Бизнес под статьей

Расследование преступлений в сфере экономической деятельности требует специальных познаний

В интервью «АГ» начальник управления по борьбе с картелями Федеральной антимонопольной службы России, заведующий кафедрой конкурентного права Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации (РАНХиГС) Андрей Петрович Тенишев сетует на отсутствие разумной уголовно-правовой политики, аргументирует необходимость декриминализации преступных деяний в сфере экономической деятельности и поддерживает идею расширения подсудности уголовных дел суду с участием присяжных заседателей.

– Специалисты сходятся во мнении, что один из ключевых факторов, тормозящих развитие, – давление на бизнес со стороны контролирующих и надзорных органов и постоянная угроза уголовно-правового воздействия. Точнее, это непреходящая угроза фабрикации уголовного дела. В условиях современной России это, как правило, означает длительное лишение свободы и потерю бизнеса. «Добросовестный бизнес не должен постоянно ходить под статьей, чувствовать риск уголовного или даже административного наказания», – сказал в ежегодном послании Федеральному Собранию в 2019 г. Президент РФ Владимир Путин. Он и ранее обращал внимание на эту проблему, но ситуация, к сожалению, не сильно изменилась. Так что же надо делать?

– Уголовно-правовая политика в сфере экономики, точнее, полное отсутствие таковой политики крайне негативно влияет на состояние конкуренции и в целом экономики. Сейчас, когда правительство говорит, что в условиях пандемии, в условиях сложной экономической ситуации необходимо ослабить административное давление контролирующих органов на бизнес, все – и государство, и бизнес – рьяно взялись за административные регламенты, инструкции, ГОСТы, федеральные и региональные законы. 

Но есть более серьезная проблема – уголовное преследование за преступления в сфере экономики. Здесь нет такого единодушия. Предпринимаемые меры, на мой взгляд, совершенно беcсистемны: мы видим слабые места и пытаемся, что называется, латать дыры. 

По данным ГИАЦ МВД, в 2018 г. выявлено 109 463 преступления экономической направленности, из них – 36 543 преступления в сфере экономической деятельности, в 2019 г. – 104 927 таких преступлений, из них в сфере экономической деятельности стало больше – 37 788. 

При этом по преступлениям экономической направленности осуждено менее 30% лиц, в отношении которых были возбуждены уголовные дела, а по преступлениям, предусмотренным гл. 22 УК РФ, – около 20%. По преступлениям экономической направленности прекращается до 14% уголовных дел, а по преступлениям в сфере экономической деятельности – до 10%. 

В то же время число оправданных по преступлениям экономической направленности невелико: в 2018 г. – 155 человек, в 2019 г. – 139 человек; по гл. 22 УК РФ в 2018 г. – 27 человек, в 2019 г. – 35 человек. 

Даже поверхностный анализ показывает, что лишь незначительная часть этих дел заканчивается приговорами. Остальные дела (до 70–80%) расследуются годами, приостанавливаются или прекращаются. Конечно, причины этого требуют глубокого исследования, но версия о том, что эти дела используются для уголовно-правового давления на бизнес, имеет право на существование. 

Не могут не тревожить и те цифры, которые приводит бизнес-омбудсмен Борис Титов в докладе Президенту РФ. 74% уголовных дел возбуждаются в отношении микробизнеса и малого бизнеса. По проведенным опросам, значительная часть предпринимателей после того, как подверглись уголовному преследованию, не готовы вновь заниматься бизнесом: около 85% из них говорят о том, что бизнес был разрушен частично или полностью, у 4,2% – бизнес ушел в тень. 

Все приведенные выше данные, на мой взгляд, – то самое свидетельство отсутствия разумной уголовно-правовой политики, которое негативно влияет на экономику и состояние конкуренции в стране. Необходимы выработка такой политики с участием государства, науки и бизнеса и ревизия уголовного законодательства с точки зрения общественной опасности, вызываемой экономическими преступлениями. 

– Какие преступления вообще можно считать экономическими? Как проводит градацию ФАС России?

