Адвокаты об уголовных делах из Обзора ВС № 2 за 2020 г.

Согласно одной из позиций выполнение процессуальных обязанностей защитника предполагает наличие у него ордера на ведение уголовного дела конкретного лица и не ставится в зависимость от усмотрения должностного лица или органа, в производстве которых находится дело

Проанализировав практику по уголовным делам, адвокаты отметили, что принципиально новых правовых позиций в обзоре не представлено. Один из них посчитал, что обзор – скорее анализ ошибок, связанных в большей степени с примечательными нарушениями закона, а не с трудностями в судебном толковании норм права.

Как ранее писала «АГ», 22 июля Президиум Верховного Суда опубликовал Обзор судебной практики № 2 за 2020 г. По уголовным делам Президиум ВС представил шесть правовых позиций, а Судебная коллегия по уголовным делам – пять.

Разъяснения Президиума ВС РФ

Адвокат АП г. Москвы Мартин Зарбабян обратил внимание на п. 1 и 4 выводов Президиума. Так, в п. 1 указывается, что по приговору суда от 26 декабря 2012 г. М. был осужден по п. «б» ч. 4 ст. 229.1 УК РФ к 15 годам лишения свободы за контрабанду 15 апреля 2012 г. на территорию РФ наркотического средства героина общей массой 201,43 г. Кроме того, он был осужден по ч. 1 ст. 30, п. «г» ч. 3 ст. 228.1 УК с применением ст. 62 и ч. 2 ст. 66 УК к 6 годам 6 месяцам лишения свободы. На основании ч. 3 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений М. было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 16 лет.

Кассационным определением Судебной коллегии по уголовным делам ВС от 3 апреля 2013 г. приговор был оставлен без изменения. В надзорной жалобе осужденный указывал, что его действия должны быть переквалифицированы на ч. 3 ст. 229.1 УК РФ, поскольку количество героина массой 201,43 г, за действия с которым он осужден, стало относиться не к особо крупному, а к крупному размеру.

Президиум ВС указал, что суд первой инстанции исходил из того, что в соответствии с действовавшим Постановлением Правительства РФ от 7 февраля 2006 г. № 76 «Об утверждении крупного и особо крупного размеров наркотических средств для целей статей 228, 228.1, 229 и 229.1 УК РФ» героин массой 201,43 г относился к особо крупному размеру, каковым признавалось количество героина свыше 2,5 г. Между тем с 1 января 2013 г. вступило в силу Постановление Правительства от 1 октября 2012 г. № 1002. Согласно списку наркотических средств и психотропных веществ, оборот которых в РФ запрещен в соответствии с законодательством России и международными договорами (список 1), утвержденному указанным выше Постановлением Правительства, особо крупный размер героина образует его количество свыше 1000 г, а масса героина, составляющая, в частности, 201,43 г, соответствует крупному размеру.

«Кассационное рассмотрение данного уголовного дела состоялось 3 апреля 2013 г., при этом Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации указанные изменения во внимание не приняла, ошибочно констатировав, что введение новых размеров наркотических средств не улучшает положение осужденного», – отмечается в правовой позиции.

Вместе с тем, подчеркнул Президиум ВС, изменения, внесенные поправками в отдельные законодательные акты (Закон от 1 марта 2012 г. № 18-ФЗ) в ст. 229.1 УК РФ в части, касающейся контрабанды наркотических средств, вступили в силу 2 марта 2012 г. и действовали на момент совершения осужденным преступления. Он отметил, что уголовная ответственность за контрабанду наркотических средств в крупном размере установлена ч. 3 ст. 229.1 УК РФ, санкция которой является более мягкой по сравнению с санкцией ч. 4 ст. 229.1 УК (предусматривает основное наказание в виде лишения свободы на срок от 10 до 20 лет, тогда как санкцией ч. 4 ст. 229.1 УК предусмотрено такое наказание на срок от 15 до 20 лет или пожизненное лишение свободы).

Президиум Верховного Суда переквалифицировал действия осужденного с п. «б» ч. 4 ст. 229.1 УК на ч. 3 ст. 229.1 УК, по которой назначил наказание в виде 13 лет лишения свободы. На основании ч. 3 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений, предусмотренных ч. 3 ст. 229.1 УК РФ и ч. 1 ст. 30, п. «г» ч. 3 ст. 228.1 УК РФ, путем частичного сложения наказаний М. назначено 14 лет лишения свободы.

