Эксперты «АГ» прокомментировали позиции ВС по уголовным делам из Обзора № 3 за 2020 г.

Президиум ВС представил пять правовых позиций, а Судебная коллегия по уголовным делам – девять

В комментарии «АГ» один из адвокатов указал, что правосознание высшего судейского корпуса явно с изъяном, раз обзор распространяет в качестве образца для поведения судебный произвол, который прикрыт понятием «судейского усмотрения». Второй отметил, что выводы ВС, закрепленные в п. 47, должны приветствоваться адвокатским сообществом ввиду того, что они в очередной раз напоминают о важности процессуальной «миссии» защитника в уголовном судопроизводстве и нетерпимости к нарушению права на защиту. По мнению третьего, обзор демонстрирует, что неправильное назначение наказаний не является редкостью – осужденному и защитнику нужно быть готовыми к отстаиванию правильного применения уголовного закона вплоть до Президиума ВС.

Как ранее писала «АГ», Президиум Верховного Суда утвердил Обзор судебной практики № 3, который содержит 64 позиции по уголовным, административным, гражданским и арбитражным делам и одно разъяснение по вопросам, возникающим в судебной практике. Эксперты проанализировали наиболее значимые для практики позиции Президиума ВС и Судебной коллегии по уголовным делам.

Правовые позиции Президиума ВС

Президиум ВС представил пять правовых позиций по уголовным делам. В п. 1 он отметил, что если убийство совершено способом, связанным с причинением потерпевшему особых страданий (нанесение большого количества телесных повреждений в течение продолжительного времени, в том числе с применением ножа и других предметов), то такие действия квалифицируются по п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

Адвокат АП г. Москвы Ольга Морозова отметила, что убийство обоснованно признано совершенным с особой жестокостью, поскольку осужденные с целью лишения жизни долго избивали потерпевшего, причинив многочисленные телесные повреждения. «ВС даже не стал придерживаться собственных указаний, изложенных в п. 8 Постановления Пленума ВС от 27 января 1999 г. № 1. По сути, судам дан карт-бланш – нет необходимости устанавливать личностный умысел причинить потерпевшему мучения в процессе лишения его жизни. Судейское усмотрение вновь демонстрирует явно обвинительный уклон: доводы защиты не опровергнуты, не приведено ни одного доказательства субъективной стороны для квалификации действий по п. “д” ч. 2 ст. 105 УК РФ, и дело приведено в качестве примера для судей», – указала Ольга Морозова.

Согласно п. 2 неснятая и непогашенная судимость за преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетнего у лица, осужденного по ч. 5 ст. 131 и ч. 5 ст. 132 УК РФ, учитывается при назначении вида исправительного учреждения.

В п. 3 обзора указывается, что в силу требований ч. 1 ст. 10 УК об обратной силе уголовного закона положения ч. 1.1 ст. 63 УК не могли быть применены судом при назначении осужденному наказания за преступление, совершенное до введения в действие указанной нормы.

Адвокат АП г. Москвы Мартин Зарбабян заметил, что данный пункт содержит в себе очень ценную мысль Президиума ВС, раскрывающую постулат уголовного права, закрепленный также в Конституции: закон, усиливающий наказание, обратной силы не имеет. «Несмотря на бесспорность и ясность ч. 1 ст. 10 УК, Президиум ВС регулярно обращает внимание на нарушения требований данной нормы, допускаемые судами нижестоящих инстанций, что свидетельствует о цикличном характере подобных ошибок. Полагаю, что отдельные случаи совершения таких ошибок могут быть связаны с непрерывным изменением уголовного законодательства и, как результат, необходимости учета судами при рассмотрении уголовных дел различных редакций УК, – подчеркнул адвокат. – Тем не менее принципиально важно минимизировать количество соответствующих нарушений, выявлять данные нарушения и исправлять в проверочных инстанциях, так как наше общественно-политическое сознание, провозглашающее гуманистические ценности, уважение к личности и дух свободы, не должно допускать возможности причинения человеку непомерных лишений или терзаний».

Согласно правовой позиции, изложенной в п. 4, пропущенный стороной срок подачи замечаний на протокол судебного заседания не может быть восстановлен председательствующим, если ходатайство об этом подано после направления уголовного дела в суд апелляционной инстанции либо после вступления приговора в законную силу.

