ВС: Подпись донора спермы в графе «муж» в заявлении на ЭКО не достаточна для признания отцовства и взыскания алиментов

Суд указал, что из медицинских документов должен следовать однозначный вывод о принятии донором генетического материала родительских прав и обязанностей в отношении будущих детей

Адвокат донора в комментарии «АГ» отметил, что к нарушению прав его доверителя привели действия медучреждения, создавшего все условия для этого. Эксперты «АГ» заметили, что данный спор обращает внимание на то, как важно внимательно заполнять медицинские документы.

Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда РФ вынесла Определение от 2 июля 2019 г. № 64-КП9-6 по спору об определении отцовства и взыскании алиментов с донора биоматериалов для процедуры ЭКО, в котором обозначила, что нахождение участников процедуры ЭКО в браке имеет правовое значение для последствий ее проведения.

Первая инстанция и апелляция заняли разные позиции по вопросу отцовства донора спермы

Гражданка Т. и гражданин К. в 2016 году обратились в медицинский центр с заявлением о проведении процедуры ЭКО с использованием биоматериала К. Сразу после этого донор в новом заявлении попросил произвести криоконсервацию его спермы на год и использовать ее в течение этого срока для оплодотворения Т. При проведении первой базовой программы ЭКО беременность не наступила, в дальнейшем женщина самостоятельно, без участия К., обратилась в медцентр для проведения повторной процедуры, в результате которой у нее родились две дочери. 

Затем Т. подала иск об установлении отцовства К. в отношении детей и о взыскании алиментов на них. Истица указала на то, что, когда ответчик участвовал в программе ЭКО, он подписал согласие на принятие участия в воспитании будущих детей. Однако сейчас К. отказывается подавать заявление о признании отцовства в ЗАГС и не участвует в воспитании и содержании дочерей.

Южно-Сахалинский городской суд Сахалинской области не согласился с доводами Т. и отказал в удовлетворении иска. Он исходил из того, что истица и ответчик не были женаты. Действительно, К. являлся донором генетического материала и не оспаривал этот факт. Однако мужчина не давал обязательств по участию в воспитании и содержании детей, поэтому у него не возникли родительские права и обязанности.

Апелляция отменила решение первой инстанции, установила отцовство К. и взыскала с него алименты.  При этом Сахалинский областной суд указал на то, что мужчина участвовал в программе ЭКО как «гражданский муж», не проходил медико-генетическое обследование для доноров, на него также не заполнялась индивидуальная карта донора. Поэтому суд апелляционной инстанции решил, что К. участвовал в процедуре ЭКО не в качестве донора, а как партнер истицы, поэтому у него возникли родительские права и обязанности в отношении родившихся детей.

ВС поддержал районный суд

К. не согласился с решением апелляции и обратился с кассационной жалобой в Верховный Суд, который счел ее обоснованной.

Судебная коллегия по гражданским делам указала, что в соответствии с п. 4 ст. 51 Семейного кодекса лица, состоящие в браке и давшие письменное согласие на применение метода искусственного оплодотворения или на имплантацию эмбриона, в случае рождения у них ребенка в результате применения этих методов считаются его родителями. Однако, как указала Коллегия, необходимо руководствоваться и  разъяснениями Пленума ВС, которые даны им в Постановлении от 16 мая 2017 г. № 16, посвященном применению законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей. 

Согласно этому акту в аналогичных рассматриваемому спору ситуациях судам, в частности, следует проверить, добровольно ли и осознанно ли было дано согласие донора на применение метода искусственного оплодотворения. В этом же постановлении Пленум указал, что рождение ребенка с использованием одинокой женщиной донорского генетического материала не влечет за собой установления родительских прав и обязанностей между донором и ребенком. Указанное обстоятельство не зависит от того, известна ли личность донора родителям. Поэтому не могут быть удовлетворены иски об установлении отцовства в отношении донора.   

В рассматриваемом споре ВС установил, что в совместном заявлении Т. и К. донор расписался в графе «муж». На основании этого был сделан вывод о наличии обоюдного информированного добровольного согласия обоих граждан на применение вспомогательных репродуктивных технологий. Однако, отметил Суд, форма заявления, установленная приказом Минздрава от 30 августа 2012 г. № 107н, не содержит указаний на необходимость обозначения правовых статусов заявителей (муж/жена), поэтому подписанное сторонами заявление  установленной форме не соответствует. Из этого, по мнению ВС, следует, что заявление Т. и К. не может рассматриваться как основание для возникновения родительских прав и обязанностей для лиц, не состоящих в официальном браке.

Более того, Верховный Суд указал, что из заявления следует, что его автором является истица. Подпись ответчика означает лишь то, что он подтверждает свои данные как донора генетического материала. Поэтому, указала Коллегия, фраза «Я обязуюсь....», исходя из единого контекста и смысла всего заявления, относится к принятию данной обязанности именно лицом, подающим заявление на медицинское вмешательство, то есть Т. Исходя из этого, ВС посчитал ошибочным вывод суда апелляционной инстанции о том, что ответчик, расписавшись в графе «муж», обязался взять на себя все права и обязанности родителя.