В п. 2 отмечается, что в силу положений ч. 3 ст. 66 и ч. 1 ст. 62 УК РФ (в редакции Федерального закона от 29 июня 2009 г. № 141-ФЗ) срок или размер наказания за покушение на убийство не может превышать 10 лет лишения свободы.

Как указал Президиум ВС в п. 3, при особо опасном рецидиве преступлений время содержания под стражей засчитывается в срок лишения свободы из расчета один за один день (ч. 32 ст. 72 УК РФ).

Согласно п. 4 обзора, по приговору суда от 11 октября 2018 г. И. был осужден по п. «а» ч. 4 ст. 228.1 УК РФ (по двум эпизодам оборудования тайника), по ч. 3 ст. 30, п. «а», «г» ч. 4 ст. 228.1 УК и по ч. 3 ст. 30, п. «а» ч. 4 ст. 228.1 УК.

На основании п. «б» ч. 3.1, ч. 3.4 ст. 72 УК время нахождения под домашним арестом с 13 июля 2017 г. по 14 июля 2018 г. зачтено И. в срок отбывания наказания из расчета один день нахождения под домашним арестом за один день лишения свободы, с 15 июля по 11 октября 2018 г. из расчета два дня нахождения под домашним арестом за один день лишения свободы. По этому же приговору осуждены С., Н. и Г., дело в отношении которых рассмотрено в порядке ч. 1 ст. 412.12 УК РФ.

Адвокат в защиту интересов осужденного И. в надзорной жалобе просил изменить судебные решения в части зачета времени нахождения осужденного под домашним арестом в срок наказания. По мнению адвоката, суд первой инстанции необоснованно применил положения ч. 34 ст. 72 УК. С учетом того, что преступления, в которых И. признан виновным, совершены до 14 июля 2018 г., время нахождения его под домашним арестом должно засчитываться в срок лишения свободы из расчета один день за один день.

Президиум Верховного Суда изменил судебные решения в отношении И., а также в отношении остальных осужденных. Он указал, что в соответствии с ч. 1 ст. 10 УК РФ уголовный закон, устраняющий преступность деяния, смягчающий наказание или иным образом улучшающий положение лица, совершившего преступление, имеет обратную силу, т.е. распространяется на лиц, совершивших соответствующие деяния до вступления такого закона в силу, в том числе на лиц, отбывающих наказание или отбывших наказание, но имеющих судимость. Уголовный закон, устанавливающий преступность деяния, усиливающий наказание или иным образом ухудшающий положение лица, обратной силы не имеет.

Суд первой инстанции, решая вопрос о зачете времени нахождения И. и других осужденных под домашним арестом в срок лишения свободы, руководствовался положениями ч. 3.4 ст. 72 УК РФ, при этом в срок лишения свободы каждому из них зачтено время нахождения под домашним арестом с 15 июля по 11 октября 2018 г. из расчета два дня нахождения под домашним арестом за один день лишения свободы.

Между тем, отметил Президиум, правила ч. 3.4 ст. 72 УК РФ, предусматривающие зачет домашнего ареста в срок лишения свободы из расчета два дня нахождения под домашним арестом за один день лишения свободы, ухудшают положение лица по сравнению с порядком, применявшимся до вступления в силу Закона от 3 июля 2018 г. № 186-ФЗ, в соответствии с которым время содержания под домашним арестом засчитывалось в срок отбывания наказания исходя из расчета один день нахождения под домашним арестом за один день лишения свободы.

Президиум ВС указал, что так как И. и другие осужденные совершили преступления до 14 июля 2018 г., т.е. до вступления в силу указанного закона, применение судом первой инстанции положений ч. 3.4 ст. 72 УК РФ в новой редакции и зачет в срок наказания времени нахождения И. и других осужденных под домашним арестом с 15 июля по 11 октября 2018 г. из расчета два дня нахождения под домашним арестом за один день лишения свободы являются необоснованными.

Таким образом, надзорная инстанция изменила приговор и апелляционное определение. Время содержания осужденных под домашним арестом в период с 15 июля по 11 октября 2018 г. зачтено в срок отбывания наказания из расчета один день нахождения под домашним арестом за один день лишения свободы.

Комментируя п. 1 и 4 обзора, Мартин Зарбабян позитивно оценил то, что Президиум ВС на примере конкретных дел напоминает судам о необходимости учитывать обстоятельства, улучшающие положение осужденного. «Уголовный закон призван не только привлекать к ответственности и назначать наказание, но и, исходя из идей гуманизма и человеколюбия при наличии соответствующих оснований, – улучшать положение лица, совершившего преступное деяние», – подчеркнул он.

