Восстановление акцессорных обязательств: миф или реальность?

Ответственность поручителя требует дополнительного нормативного регулирования

Дигмар Юнис
Адвокат АП Г. Москвы, адвокат МКА «ВЕРДИКТЪ», основатель юридической компании «ДИГМАР ГРУПП»

12 Сентября 2022
Судебная практикаГражданское право и процесс

Зачастую судебная практика преподносит интересные примеры споров. Однако довольно редко эти примеры связаны с разрешением ситуаций, когда нормативное регулирование соответствующей сферы правоприменения отсутствует. Именно поэтому подобного рода дела приобретают особую значимость, так как исход спора практически полностью зависит от дискреции суда.

Хотелось бы затронуть дискуссионный вопрос восстановления акцессорного обязательства – в частности, поручительства, выданного физическим лицом в обеспечение исполнения обязательств основного должника – юридического лица, в отношении которого регистрирующим органом было принято решение об исключении из ЕГРЮЛ, если впоследствии указанное решение было отменено.

Из общего правила, предусмотренного п. 1 ст. 367 ГК РФ, следует, что поручительство не прекращается (сохраняется) в связи с ликвидацией основного должника и фактически трансформируется в самостоятельное обязательство поручителя перед кредитором лишь в двух случаях: когда кредитор до ликвидации основного должника обратился с требованием к поручителю в судебном либо ином установленном законом порядке.

При этом под иным установленным законом порядком предъявления требований к поручителю понимаются, в частности: направление претензии, если претензионный порядок урегулирования спора предусмотрен законом или договором; обращение в суд с заявлением о включении требований кредитора в реестр требований к поручителю; заявление требования ликвидационной комиссии в ходе процедуры ликвидации поручителя (абз. 2 п. 32 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 24 декабря 2020 г. № 45 «О некоторых вопросах разрешения споров о поручительстве»).

Общее правило прекращения обязательств ликвидацией юрлица предусмотрено ст. 419 ГК. Верховный Суд в п. 41 Постановления Пленума от 11 июня 2020 г. № 6 «О некоторых вопросах применения положений Гражданского кодекса Российской Федерации о прекращении обязательств» разъяснил, что в случае исключения юрлица из ЕГРЮЛ как недействующего (ст. 64.2 ГК) к обязательственным отношениям, в которых участвовало это лицо, подлежит применению ст. 419 Кодекса. При этом Суд отдельно отметил, что иные специальные последствия могут быть предусмотрены законом.

В связи с этим возникает вопрос: как быть, если иск к поручителю предъявлен после исключения основного должника – юридического лица из ЕГРЮЛ, а впоследствии (в том числе в ходе рассмотрения дела по иску кредитора к поручителю) регистрирующий орган отменил ранее вынесенное решение об исключении данного юрлица из Реестра?

Гражданский кодекс обходит этот вопрос стороной и фактически не содержит норм, регулирующих вопросы восстановления поручительства в указанной ситуации, по всей видимости, оставляя решение данной проблемы правоприменителю. Анализ судебной практики на уровне высших судов по названному вопросу также демонстрирует довольно скудное количество разъяснений, что, скорее всего, обусловлено редкостью проблемы, которая от этого не становится менее острой либо не требующей внимания.

Конституционный Суд РФ в Постановлении от 15 апреля 2020 г. № 18-П отметил, в частности, что необходимым условием достижения баланса интересов взыскателей и должников выступает соблюдение общеправовых требований определенности, ясности и недвусмысленности правового регулирования.

Из требований правовой определенности, с учетом выраженных в Постановлении КС от 22 июня 2017 г. № 16-П правовых позиций, следует, что нормы, регулирующие имущественные отношения, должны быть ясными, точными и непротиворечивыми, а механизм их действия – предсказуемым и понятным субъектам правоотношений, которые должны иметь возможность в разумных пределах предвидеть правовые последствия их поведения.

В свою очередь, Судебная коллегия по гражданским делам ВС в Определении от 10 ноября 2015 г. № 80-КГ15-18 высказала позицию, согласно которой обеспечение обязательств в виде поручительства возникает одновременно или после основного обязательства в силу закона или договора, следует за основным обязательством и прекращается с прекращением обеспеченного им обязательства, что вытекает из взаимосвязанных положений п. 4 ст. 329 и п. 1 ст. 367 ГК. При этом Суд отметил, что вопросы восстановления поручительства после их прекращения гл. 23 Кодекса не урегулированы, одновременно пояснив, что п. 6 ст. 367 Кодекса «не допускает бессрочного существования обязательства поручителей в целях установления определенности в существовании прав и обязанностей участников гражданского оборота».

Как указано в определении, при прекращении обязательства по договору поручительства при последующем поведении и совершении сделок поручители, а равно и иные участники гражданского оборота в силу положений п. 3 ст. 1 и п. 5 ст. 10 ГК вправе полагаться на отсутствие таких обязательств.

