомнил: ЕСПЧ неоднократно подчеркивал, что из самого понятия «справедливое судебное разбирательство» следует, что лицо, которому предъявлено обвинение в совершении преступления, должно согласно общему принципу иметь право присутствовать и эффективно участвовать в разбирательстве по делу в суде первой инстанции (п. 106 Постановления ЕСПЧ по делу «Романов против Российской Федерации»). Комитет ООН по правам человека отмечает, что подп. «d» п. 3 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах предусматривает, чтобы лицам, обвиняемым в уголовном преступлении, было предоставлено право быть судимыми в их присутствии, добавил Суд.

В обзоре разъясняется, что допустимость доказательств по уголовному делу определяется положениями уголовно-процессуального законодательства РФ, общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами РФ. ВС заметил, что Европейский Суд неоднократно подчеркивал, что в его обязанности в принципе не входит решение вопроса о допустимости определенных видов доказательств, например о допустимости доказательств, полученных незаконным с точки зрения национального законодательства образом, или вопроса о виновности или невиновности заявителя.

Ссылаясь на ЕСПЧ, ВС указал, что отсутствие каких-либо материалов, подтверждающих собранные доказательства, не обязательно означает, что производство было несправедливым. При наличии убедительных доказательств, полученных в обстоятельствах, которые исключают какие-либо сомнения в их достоверности, представление подтверждающих доказательств не столь обязательно (п. 57 Постановления ЕСПЧ по делу «Константин Москалев против России»).

Верховный Суд подчеркнул, что схожую позицию занимают и международные договорные органы, действующие в рамках ООН. Так, Комитет ООН по ликвидации расовой дискриминации отмечает, что в его компетенцию не входит оценка толкования национальными органами фактов и национального законодательства, за исключением случаев, когда принятые решения являются явно произвольными или иным образом равносильны отказу в правосудии (п. 7.5 Мнения Комитета по ликвидации расовой дискриминации по делу «Бенон Пьетри против Швейцарии»).

Также ВС привел позицию Европейского Суда, в которой тот отмечал, что видит сложности, с которыми сталкиваются органы государственной власти в борьбе с тяжкими преступлениями, и необходимость в более усовершенствованных методах расследования, которые иногда требуются в этом контексте. «В принципе прецедентная практика ЕСПЧ не запрещает ссылаться – на стадии расследования уголовного дела и в случае, если позволяет характер преступного деяния, – на доказательства, полученные в результате проведения сотрудниками органов внутренних дел операции под прикрытием», – поясняется в обзоре. Однако «применение агентов под прикрытием должно быть ограничено»; указал Суд (п. 128 Постановления по делу «Худобин против России»).

Кроме того, ВС привел позицию ЕСПЧ о необходимости проверки любых данных, на которые опираются власти, и то, что использование доказательств, полученных в результате провокации, нельзя оправдать государственными интересами, поскольку в противном случае обвиняемый может изначально полностью лишиться права на справедливое судебное разбирательство (п. 52 Постановления ЕСПЧ по делу «Носко и Нефёдов против России»).

Касательно допустимости доказательств по уголовному делу, ВС в обзоре также сослался на свое Определение от 7 июля 2015 г. № 93-АПУ15-1СП. Так, при рассмотрении данного дела указывалось, что ЕСПЧ признал, что использование особых следственных методов – в частности, агентурных методов – само по себе не нарушает право на справедливое судебное разбирательство. Однако ввиду риска подстрекательства со стороны полиции при использовании таких методов их использование должно быть ограничено четкими рамками. В связи с этим Европейским Суд указал: полиция вправе действовать под прикрытием, но не подстрекать к преступлению, пояснил Верховный Суд. Так, Суд в своем определении пришел к выводу, что в судебном порядке должны быть проверены основания для проведения оперативно-розыскного мероприятия, степень участия полиции в совершении преступления, а также характер провокации или любого рода давления в отношении заявителя.

Верховный Суд также напомнил о том, что ЕСПЧ неоднократно обращал внимание на то, что власти должны принимать все разумные меры, обеспечивающие явку свидетеля для непосредственного допроса судом первой инстанции. В отношении показаний свидетелей, которые недоступны для допроса в присутствии обвиняемого или его защитника, Европейский Суд подчеркивает, что власти государств-участников должны принимать позитивные меры, обеспечивающие возможность допроса свидетелей обвиняемым или его право на то, чтобы эти свидетели были допрошены (п. 36 Постановления ЕСПЧ по делу «Макеев против Российской Федерации»).