В п. 5 указано, что если осужденному в нарушение требований закона назначен вид исправительной колонии с менее строгим режимом, то суд надзорной инстанции в течение года после вступления приговора в законную силу при наличии представления прокурора либо жалобы потерпевшего, их законных представителей и (или) представителей отменяет приговор в этой части и передает дело на новое рассмотрение согласно правилам ст. 396 и 399 УПК для назначения соответствующего вида исправительного учреждения.

В заключительной позиции Президиума напоминается, что согласно ч. 1 ст. 308 УПК РФ в резолютивной части обвинительного приговора должны быть указаны конкретные виды ограничений, предусмотренных ст. 53 УК РФ.

Правовые позиции Судебной коллегии по уголовным делам

Назначение наказания

В п. 49 Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда отметила, что по приговору мирового судьи от 20 декабря 2018 г. Х., ранее неоднократно судимый, осужден к лишению свободы: по ч. 3 ст. 30, ст. 158.1 УК (по эпизоду в отношении АО «Т») на 6 месяцев, по ст. 158.1 УК РФ (по эпизоду в отношении ООО «А») на 8 месяцев. На основании ч. 2 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений путем частичного сложения наказаний осужденному назначен 1 год лишения свободы. В соответствии со ст. 73 УК РФ назначенное осужденному наказание постановлено считать условным с испытательным сроком на 2 года с возложением на осужденного обязанностей, указанных в приговоре.

По постановлению суда кассационной инстанции от 17 июля 2019 г. приговор был изменен и назначенное Х. по ч. 3 ст. 30, ст. 158.1 УК наказание смягчено до 4 месяцев лишения свободы, по ст. 158.1 УК − до 6 месяцев лишения свободы. На основании ч. 2 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений путем частичного сложения наказаний окончательно осужденному назначено 10 месяцев лишения свободы, в соответствии со ст. 73 УК РФ условно с испытательным сроком на 2 года. В остальной части приговор оставлен без изменения.

В кассационной жалобе осужденный отметил, что, указав на применение принципа частичного сложения назначенных ему наказаний, кассационная инстанция фактически применила принцип полного их сложения.

Судебная коллегия изменила постановление от 17 июля 2019 г. и смягчила назначенное осужденному окончательное наказание на основании ч. 2 ст. 69 УК РФ по совокупности преступлений до 9 месяцев лишения свободы, с применением ст. 73 УК условно с испытательным сроком на 2 года.

Мартин Зарбабян указал, что Судебная коллегия справедливо обратила внимание на данное нарушение уголовного закона, поскольку в практике это не единичный случай. «Казалось бы, вопрос назначения наказания по совокупности преступлений не должен вызывать у правоприменителя особых сложностей. Однако встречающиеся судебные ошибки в применении уголовного закона при назначении наказания по совокупности преступлений подтверждают важность уяснения различий между принципами частичного и полного сложения наказаний», – отметил адвокат.

Процессуальные вопросы

Согласно п. 50 обзора, неразъяснение осужденному порядка заявления ходатайства об участии в судебном заседании и рассмотрение дела в его отсутствие являются основаниями для отмены постановления суда кассационной инстанции.

По приговору от 18 марта 2015 г. С. был осужден по ч. 1 ст. 222 УК РФ. Также он был осужден по приговору от 28 июля 2016 г. по ч. 2 ст. 228 УК и по приговору от 6 апреля 2017 г. по ч. 1 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 228.1, ч. 3 ст. 30, п. «г» ч. 4 ст. 228.1 УК РФ.

Постановлением Президиума Верховного Суда Республики Башкортостан от 12 сентября 2018 г. С. освобожден от назначенного наказания по приговору от 18 марта 2015 г. в связи с амнистией со снятием судимости. Этим же постановлением приняты решения об изменении приговоров от 28 июля 2016 г. и 6 апреля 2017 г., в том числе в части назначенного С. наказания.

В кассационной жалобе осужденный просил отменить постановление президиума, поскольку он не принимал участия в заседании суда кассационной инстанции, так как ему это право не разъяснялось.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда указала, что согласно ч. 2 ст. 401.13 УПК при рассмотрении уголовного дела по кассационной жалобе участников процесса осужденный, отбывающий наказание в виде лишения свободы, вправе принимать участие в судебном заседании непосредственно либо путем использования систем видео-конференц-связи при условии заявления им ходатайства об этом, которое может быть заявлено в кассационной жалобе либо в течение трех суток со дня получения им извещения о дате, времени и месте заседания суда кассационной инстанции.