Суд также обратил внимание на тот факт, что в заявлении донора на криоконсервацию  одновременно подчеркнуты два взаимоисключающих пункта: «я обязуюсь взять» и «не обязуюсь взять» все права и обязанности родителя в отношении будущего ребенка. Это не позволяет сделать вывод о согласии мужчины на принятие соответствующих прав и обязанностей. 

Кроме того, ВС подчеркнул, что первое применение вспомогательных репродуктивных технологий не привело к беременности. Несмотря на то что К. подал заявление о криоконсервации, договор о донорстве между ним и медицинским учреждением не был заключен по не зависящим от гражданина причинам. На основании этого Суд сделал вывод: базовый этап применения вспомогательных репродуктивных технологий был окончен, по его итогам беременность не наступила. Дальнейшие правоотношения между мужчиной и медицинским учреждением ограничивались действием договора о криоконсервации генетического материала. 

При этом последующие правоотношения между Т. и медицинским учреждением сформировались уже в рамках осуществления нового этапа применения вспомогательных репродуктивных технологий. На повторную программу гражданка приехала одна, о чем свидетельствует содержание ее заявления. Истица не отрицала, что заполнила его сама. В этом документе женщина просила «провести ей ЭКО с использованием ооцитов профессионального донора». 

Суд посчитал доказанным то, что подписи от имени К. были выполнены гражданкой Т. ВС подчеркнул, что истица инициировала проведение нового медицинского вмешательства более технологичным способом, который не охватывается рамками базового этапа проведения ЭКО. Это дополнительное медицинское вмешательство было осуществлено на основании ее единоличного волеизъявления и только ее единоличного информированного добровольного согласия, как того и требует законодательство.  При этом, как указано в определении, несмотря на отсутствие договора о донорстве между К. и медицинским учреждением, генетический материал мужчины при проведении процедуры был использован как материал неанонимного донора.

Апелляционная инстанция установила, что К. проходил такое же обследование, которое проводится в отношении доноров генетического материала. Однако Сахалинский областной суд сделал ошибочный, по мнению ВС, вывод о том, что ответчик проходил программу ЭКО не в качестве донора половых клеток, а в качестве партнера истицы. При этом ни первая, ни вторая инстанция подлинную медицинскую документацию не запрашивали. 

ВС подчеркнул, что суд второй инстанции должен был учесть, что правовое значение для последствий проведения процедуры ЭКО имеет нахождение ее участников в браке. «"Партнерство" женщины, не состоящей в браке с донором спермы, применительно к процедуре ЭКО не может служить достаточным основанием для установления отцовства в судебном порядке», – сказал Суд. 

Руководствуясь этим, Судебная коллегия отменила апелляционное определение и оставила в силе решение суда первой инстанции.

Эксперты рекомендовали участникам ЭКО быть внимательными

Представитель донора, адвокат Сахалинской адвокатской палаты Роман Торхов сообщил «АГ», что определение ВС по этому делу – «очень важная и значимая точка», поскольку судебной практики по такой категории дел не хватает. По его мнению, специфика этого спора в том, что к нарушению прав К. привели действия медицинского учреждения, создавшего все условия для этого. «Именно это мы и смогли доказать в ВС. В основном здесь рассматривался не вопрос алиментов, а то, что медучреждение допустило отклонение от оформления процедур и создало возможность нарушения прав К. истицей», – рассказал Роман Торхов. Он полагает, что суд апелляционной инстанции при удовлетворении иска «пошел по "эмоциональной части"», так как двое детей истицы нуждались в алиментах. 

Адвокат также указал на то, что данный спор обращает внимание на отсутствие у граждан понимания добровольного информированного согласия. «Подписывая документы, люди не совсем осознают, на что именно они дают согласие и какие возможности предоставляют медучреждению, которое нередко хочет лишь получить материальную выгоду», – резюмировал Роман Торхов.

Адвокат и руководитель семейной практики КА/5 Татьяна Сустина указала, что данное дело вызывает большой интерес, поскольку выходит за рамки немногочисленных стандартных споров между участниками программ ЭКО и суррогатного материнства. «Практика российских судов в основном лежит в плоскости взыскания убытков с медицинских организаций или участников ЭКО и суррогатного материнства», – отметила она.

Адвокат указала, что определение ВС нельзя с уверенностью назвать «вынесенным на основе полного и всестороннего изучения обстоятельств дела». Она пояснила, что Суд поставил вопросы, которые ранее, судя по всему, не были предметом исследования, – значит, нарушения норм права, установленные ВС, могли быть устранены только при новом рассмотрении дела.