В п. 5 обзора отмечается, что в случае частичной отмены приговора и прекращения производства по делу на основании п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК (за отсутствием в деянии состава преступления) суд апелляционной инстанции исключает из приговора указание о взыскании с осужденных материального ущерба, причиненного в результате такого деяния.

Правовые позиции Судебной коллегии по уголовным делам

Вопросы квалификации

В п. 42 Судебная коллегия по уголовным делам указала, что убийство признается совершенным группой лиц, когда два или более лица, действуя совместно с умыслом, направленным на совершение убийства, непосредственно участвовали в процессе лишения жизни потерпевшего, применяя насилие, при этом не требуется, чтобы повреждения, повлекшие смерть, были причинены каждым из них.

«Не вдаваясь в абстрактную дискуссию о верности правовой оценки действий заявителя апелляционной жалобы, считаю возможным согласиться с таким теоретико-практическим определением убийства, совершенного группой лиц, которое было дано еще в п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда от 27 января 1999 г. № 1 “О судебной практике по делам об убийстве (ст. 105 УК РФ)”. Вместе с тем в п. 1 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за четвертый квартал 2013 г. (утв. Президиумом ВС 4 июня 2014 г.) ВС отмечал, что непосредственное участие в совершении преступления совместно с другими лицами означает, что исполнитель выполняет объективную сторону состава преступления совместно с другими лицами (соисполнителями). Потому, с точки зрения мотивированности судебного решения, с учетом доводов апелляционной жалобы, а также в целях разъяснения сложного уголовно-правового вопроса, на мой взгляд, судебной коллегии следовало пояснить критерии разграничения непосредственного участия в убийстве и оказания содействия в совершении этого преступления на примере конкретного дела», – посчитал Мартин Зарбабян.

Согласно п. 43 обзора по смыслу закона получение должностным лицом незаконного вознаграждения за бездействие, связанное с неисполнением своих служебных обязанностей, следует квалифицировать как получение взятки вне зависимости от намерения лица выполнить обещанное.

По мнению Мартина Зарбабяна, очевидно, что при получении взятки сами действия (бездействие), совершаемые лицом в пользу взяткодателя, не входят в объективную сторону, поэтому для признания данного состава оконченным не имеет значения, было ли в действительности выполнено оговоренное сторонами действие (бездействие) или нет. Так, КС РФ отмечал, что положения ст. 290 УК предусматривают ответственность за конкретное деяние – получение взятки, которое образует состав оконченного преступления независимо от того, имели ли место действия (бездействие) должностного лица в пользу взяткодателя, представляемых им лиц либо общее покровительство, попустительство по службе (определения № 387-О-О от 16 февраля 2012 г.; № 2207-О от 28 сентября 2017 г.; № 2866-О от 19 декабря 2017 г. и № 1902-О от 23 июля 2020 г.). При этом, заметил он, проблема отграничения мошенничества от получения взятки по-прежнему остается актуальной.

«В качестве примера из судебной практики можно привести дело, где суд отменил апелляционное определение, которым действия осужденного были переквалифицированы с получения взятки на мошенничество (Определение Шестого кассационного суда общей юрисдикции от 13 августа 2020 г. № 77-1799/2020). Комментируемая же позиция ВС во многом соотносится с доктринальным пониманием этой темы и сводится к тому, что умысел взяткополучателя должен включать в себя осознание того, что предмет взятки передается за выполнение или невыполнение им в интересах дающего определенных действий, связанных с использованием своих служебных полномочий. Следовательно, если получатель взятки мог совершить действия (бездействие) с использованием служебного положения, то указанное квалифицируется как получение взятки, а если не мог совершить из-за отсутствия служебных полномочий или невозможности использования служебного положения, то при наличии умысла на хищение данные действия квалифицируются как мошенничество. Таким образом, ключевым критерием для дифференциации служит “наличие или отсутствие возможности совершить определенные действия (бездействие)”», – отметил адвокат. Кроме того, указал Мартин Зарбабян, рассматриваемый вывод кассационной инстанции практически дословно повторяет позицию, изложенную ранее в п. 24 Постановления Пленума Верховного Суда от 9 июля 2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях».

Назначение наказания

В п. 44 указывается, что в случае, когда установленное в санкции статьи дополнительное наказание не является обязательным, суд в приговоре должен указать основания его применения с приведением соответствующих мотивов.