ВС отметил, что из материалов уголовного дела усматривается, что при отсутствии апелляционного пересмотра и разъяснения осужденному порядка обжалования судебного решения в вышестоящую инстанцию Президиумом Верховного Суда РБ при принятии к рассмотрению кассационной жалобы осужденного хотя и разъяснялось его право на участие в судебном заседании суда кассационной инстанции, однако порядок заявления ходатайства об этом ему разъяснен не был. Помимо этого, на заседании суда кассационной инстанции не обсуждался вопрос и о возможности рассмотрения данного уголовного дела в отсутствие осужденного.

ВС пришел к выводу, что осужденному не был разъяснен порядок заявления ходатайства об участии в судебном заседании и рассмотрение дела в его отсутствие послужило основанием для отмены постановления суда кассационной инстанции.

Мартин Зарбабян указал, что аналогичная правовая позиция содержится в п. 59 Обзора судебной практики ВС РФ № 3, утв. Президиумом ВС РФ 27 ноября 2019 г.

«Удивительным с точки зрения статистики является то, что в обоих случаях предметом кассационного обжалования были постановления Президиума ВС Республики Башкортостан. Квинтэссенция данного вывода заключается в том, что право на защиту незыблемо, а обеспечение данного права, являясь общим руководящим началом уголовного судопроизводства, действует на всех стадиях процесса, что находит отражение и в Постановлении Пленума ВС РФ от 30 июня 2015 г. № 29 “О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве”», – отметил адвокат.

В п. 51 обзора указано, что неправильное применение уголовного закона, выражающееся в необоснованной квалификации содеянного по уголовному закону о менее тяжком преступлении и повлекшее назначение осужденному явно несправедливого наказания, является основанием для пересмотра судебного решения в кассационном порядке с поворотом к худшему.

В п. 52 указывается, что в Следственное управление от адвоката О. поступило ходатайство, в котором сообщалось о принятии им поручения на защиту обвиняемого по ч. 4 ст. 159 УК С. с просьбой приобщить к материалам уголовного дела ордер, копию своего удостоверения, а также рукописные заявления от имени С. о согласии на представление его интересов адвокатом О. и допуске его в качестве защитника.

Заместителем начальника отдела Следственного управления было вынесено постановление об отказе в удовлетворении указанного ходатайства, мотивированное тем, что в связи с нахождением С. в розыске и ввиду информации о его нахождении на территории иностранных государств органы следствия лишены возможности удостовериться в согласии обвиняемого на участие в деле в качестве защитника адвоката О.

По постановлению суда первой инстанции (суды апелляционной и кассационной инстанций оставили указанное решение без изменения) жалоба адвоката, поданная в порядке ст. 125 УПК РФ, на постановление заместителя начальника отдела Следственного управления оставлена без удовлетворения.

Отказывая в удовлетворении жалобы, суд пришел к выводу, что для допуска адвоката О. к участию в деле, кроме удостоверения и ордера, ему следовало представить доказательства согласия обвиняемого С. на его участие в деле в качестве защитника, поскольку ни органы следствия, ни суд не могут установить факт принадлежности обвиняемому С. подписи в документах − в заявлении и ходатайстве, выполненных от его имени.

Судебная коллегия по уголовным делам указала, что в силу ч. 1 ст. 50 УПК РФ защитник приглашается подозреваемым, обвиняемым, его законным представителем, а также другими лицами по поручению или с согласия подозреваемого, обвиняемого. Указанная статья, таким образом, закрепляет процедуру приглашения защитника, а не порядок допуска его к делу. В соответствии с ч. 4 ст. 49 УПК РФ адвокат вступает в уголовное дело в качестве защитника по предъявлении удостоверения адвоката и ордера.

Согласно п. 2 ст. 6 Закона об адвокатуре никто не вправе требовать от адвоката и его доверителя предъявления иных документов, кроме ордера или доверенности, для вступления адвоката в дело.

