ВС усомнился в беспристрастности международного арбитража по отношению к российской компании под санкциями

Суд подчеркнул, что сам факт введения в отношении российского лица мер ограничительного характера иностранными государствами достаточен для вывода об ограничении его доступа к правосудию за пределами России

Один из экспертов «АГ» посчитал, что позиция Верховного Суда ставит под угрозу все арбитражные оговорки с российскими подсанкционными лицами, в которых предусматривается администрирование спора европейским арбитражным учреждением или место арбитража в странах ЕС или США. Другая полагает, что далеко не все виды санкций могут действительно создавать какие-либо препятствия для рассмотрения спора или лишать сторону права на судебную защиту. По мнению третьего, нельзя исключить, что в связи с подобной правовой позицией иностранные контрагенты будут настаивать на внесении 100% аванса, что негативно отразится на российских лицах.

9 декабря Верховный Суд вынес Определение
№ 309-ЭС21-6955 (1-3) по делу № А60-36897/2020 по вопросу о порядке применения антиисковых мер судами по рассматриваемому в международном коммерческом арбитраже спору, стороной которого является российская компания, в отношении которой наложены международные санкции.

В мае 2013 г. АО «Уралтрансмаш», которое является дочерней организацией АО «НПК "Уралвагонзавод”», закупило у польской компании «РТС ПЕСА Быдгощ» трамвайные вагоны. По условиям контракта, разрешение споров между сторонами предусматривалось в Арбитражном институте Торговой палаты Стокгольма. Впоследствии продавец со ссылкой на неоплату товара инициировал арбитражное разбирательство в Стокгольмском арбитраже, потребовав взыскать с контрагента свыше 55 млн евро задолженности по договору, процентов и неустойки.

Принимая участие в разбирательстве в международном арбитраже, «Уралтрансмаш» параллельно обратился в Арбитражный суд Свердловской области. В своем заявлении компания просила запретить ее контрагенту продолжать разбирательство в Стокгольмском арбитраже, а также, в случае невыполнения решения суда о запрете, взыскать с «ПЕСА Быдгощ» свыше 56 млн евро. В обоснование требований «Уралтрансмаш» сослался на положения ст. 248.1 и 248.2 АПК, а также указал на то, что был вовлечен в разбирательство по арбитражному спору в иностранной юрисдикции, и на применение к нему мер ограничительного характера со стороны США и ряда европейских государств, которые сводились к запрету его торговой деятельности и участия в ряде внешнеэкономических сделок. Этого, по мнению заявителя, было достаточно для удовлетворения его заявления и наложения запрета продолжать арбитражное разбирательство в Стокгольме.

АС Свердловской области подтвердил, что «Уралтрансмаш» является российским юрлицом, в отношении которого иностранные государства применили меры ограничительного характера, и что оно по инициативе компании «ПЕСА Быдгощ» вовлечено в арбитражное разбирательство в Стокгольмском арбитраже. В то же время суд счел, что для наложения антиискового запрета помимо прочего подлежит доказыванию невозможность отнесения к компетенции Стокгольмского арбитража исполнения соглашения сторон о рассмотрении споров между ними.

Суд посчитал, что не доказаны наличие у общества «Уралтрансмаш» препятствий в доступе к правосудию в Стокгольмском арбитраже и неисполнимость соглашения сторон о передаче споров на разрешение этого международного коммерческого арбитража. При этом отмечалось, что заявитель фактически участвует в рассмотрении спора, а ограничительные меры иностранных государств ему в этом не препятствуют. С этими выводами согласился и апелляционный суд

В кассационных жалобах в Верховный Суд «Уралтрансмаш», а также «НПК “Уралвагонзавод”» и Минпромторг России выразили несогласие с решениями арбитражных судов. По их мнению, само по себе введение в отношении российского лица санкций свидетельствует о невозможности полноценной реализации его права на судебную защиту в иностранном государстве. В связи с этим нет необходимости доказывать наличие у него фактических затруднений в реализации права на судебную защиту, по крайней мере в том иностранном государстве, которое применяет ограничительные меры.