Конституционный Суд в Постановлении от 15 апреля 2020 г. № 18-П согласился с указанной позицией Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда, отдельно отметив, что правило о прекращении поручительства, не допускающее бессрочного существования обязательства поручителя, направлено на обеспечение определенности в правоотношениях с его участием.

Помимо этого, из разъяснений КС следует, что срок обращения кредитора к поручителю с требованием об уплате долга является, по сути, сроком существования поручительства (с учетом сходства залога и поручительства как способов обеспечения исполнения обязательств), притом что поручительство (как и залог) прекращается при наступлении названных в законе обстоятельств и – в отсутствие законодательного закрепления возможности его восстановления – не может быть восстановлено при восстановлении основного обязательства, в обеспечение исполнения которого оно выдано.

В Определении от 19 декабря 2019 г. № 3440-О Конституционный Суд указал, в частности, что ликвидация юрлица влечет его прекращение – без перехода в порядке универсального правопреемства его прав и обязанностей к другим лицам, притом что прекращение основного обязательства влечет прекращение обеспечивающего его обязательства. Соответственно, взаимосвязанные положения ст. 61, п. 4 ст. 329, абз. 1 п. 1 ст. 367 и ст. 419 ГК не могут рассматриваться как нарушающие конституционные права.

Изложенное регулирование и основанная на нем позиция высших судов направлены, с одной стороны, на побуждение кредитора к активной защите его прав и охраняемых законом интересов до наступления обстоятельства, с которым закон связывает прекращение акцессорного обязательства; с другой – на защиту поручителя от бессрочного действия поручительства.

Из приведенного правового обоснования следует, что гражданское законодательство не предусматривает возможность восстановления акцессорного обязательства при восстановлении основного. Однако судебная практика не всегда согласуется с предписаниями высших судов – полагаю, из-за отсутствия прямой нормы, регулирующей этот аспект.

На мой взгляд, при рассмотрении данной проблемы необходимо исходить не только из аналогии залога и поручительства как обеспечительных обязательств (притом что вопрос прекращения залоговых обязательств являлся предметом рассмотрения высших судов), но и из конституционных предписаний о равенстве всех перед законом и судом, охраны частной собственности и судебной защиты прав, предусмотренных ст. 19, 35 и 46 Конституции РФ.

Из взаимосвязанных положений указанных норм следует, что перечень случаев лишения лица его собственности может устанавливаться лишь в строго определенных законом случаях, не допуская его расширительного толкования, обеспечивая тем самым баланс интересов сторон, которые вправе иметь разумные ожидания относительно правовых последствий тех или иных фактов (событий или действий), с которыми закон связывает наступление юридически значимых последствий. При этом по общему правилу наступление негативных правовых последствий возможно лишь в результате активных противоправных действий или противоправного бездействия.

Юридическая ответственность не может подразумевать не ограниченную законом возможность возникновения негативных правовых последствий в отсутствие противоправного поведения лица, претерпевшего такие последствия. Полагаю, что перечень случаев, когда действия (бездействие), не квалифицируемые как противоправные, могут тем не менее влечь негативные последствия, подлежит в силу принципа правовой определенности и равенства всех перед законом закреплению на уровне нормативного правового акта, позволяя таким образом заинтересованному лицу разумно предвидеть последствия его (даже позитивных) действий (бездействия).

Ответственность поручителя (независимо от ее солидарного или субсидиарного характера) также подчинена указанному общему правилу, в соответствии с которым в законе прямо предусмотрен перечень случаев наступления негативных для поручителя последствий в виде сохранения обязательств, вытекающих из выданного им поручительства и не связанных с его противоправными действиями или бездействием. Учитывая, что решение регистрирующего органа об исключении основного должника из ЕГРЮЛ не зависит от волеизъявления поручителя, возникает вопрос: должен ли поручитель претерпевать негативные последствия восстановления основного должника – юрлица в ЕГРЮЛ и, соответственно, восстановления основного обязательства (что в контексте рассматриваемого вопроса также представляется дискуссионным)?

В отсутствие нормативного регулирования решение вопроса о восстановлении поручительства, на мой взгляд, должно основываться именно на сохранении баланса интересов сторон спорных правоотношений. Бездействие кредитора не может влечь негативные правовые последствия для поручителя или, по крайней мере, в описанной ситуации должно обеспечивать эффективные механизмы защиты его прав в правоотношениях триады «кредитор – должник – поручитель». Иное толкование приводит к явному дисбалансу интересов.

Не буду утверждать о бесспорности приведенной позиции. Кредиторы и их представители в подобной ситуации с большой долей вероятности не согласятся с ней, что тем не менее не может являться основанием для вывода об отсутствии необходимости обеспечения эффективного средства правовой защиты всех сторон спорных правоотношений, к которым относятся и поручители.