ВС отметил, что из приведенных законоположений, а также правовой позиции Конституционного Суда, изложенной в определениях от 22 апреля 2010 г. № 596-О-О; от 22 ноября 2012 г. № 2054-О; от 23 июня 2016 г. № 1432-О, следует, что выполнение процессуальных обязанностей защитника предполагает наличие у него ордера на ведение уголовного дела конкретного лица и не ставится в зависимость от усмотрения должностного лица или органа, в производстве которых находится дело. Следовательно, действующее правовое регулирование закрепляет уведомительный, а не разрешительный порядок вступления адвоката в дело.

Адвокат Московской окружной коллегии адвокатов Ольга Морозова отметила, что, на первый взгляд, в обзоре в части уголовного права как всегда указываются ошибки судов, которые исправляет высшая инстанция в отношении конкретных обстоятельств дел, редко встречающихся в практике. «Однако п. 52 Судебная коллегия сломала судебную оборону стороны обвинения в толковании ч. 4.1 ст. 49 УПК», – посчитала она.

Ольга Морозова добавила, что данное определение осталось бы не замеченным судами, если бы Президиум Верховного Суда не опубликовал его в обзоре для руководства в правоприменительной практике. «Теперь следствие не сможет с прежней эффективностью препятствовать участию в деле адвоката по соглашению из-за отсутствия письменного согласия подзащитного», – заметила адвокат.

«ВС однозначно высказал свою позицию: предоставления ордера и удостоверения достаточно для участия адвоката в уголовном деле в качестве защитника. Если для решения вопроса о вступлении в дело у адвоката нет необходимости встречаться с подозреваемым, обвиняемым, то ему и не надо получать согласие на участие в уголовном деле и просить следователя разрешить свидание. Иными словами, не следователь, а сам адвокат определяет необходимость получения согласия подозреваемого, обвиняемого перед вступлением в дело. Теперь судебные решения, которые признавали обязательным наличие согласия для допуска адвоката в дело, могут быть отменены», – резюмировала Ольга Морозова.

Вице-президент ФПА Михаил Толчеев указал, что Верховный Суд в очередной раз подчеркнул уведомительный характер вступления адвоката в дело на основе только двух документов – удостоверения адвоката и ордера. «Никто не вправе ограничить права адвоката или осуществлять предварительный надзор за действительностью его полномочий. Адвокат является равноправным профессиональным участником процедур судопроизводства, а не поднадзорным его элементом. Подтверждения следствию действительного согласия доверителя на представление его интересов не требуется. Оно относится к предмету взаимоотношений между адвокатом и его подзащитным, даже в том случае, когда местонахождение доверителя адвоката следствию неизвестно», – подчеркнул он.

Мартин Зарбабян отметил, что КС РФ неоднократно резюмировал, что адвокату (защитнику) для вступления в дело и свидания с подзащитным, содержащимся под стражей, не требуется разрешение следователя. «На мой взгляд, основной месседж ВС РФ направлен в данном случае именно органам предварительного расследования, поскольку адвокатское сообщество совершенно точно толкует нормы УПК во взаимосвязи с выводами КС РФ, обоснованно требуя от органов предварительного расследования их исполнения. Данная проблема сегодня скорее носит не нормативный характер, а социально-психологический, так как ввиду особенностей исторического развития уголовного судопроизводства в нашей стране стороне обвинения, вероятно, непривычно наблюдать за усилением роли адвоката и его процессуального статуса в уголовном судопроизводстве», – указал адвокат.

«Если же оценивать выводы судов нижестоящих инстанций о необходимости представления доказательств согласия обвиняемого на участие в деле защитника, то здесь помимо прочего правоприменителям надобно не забывать о презумпции добросовестности адвоката и о недопустимости вмешательства со стороны суда и следствия во взаимоотношения адвоката и подзащитного», – резюмировал Мартин Зарбабян.

В п. 53 ВС указал, что при возвращении уголовного дела прокурору в порядке ст. 237 УПК суд кассационной инстанции не вправе предрешать вопросы о доказанности или недоказанности обвинения, достоверности или недостоверности того или иного доказательства и преимуществах одних доказательств перед другими.

Отмечается, что В. был признан виновным в совершении в период с 1 декабря 2013 г. по 5 июня 2014 г. иных действий сексуального характера с использованием беспомощного состояния потерпевшей − его дочери В.П. 8 июня 2000 г. рождения, т.е. не достигшей 14-летнего возраста. По приговору Центрального районного суда г. Хабаровска он был осужден по п. «б» ч. 4 ст. 132 УК РФ.