– ФАС России такую градацию не проводит. Мы – федеральный орган исполнительной власти с определенными законом полномочиями. Таких полномочий у антимонопольной службы нет. Могу дать личную оценку. 

Давайте начнем с того, какие задачи стоят перед УК РФ. Это – охрана собственности, охрана конституционного строя и охрана общественной безопасности. Возможно, в них и скрыты те задачи, которые должен выполнять уголовный закон в сфере экономики? Или таких задач в общей части УК РФ просто нет. А если нет, то отсюда и тот хаос, который содержится в особенной части кодекса, и не совсем ясно, решению каких задач служат нормы гл. 22 и 23 УК РФ. Именно исходя из задач УК РФ, законодатель должен определять, какие деяния являются общественно опасными и преступными, какое наказание за эти деяния необходимо установить. В зависимости от того, какие задачи в сфере экономической деятельности предусмотрит в УК РФ законодатель, и нужно будет конструировать уголовно-правовые запреты. Возможно, что это будет охрана экономической безопасности страны или охрана прав добросовестного бизнеса либо охрана существующей экономической системы. Возможно, законодатель сформулирует какие-то иные задачи. Но лишь после определения общих задач возможно будет разработать специальные нормы, отражающие опасности для экономики, вводящие запреты и наказания. Иначе мы так и будем бессистемно латать действующий уголовный закон.

– И в МВД, и в ФСБ имеются следственные департаменты. Кроме того, дела экономического характера расследует и Следственный комитет России (СКР). Считаете ли вы правильной саму возможность расследования дел в отношении субъектов бизнеса любым следственным органом, а де-юре – любым следователем в стране?

– На сегодняшний день существует достаточно сбалансированная система подследственности. Вряд ли в ней нужно что-то менять. Но если говорить о будущем, уже более полувека то затихает, то возобновляется дискуссия о создании единого следственного органа. Думаю, что его создание было бы целесообразным. Тогда можно и нужно будет создавать специальные подразделения по расследованию преступлений в сфере экономики. Это есть и сейчас. Но если на уровне центральных аппаратов ведомственного следствия это работает, то на уровне управлений субъектов РФ качество следствия по преступлениям в сфере экономической деятельности несколько ниже, а если говорить о городском и районном звеньях, то такая специализация носит формальный характер и не работает. Конечно, это крайне негативно сказывается на качестве следствия. Это и есть одна из главных причин низкого качества следствия по экономическим делам, а вовсе не то, что существует альтернативная подследственность.

– В большинстве составов гл. 22 УК РФ («Преступления в сфере экономической деятельности») порогом крупного ущерба, дохода либо задолженностью в крупном размере признается сумма, превышающая 2 млн 250 тыс. руб., а особо крупного – 9 млн руб. Но в многострадальной ст. 159 УК РФ («Мошенничество») значительным ущербом для этого преступления, связанного с невыполнением договорных обязательств, законодатель считает 10 тыс. руб., а особо крупным – 12 млн. Эти очевидно не сопоставимые значения создают угрозу для предпринимательства в целом – причиненный вред и последствия для бизнеса несопоставимы. Что вы думаете об изменении порога ущерба, за которым – преступление?

– Понятно, что бизнес тревожит общая сумма порога, за которым деяние в сфере экономической деятельности становится преступным, – 2 млн 250 тыс. руб. По некоторым составам преступлений это 6 млн руб., по уголовно наказуемым картелям – 50 млн. Такой подход к криминализации деяний в сфере экономической деятельности не соответствует реалиям современной экономики и не отражает общественной опасности уголовно наказуемых деяний в данной сфере. 

В условиях современной экономики доход 2,25 млн руб. от незаконной предпринимательской деятельности компания, которая без лицензии управляет многоквартирными жилыми домами, может получить за несколько дней. Получить 9 млн руб. – тоже не проблема, а при таком особо крупном доходе наказание – до 5 лет лишения свободы – сопоставимо с наказанием за картель с отягчающими обстоятельствами. Но там повышение цен и доход кратно больше – 250 млн руб. Общественная опасность этих деяний несопоставима, а наказание практически одинаковое. 