Адвокат КА Челябинской области «Стратегия» Денис Панов отметил, что осужденному М., в отношении которого приговор вынесен 6 лет назад, пришлось пройти апелляцию, первую кассацию, и только вмешательство Судебной коллегии по уголовным делам ВС позволило исключить из приговора назначение дополнительного наказания в виде ограничения свободы, не являющегося обязательным, назначение которого в приговоре не было никак мотивировано.

Между тем, указал он, ч. 1 ст. 60 УК прямо предусматривает, что более строгий вид наказания из числа предусмотренных за совершенное преступление назначается только в случае, если менее строгий вид наказания не сможет обеспечить достижение целей наказания. Денис Панов отметил, что необходимость мотивировать назначение дополнительного наказания, не являющегося обязательным, была разъяснена в действующим на момент вынесения приговора п. 39 Постановления Пленума ВС от 11 января 2007 г. № 2 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания». Аналогичное разъяснение содержится в п. 59 Постановления Пленума ВС от 22 декабря 2015 г. № 58 с таким же названием.

Мартин Зарбабян отметил, что данная позиция не содержит в себе новизны, так как в п. 1 Обзора судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 3 (2019) (утв. Президиумом ВС 27 ноября 2019 г.) ВС резюмировал, что в приговоре суда обязательному отражению подлежат основания, определившие назначение дополнительного вида наказания при отсутствии на то соответствующей обязанности.

«Не вызывает сомнений, что при назначении дополнительного наказания судом должны учитываться общие начала назначения наказания, поскольку любая мера государственного принуждения должна отвечать требованиям оправданности и целесообразности. Между тем особенность дополнительного наказания, не являющегося обязательным, состоит в том, что его назначение обусловлено судейским усмотрением. На мой взгляд, высшая судебная инстанция в данном случае ориентирует суды на то, что реализация дискреционных полномочий возлагает одновременно и обязанность по надлежащей аргументации причин принятия соответствующего решения с доведением своей позиции до участников судопроизводства», – предположил Мартин Зарбабян.

Исходя из п. 45 обзора, если на момент вступления в силу акта об амнистии факт совершения лицом нового умышленного преступления в течение испытательного срока условного осуждения не был подтвержден вступившим в законную силу приговором, то такое лицо не может быть признано злостным нарушителем порядка отбывания наказания.

Денис Панов отметил, что осужденный Ч. с 2015 г. не мог добиться правильного применения акта об амнистии – освобождения от наказания по приговору об условном осуждении, назначенного до объявления акта об амнистии. «По необъяснимой причине нижестоящие судебные инстанции (апелляция и первая кассация) принимали во внимание не вступивший в законную силу на момент объявления акта об амнистии второй приговор», – указал он. Адвокат добавил, что по протестам заместителя Генпрокурора РФ один приговор изменен в сторону ухудшения положения осужденного, другой – в пользу улучшения (исключено применение более тяжкого уголовного закона, не действовавшего на момент совершения преступления).

Процессуальные вопросы

В п. 46 отмечается, что судья, ранее принимавший участие в рассмотрении уголовного дела в суде второй инстанции в отношении лица, с которым заключено досудебное соглашение о сотрудничестве, не может участвовать в заседании суда второй инстанции в отношении соучастников преступления.

В правовой позиции, изложенной в п. 47 обзора, указывается, что лишение защитника права высказать в прениях сторон мнение по поводу допустимости доказательств признано существенным нарушением уголовно-процессуального закона, повлекшим нарушение конституционного права подсудимого на квалифицированную юридическую помощь, что послужило основанием для отмены приговора судом кассационной инстанции.

Мартин Зарбабян посчитал, что рассматриваемый случай олицетворяет абсолютно ошибочное восприятие судом первой инстанцией целей и задач уголовного судопроизводства. «К сожалению, изложенный казус является в судебной практике не исключением и в той или иной форме возникает при рассмотрении уголовных дел. Представляется мне, что основным фактором происхождения описываемых судебных ошибок выступает недопустимое и непозволительное отождествление судом своих процессуальных функций с процессуальными функциями стороны обвинения. Как следствие, происходит забвение истинного назначения суда в процессе, выражающегося в создании условий для состязания сторон, беспристрастного руководства процедурой рассмотрения дела и последующего принятия решения», – указал адвокат. По его мнению, подобные суждения ВС должны приветствоваться адвокатским сообществом ввиду того, что они в очередной раз напоминают о важности процессуальной «миссии» защитника в уголовном судопроизводстве и нетерпимости к нарушению права на защиту.