В заключение обзора ВС указал, что под иными документами, которые допускаются в качестве доказательств согласно п. 6 ч. 2 ст. 74 УПК РФ, понимаются в том числе документы, принимаемые в рамках международных межправительственных организаций, участником которых является Россия, и содержащие сведения, на основе которых суд, прокурор, следователь, дознаватель устанавливает наличие или отсутствие обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу, а также иных обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела (Определение ВС РФ от 24 июля 2019 г. № 53-АПУ19-12).

Эксперты позитивно оценили разъяснения Верховного Суда

Доцент кафедры уголовно-процессуального права Университета им. О.Е. Кутафина, к.ю.н. Артем Осипов считает, что само появление в завершение 2021 г. такого обзора является положительным событием на фоне продолжающихся научно-практических дискуссий относительно правового значения и юридической силы правовых позиций межгосударственных органов по правам человека в правовой системе России.

Эксперт отметил, что большая часть примеров из обзора посвящены вопросам оказания международно-правовой помощи по уголовным делам и, в частности, соблюдению прав лиц, подлежащих экстрадиции. Артем Осипов обратил внимание, что актуальная практика ЕСПЧ показывает, что нарушения прав лиц, подлежащих экстрадиции, являются серьезной и в некоторых аспектах систематической проблемой для многих стран – участниц Совета Европы. В этой связи вполне ожидаемым является присутствие в обзоре примеров, описывающих предмет и стандарт доказывания в ходе рассмотрения судами жалоб на экстрадицию, полагает он.

«Бремя доказывания отсутствия реальных рисков нарушения фундаментальных прав выдаваемого лица в запрашиваемом государстве лежит на органах прокуратуры, к допустимым средствам доказывания относятся отчеты международных организаций. Важным также является раскрытие в обзоре “принципа предсказуемых последствий” при оценке рисков негуманного обращения с лицами, подлежащими экстрадиции», – прокомментировал Артем Осипов.

По его мнению, положительным сигналом является включение в обзор примера о стандартах предварительного судебного контроля за ограничением профессиональных прав адвокатов при производстве в отношении них следственных действий. Артем Осипов заметил: несмотря на то, что ст. 450.1 УПК РФ была введена в законодательство еще в 2017 г., не редки случаи нарушения ее положений на практике (определение Первого кассационного суда общей юрисдикции от 21 января 2021 г. № 77-127/2021; определение Шестого кассационного суда общей юрисдикции от 2 ноября 2021 г. № 88-22360/2021).

Эксперт с сожалением отметил, что в обзор попал только один пример уголовного дела, описывающий стандарт проверки судами доводов жалоб обвиняемых на провокацию в ходе проведения оперативно-розыскных мероприятий. «Эта тема является весьма востребованной для практики. В этой связи ее интересам соответствует включение в подобные обзоры как “позитивных”, так и “негативных” примеров оценки судами признаков подстрекательства в действиях оперативных сотрудников, например определения Первого кассационного суда общей юрисдикции от 15 октября 2020 № 77-2052/2020», – пояснил Артем Осипов. При этом, по его мнению, попавшие в обзор дела об оглашении показаний не явившихся в суд свидетелей обвинения не несут в себе ничего нового, однако содержат примечательный акцент: на суде лежит обязанность проверить, каким образом в руки прокурора попали те или иные документы, подтверждающие причину неявки свидетеля обвинения, при рассмотрении ходатайств об оглашении его показаний.    

Адвокат, партнер Адвокатского бюро «Бартолиус» Сергей Гревцов положительно оценил стиль изложения сформированного обзора. Он отметил, что Верховный Суд РФ не ограничился простым цитированием выдержек из судебных актов, а попытался сопроводить большинство из них комментариями, которые позволили бы более четко понять мысль правоприменителей.

Эксперт указал, что значимым является то, что Верховный Суд РФ задает для нижестоящих судов в качестве ориентира достаточно редкие случаи применения принципов и норм международного права. В связи с этим Сергей Гревцов выразил надежду, что это окажет положительное влияние на судебную практику и гуманизацию судебных разбирательств, особенно по вопросам избрания и продления справедливой меры пресечения. «Но верится в это с трудом, поскольку все иные аналогичные обзоры и правовые позиции ВС РФ с легкостью обходит действительность правоприменительной практики. Даже большинство приведенных примеров судебной практики свидетельствуют об извращенном применении норм и принципов международного права: их содержание формально было учтено судами и нарушений не установлено», – полагает он.

В целом, по мнению Сергея Гревцова, обзор не содержит революционно новых правовых позиций, поскольку большинство из них уже зафиксированы в законодательстве или иных обзорах. Однако эксперт особо отметил затронутую позицию Суда о возможности использования в качестве иных документов, в качестве доказательств в том числе документы, принимаемые в рамках международных межправительственных организаций. «Мысль очень многообещающая, но до конца не раскрытая в этом обзоре», – считает адвокат.

Анжела Арстанова