Я предложил бы другое решение. В законопроекте, который Правительство РФ внесло в Государственную Думу по поручению Президента РФ, предусматривается поднять сумму дохода для признания картеля преступным до 100 млн руб. Давайте мы поднимем пороги дохода и по другим составам преступлений, предусмотренным гл. 22 УК РФ, до тех же примерно показателей, что существенно сократит количество мелких уголовных дел и уменьшит уголовно-правовую нагрузку на бизнес. 

Думаю, такой подход к частичной декриминализации преступных деяний в сфере экономической деятельности – правильное решение с точки зрения обычного здравого смысла и оценки общественной опасности деяний. За два-три дня управления жилым домом без лицензии вряд ли нужно лишать свободы. Заставьте управляющую компанию получить лицензию, оштрафуйте компанию и менеджмент, и пусть дальше занимаются законной предпринимательской деятельностью. В противном случае мы получим и уже получаем ежегодно тысячи судимых граждан, которые никогда не вернутся в бизнес. Это крайне отрицательно влияет на деловой климат в стране и состояние конкуренции, что не может не волновать меня как чиновника антимонопольной службы.

– Мировое соглашение. Данный инструмент редко используется государством в спорах с бизнесом. В уголовном процессе преследуемый обязан согласиться со всем, что предполагают следственные органы – ущербом, пени, недоимками, и уплатить их в полном объеме для того, чтобы получить право на прекращение преследования. Конструктивно ли это? Видите ли вы пути развития института примирения в уголовном процессе применительно к делам об экономических преступлениях?

– Мировое соглашение в уголовном процессе? Можно, конечно, об этом порассуждать. На самом деле, у нас достаточно много различного рода форм соглашений в уголовном процессе, закрепляющих договоренности сторон обвинения и защиты. Например, прекращение уголовного дела в связи с возмещением ущерба, сокращенная форма дознания, особый порядок судебного разбирательства, досудебное соглашение со следствием. Все это – своего рода процессуальные соглашения, направленные на смягчение наказания или освобождение от уголовной ответственности. Вводить еще одну форму в виде мирового соглашения вряд ли нужно. 

– Разделяете ли вы позицию ЕСПЧ, что привлечению к уголовной ответственности по ст. 160 и 159 УК РФ должно предшествовать признание сделок недействительными и/или признание судом неисполнения по договору?

– Нет, не разделяю я такую позицию, поскольку предмет и способы доказывания в гражданском и уголовном процессе различны. Было бы неправильно ставить возможность уголовного преследования в зависимость от того, оспорена сделка или нет, признана ли она недействительной или ничтожной в порядке, установленном гражданским судопроизводством. Другой вопрос, что если удалось доказать мошенничество или иное преступление, то тогда надо признавать такую сделку ничтожной либо недействительной. 

– Как вы относитесь к опыту Казахстана, изменившему подход к возбуждению уголовных дел по экономическим составам? Согласно ст. 179 УПК РК не подлежат регистрации заявления о преступлении, в которых отсутствуют сведения о нарушениях действующего законодательства, об ущербе, существенном вреде либо незаконном доходе, подтвержденные актами проверок, ревизий, аудита и другими, когда их наличие является обязательным признаком уголовного правонарушения.

– Опыт Казахстана, который изменил подход к возбуждению уголовных дел по преступлениям в сфере экономики, заслуживает внимания и мог бы быть применим в определенной части у нас. Думаю, что государственным органам, когда они обращаются с заявлениями о преступлении в сфере экономики, возможно или даже необходимо вменить обязанность определять вред, исчислять доход, подтверждать это актами проверок, ревизий и аудитов. Но совершенно неприемлемо такие обязанности возлагать на бизнес и на граждан. Этим мы ограничим для них доступ к правосудию в том случае, когда в отношении них совершено преступление. 

Полагаю, было бы уместно еще одно нововведение. Расследование преступлений в сфере экономической деятельности требует специальных познаний (речь идет, например, о налоговых преступлениях, о преступлениях против конкуренции, о преступлениях в банковской сфере, о манипулировании ценами). В этом случае считаю необходимым предусмотреть в УПК РФ норму об обязательном заключении специалиста по такой категории дел, которое тот должен подготовить после возбуждения уголовного дела и до предъявления обвинения либо окончания предварительного следствия.