Апелляционным определением судебной коллегии по уголовным делам Хабаровского краевого суда приговор изменен: из осуждения В. исключено указание на применение насилия и угрозу его применения к потерпевшей как способ достижения преступного результата, из квалификации исключено указание о совершении преступления с применением насилия и угрозой его применения.

Постановлением президиума Хабаровского краевого суда приговор и апелляционное определение отменены, и уголовное дело возвращено прокурору для устранения препятствий его рассмотрения судом.

Принимая решение об отмене приговора и апелляционного определения, президиум краевого суда указал, что при постановлении приговора суд фактически не установил, что действия осужденного совершались с целью удовлетворения половой страсти. Также суд первой инстанции не привел доказательств, подтверждающих, что имевшиеся возрастные и индивидуально-психологические особенности потерпевшей были очевидны для подсудимого и охватывались его умыслом, в связи с чем вывод суда о нахождении потерпевшей в беспомощном состоянии является необоснованным.

В кассационной жалобе потерпевшая М. оспаривала законность и обоснованность постановления президиума, указывая, что суд кассационной инстанции фактически дал свою оценку установленным судом первой инстанции фактическим обстоятельствам дела, чем нарушил положения ст. 401.1 УПК. В свою очередь адвокат в защиту интересов осужденного просил отменить состоявшиеся судебные решения и производство по делу прекратить на основании п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК РФ.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда отменила постановление суда кассационной инстанции и передала кассационные жалобы потерпевшей и адвоката на новое кассационное рассмотрение в Девятый кассационный суд общей юрисдикции.

Она указала, что президиум краевого суда не принял во внимание, что в соответствии с ч. 7 ст. 401.16 УПК РФ в случае отмены судебного решения суд кассационной инстанции не вправе устанавливать или считать доказанными факты, которые не были установлены судом или были отвергнуты им, предрешать вопросы о доказанности или недоказанности обвинения, достоверности или недостоверности того или иного доказательства и преимуществах одних доказательств перед другими, предрешать выводы, которые могут быть сделаны судом первой или апелляционной инстанции при повторном рассмотрении уголовного дела.

Кроме того, отметил ВС, по смыслу закона основанием для возвращения дела прокурору являются такие допущенные органами предварительного расследования существенные нарушения уголовно-процессуального закона, которые суд не может устранить самостоятельно и которые исключают возможность постановления законного и обоснованного приговора. «Такие процессуальные нарушения не касаются ни фактических обстоятельств, ни вопросов квалификации действий и доказанности вины обвиняемых, а их устранение не предполагает дополнительного расследования, включая собирание доказательств, то есть восполнение неполноты предварительного следствия недопустимо», – резюмировала Судебная коллегия.

Также, заметил ВС, судом установлено и в приговоре отражено, что потерпевшая давала последовательные и непротиворечивые показания об обстоятельствах совершаемых осужденным действий. Данные показания потерпевшей детализированы и подтверждаются совокупностью других доказательств, приведенных в приговоре, и поэтому правдивость их у суда сомнений не вызывала.

«Вывод о беспомощном состоянии потерпевшей, как следует из приговора, сделан судом с учетом как показаний потерпевшей и ее законного представителя, так и заключения комиссии экспертов, выводы которой судом признаны достоверными. Между тем данные обстоятельства, установленные судом первой инстанции, не были приняты во внимание судом кассационной инстанции, и по ним не было высказано суждений», – указывается в определении.

Мартин Зарбабян отметил, что высшая судебная инстанция последовательно в своих позициях отстаивает идею о том, что институт кассации – исключительный способ проверки судебных решений (актов) на их соответствие закону. «В доктрине существует мнение, что обстоятельства возращения дела прокурору, предусмотренные ст. 237 УПК, сформулированы для ординарного производства, что создает сложности для судов кассационной инстанции при решении вопроса о возвращении дела прокурору, – указал адвокат. – Может, основания для возвращения дела прокурору в кассационной инстанции и требуют отдельной и более точной систематизации, но ключевое, с чем я согласен с ВС РФ, это то, что во всяком случае при возвращении дела прокурору судом кассационной инстанции не предрешаются вопросы, требующие оценки доказательств».

В заключение он указал, что каких-либо принципиально новых или «революционных» умозаключений, относящихся к вопросам уголовного судопроизводства, выявить не удалось. «Данный обзор – скорее анализ ошибок, связанных в большей степени с примечательными нарушениями закона, а не с трудностями в судебном толковании норм права», – подчеркнул Мартин Зарбабян.

Марина Нагорная