Раскрывая свою позицию, Татьяна Сустина пояснила, что, подписав соответствующее заявление, мужчина согласился с правомерностью указания его в качестве «мужа» истицы. Это обстоятельство в совокупности с отсутствием договора о профессиональном донорстве было расценено апелляционным судом как доказательство фактических семейных отношений между сторонами, на основании чего суд установил отцовство. Эксперт считает подход ВС, который отнесся к данному аргументу критически, «сомнительным», поскольку сложно представить, что профессиональный донор не только не настаивал на заключении договора с медицинской организацией, но и указал, что он является мужем пациентки.

«Позиция о профессиональном донорстве, а также заполненная форма заявления с неоднозначными формулировками должны были оцениваться судами с учетом возможного недобросовестного поведения ответчика. Мужчина мог избрать тактику "профессионального донорства" с целью уйти от ответственности за содержание детей», – сообщает Татьяна Сустина. Из судебного акта усматривается наличие у него брака и двух других детей. Адвокат полагает, что при таких обстоятельствах нужно было исследовать вопрос о наличии согласия законной супруги на донорство ее мужа. 

Эксперт посчитала интересным тот факт, что вопрос об отсутствии данных о сожительстве сторон, судя по всему, не выносился на обсуждение сторон. «Оценка такого обстоятельства и вынесение решения без направления дела на новое рассмотрение нарушают право участников процесса на справедливое судебное разбирательство, – считает  Татьяна Сустина. – В случае установления судом, что К. являлся партнером истицы, отцовство могло бы быть установлено на основании ст. 49 Семейного кодекса». Она сообщила, что законный брак донора сам по себе не может опровергать наличие фактических семейных отношений между сторонами спора.

По словам адвоката, то, что беременность не наступила с первого раза, правового значения не имеет, поскольку вторая процедура ЭКО была проведена в течение срока действия согласия мужчины на использование его биоматериала: «Тот факт, что ответчик не отозвал свое согласие, также должен был склонить чашу весов на сторону истицы и детей».

Татьяна Сустина заметила, что Европейский Суд по правам человека неоднократно указывал, что использование искусственного оплодотворения породило «деликатные моральные и этические вопросы, по которым европейский консенсус отсутствует». Поэтому еще в достаточно старом деле «Эванс против Великобритании» ЕСПЧ отметил, что государствам необходимо устанавливать соответствующие правила для соблюдения баланса интересов и принципа правовой определенности. Особенно он отметил важность такого документа, как отзыв донором согласия на имплантацию эмбриона. Эксперт предположила, что позиция ВС в этом деле «может стать новым интересным кейсом Европейского Суда по правам человека о нарушении ст. 6, 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод».

Адвокат подчеркнула, что в рассматриваемом споре медицинская организация нарушила требования закона о ведении карточки донора. «Данное нарушение, скорее всего, не было совершено сотрудниками медорганизации умышленно. Возможно, врачи и юристы добросовестно заблуждались относительно необходимости ведения карты партнера, не являющегося профессиональным донором», – предположила Татьяна Сустина. Эксперт сообщила, что приказ Минздрава не обязывает медицинскую организацию разъяснять участникам программы юридическую составляющую процедуры, поэтому то, что Т. и К. не проинформировали о нормативных тонкостях, – вина законодателя, и, возможно, это дело стимулирует детализировать соответствующие нормы.

Адвокат МКА «ГРАД» Сергей Макаров, напротив, полагает, что определение ВС вынесено на основании тщательного изучения всех материалов дела, сопоставлении их между собой и их комплексном анализе. Он также сообщил, что этот спор показывает, как важно при проведении соответствующих медицинских процедур четко урегулировать вопрос родительских обязанностей, поскольку при наличии информации о личности донора вопрос об установлении отцовства могут ставить он сам, родившая женщина и после совершеннолетия сами дети.

Эксперт обратил внимание на тот факт, что определение является в том числе проявлением «непоколебимо стабильной» позиции ВС относительно отрицания возможности возникновения каких бы то ни было прав и обязанностей на основании сожительства.

Адвокат АП г. Москвы Виктория Дергунова также отметила, что, хотя этот спор и не совсем типичен, он демонстрирует, как важно внимательно заполнять документы при оформлении ЭКО. По ее мнению, существенным обстоятельством для дела выступило отсутствие заявления донора при проведении второй процедуры, в результате которой появились на свет дети истицы. 

Адвокат посчитала верным вывод ВС о том, что женщина, родившая ребенка в результате искусственного оплодотворения, и донор не вступают друг с другом в правоотношения. «Правоотношений между "матерью" и "отцом" по вопросу проведения процедуры ЭКО не сложилось. Правоотношения между донором и медицинским учреждением ограничивались действием договора о криоконсервации генетического материала. А правоотношения между матерью и медицинским учреждением сформировались в рамках осуществления дополнительного этапа применения вспомогательных репродуктивных технологий. Поэтому ВС квалифицировал вторую процедуру ЭКО как "отдельное дополнительное медицинское вмешательство по единоличному волеизъявлению матери", – пояснила Виктория Дергунова.