– Необходима ли дифференциация составов мошенничества? Стоит ли законодательно исключить уголовную ответственность по ст. 159 УК РФ для участников торгов в случае, если объективная сторона преступления не включала в себя подделку документов?

– Не думаю, что нужно законодательно исключать уголовную ответственность в том случае, если объективная сторона преступления не включала в себя подделку документов.

Выделение специальных составов преступления возможно, когда, например, необходимо подчеркнуть общественную опасность деяния либо предусмотреть уголовную ответственность за посягательство на несколько объектов. В случае с мошенничеством, на мой взгляд, такой необходимости не было. Выделение специальных составов преступления в зависимости от сферы и способа совершения было неудачной попыткой, это привело к увеличению количества уголовных дел о мошенничестве, которые возбуждаются по этим специальным составам, и усилению того самого уголовно-правового давления на бизнес. 

– Часть 1.1 ст. 108 УПК РФ запрещает заключать под стражу обвиняемых предпринимателей. Сейчас этот запрет игнорируется судами с использованием аргументации, что преступная деятельность, в которой обвиняется предприниматель, не является предпринимательством и направлена не на извлечение прибыли на свой риск. Как, на ваш взгляд, можно изменить такую практику?

– Сложно ответить. Несомненно то, что в каждом случае судам необходимо тщательно исследовать доказательства того, являлась ли эта деятельность предпринимательской. В том случае, если она все-таки является таковой, то руководствоваться ч. 1.1 ст. 108 УПК РФ. Думаю, что это должно быть предметом для изучения и обобщения судебной практики. Нужен либо обзор судебной практики, либо постановление Пленума Верховного Суда РФ на эту тему.

– Как вы относитесь к идее расширения подсудности уголовных дел суду присяжных? 

– Положительно. Считаю, что по всем экономическим преступлениям, относящимся к категории тяжких и особо тяжких, у подсудимого должно быть право на рассмотрение его дела судом присяжных. 

– Что вы думаете об особом порядке рассмотрения уголовных дел в судах? 

– Особый порядок – сложная и чувствительная тема. Некоторые считают его прогрессивной формой, целью которой является процессуальная экономия и смягчение участи подсудимого, решившего покаяться и сотрудничать с государством. Однако мне кажется, что мы несколько увлеклись погоней за данной целью. Уже более 70% уголовных дел у нас рассматривается в особом порядке, плюс к тому – у нас еще есть сокращенная форма дознания, соглашение со следствием. Такие особые формы расследования и рассмотрения уголовных дел начали превалировать на практике, что является опасной тенденцией. В случае рассмотрения дела в особом порядке суды лишены права вынести оправдательный приговор, даже в случае, когда судья придет к выводу о том, что подсудимый оговорил себя или в содеянном нет состава преступления. 

Есть еще масса проблем. Дача согласия обвиняемым на рассмотрение дела в особом порядке происходит на стадии предварительного следствия. Это может приводить к тому, что следователь, зная об этом и понимая, что доказательства в суде исследоваться не будут, оправдательного приговора не будет, потеряет мотивацию к сбору доказательств. Такая ситуация крайне негативно влияет на качество следствия и на профессионализм следователей. Особенно она опасна по уголовным делам о преступлениях в сфере экономической деятельности. Наверное, правильнее было бы давать согласие на особый порядок после окончания предварительного следствия и только суду. В данном случае у следователя сохраняется стимул собирать доказательства, что должно повысить качество следствия и уровень процессуальных гарантий для обвиняемых. 

– Как вы для себя определяете грань добросовестности бизнеса? Когда бизнес превращается в преступление?

– Ответ прост. Бизнес должен быть, во-первых, честным, во-вторых, законным. Это та грань, отделяющая добросовестный бизнес от недобросовестного. Когда бизнес превращается в преступление? Тогда, когда он нарушает нормы, закрепленные Уголовным кодексом РФ. 

Беседовал Алексей Федяров