В п. 48 Судебная коллегия заметила, что оправдание по ст. 210 УК лица, осужденного этим же приговором за другие преступления, совершенные в составе организованной группы, не предоставляет ему право на реабилитацию в соответствии с ч. 2 ст. 133 УПК.

Согласно правовой позиции, выраженной в п. 49, при вынесении частного постановления суд обязан объявить об этом участникам судебного разбирательства, о чем делается запись в протоколе судебного заседания.

«Учитывая тот факт, что уже продолжительное время судебное разбирательство в нашей стране носит гласный характер, а не тайный, как это было при инквизиционном (розыскном) процессе в определенный исторический период времени, то стремление участников уголовного судопроизводства знать о принятии того или иного судебного решения, а в данном случае – частного постановления является вполне ожидаемым», – посчитал Мартин Зарбабян.

Адвокат указал, что в связи с этим в п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РСФСР (РФ) от 1 сентября 1987 г. № 5 «О повышении роли судов в выполнении требований закона, направленных на выявление обстоятельств, способствовавших совершению преступлений и других правонарушений» было указано, что «во всяком случае суд объявляет, что по делу вынесено частное определение (постановление)». «С 1987 г. это разъяснение, как видим, не потеряло своей актуальности и вновь нашло отражение в комментируемом обзоре», – подчеркнул он.

Мартин Зарбабян обратил внимание на то, что анализ судебной практики демонстрирует, что подобные нарушения не единичны. Например, по другому делу суд кассационной инстанции, отменяя частное постановление, отметил, что о вынесении частного постановления и его оглашении должно быть указано в протоколе судебного заседания (Определение Девятого кассационного суда общей юрисдикции от 17 февраля 2020 г. № 77-78/2020).

Судебная коллегия по уголовным делам в п. 50 обзора посчитала, что суд обоснованно отказал в удовлетворении гражданского иска о взыскании материального ущерба и компенсации морального вреда с того осужденного по уголовному делу, который не был признан виновным в убийстве потерпевшего.

Ольга Морозова указала, что данным пунктом обзора признается обоснованным отказ в удовлетворении гражданского иска о взыскании материального ущерба и компенсации морального вреда с осужденного за похищение человека группой лиц на том основании, что потерпевшая обосновала гражданский иск понесенными расходами на похороны сына, физическими и нравственными страданиями, связанными с убийством. «Мало того, что нас приучают, что потерпевший в статусе гражданского истца должен что-то доказывать (обосновывать) суду по уголовным делам, придумав “рамки обвинения” для ст. 73 УПК, так и институт правопреемства прав похищенного, а в последствии убитого потерпевшего (ч. 8 ст. 42 УПК) в толковании суда гарантирует компенсацию не за его страдания, а только за страдания близкого родственника убитого, что, естественно, преступникам обходится дешевле», – заключила она.

Адвокат заметила, что позиция ВС очередной раз отлична от толкования КС, согласно которому достоинство личности охраняется государством и ничто не может быть основанием для его умаления. КС в Определении № 131-О/2005 указывал, что применительно к личности потерпевшего это конституционное предписание предполагает обязанность государства не только предотвращать и пресекать в установленном законом порядке какие бы то ни было посягательства, способные причинить вред и нравственные страдания личности, но и обеспечивать пострадавшему от преступления возможность отстаивать, прежде всего в суде, свои права и законные интересы любыми не запрещенными законом способами, поскольку иное означало бы умаление чести и достоинства личности не только лицом, совершившим противоправные действия, но и самим государством.

«Правосознание высшего судейского корпуса явно с изъяном, раз обзор распространяет в качестве образца для поведения судебный произвол, который прикрыт понятием “судейского усмотрения”», – заключила Ольга Морозова.

Денис Панов отметил, что обзор показывает, что Верховный Суд реагирует на достаточно очевидные нарушения уголовного закона, связанные с неправильным применением четко определенных правил назначения уголовного наказания. По мнению адвоката, также обзор демонстрирует, что неправильное назначение наказаний не является редкостью – осужденному и защитнику нужно быть готовыми к отстаиванию правильного применения уголовного закона вплоть до Президиума ВС. «Вместе с тем в обзоре отсутствуют примеры квалификации преступлений в случаях, действительно вызывающих на практике затруднение или различное толкование», – подчеркнул он.

Марина Нагорная