Изучив материалы дела, Судебная коллегия по экономическим спорам ВС напомнила, что российское юрлицо, в отношении которого приняты меры ограничительного характера, по спорам со своим участием имеет право на антиисковой запрет в отношении лица, инициировавшего разбирательство в иностранном суде, международном коммерческом арбитраже, находящихся за пределами территории РФ. Такой запрет налагается арбитражным судом субъекта РФ по месту нахождения российского юрлица – заявителя.

В то же время, подчеркнул ВС, само по себе применение мер ограничительного характера уже создает российской стороне препятствия в доступе к правосудию, в силу чего для перевода спора под юрисдикцию российских арбитражных судов достаточно ее одностороннего волеизъявления, выраженного в процессуальной форме (ч. 4 ст. 248.1 АПК). При этом необязательно доказывать влияние ограничительных мер на возможность исполнения арбитражной оговорки в соответствии с п. 4 ч. 2 ст. 248.2 АПК. Согласно этой норме, обстоятельства, подтверждающие невозможность исполнения арбитражной оговорки, указываются заявителем при их наличии, поскольку такая редакция этой нормы подчеркивает факультативность доказывания этих обстоятельств.

«Таким образом, из системного толкования приведенных правовых норм и с учетом целей законодательного регулирования следует, что сам по себе факт введения в отношении российского лица, участвующего в споре в международном коммерческом арбитраже, находящемся за пределами территории Российской Федерации, мер ограничительного характера предполагается достаточным для вывода об ограничении доступа такого лица к правосудию. Ограничительные меры имеют, во-первых, личный характер, т.е. адресованы конкретному лицу персонально, а во-вторых, публичный характер, то есть общеобязательны и основаны на силе и авторитете публичной государственной власти. Введение иностранными государствами ограничительных мер (запретов и персональных санкций) в отношении российских лиц поражает их в правах как минимум репутационно и тем самым заведомо ставит их в неравное положение с иными лицами», – отмечено в определении.

Верховный Суд добавил, что в таких условиях вполне оправданны сомнения в том, что спор с участием лица, находящегося в государстве, применившем ограничительные меры, будет рассмотрен на территории иностранного государства, также применившего ограничительные меры, с соблюдением гарантий справедливого судебного разбирательства, в том числе касающихся беспристрастности суда, что составляет один из элементов доступности правосудия.

Экономколлегия посчитала несостоятельными доводы «ПЕСА Быдгощ» о невозможности исполнения подобного запрета без существенного нарушения его прав как истца на судебную защиту. Наличие антиискового запрета на продолжение разбирательства обязывало бы «ПЕСА Быдгощ» предпринять активные меры по его исполнению, влекущие прекращение разбирательства, например отказаться от иска, заметил ВС. «Действительно, по общему правилу такое процессуальное поведение, как правило, влечет невозможность последующего обращения в юрисдикционный орган с тождественным иском. Однако поскольку в данном случае отказ от иска осуществлялся бы истцом под принуждением судебного распоряжения, то негативные последствия такого отказа не должны препятствовать ему обратиться за судебной защитой в российский суд», – заключил он.

Таким образом, Суд заключил, что у нижестоящих инстанций отсутствовали основания для отказа в удовлетворении заявления «Уралтрансмаш», в связи с чем обжалованные судебные акты подлежат отмене.

Вместе с тем ВС указал, что требование общества, направленное на запрет истцу осуществлять определенные действия, носит превентивный характер. Подобный запрет актуален и эффективен лишь до того момента, пока эти действия не совершены. Однако разбирательство в Стокгольмском арбитраже было завершено в мае этого года, а «Уралтрансмаш» уже обжаловал его решение в иной судебной инстанции. При таких обстоятельствах заявление общества удовлетворению не подлежит, решил Суд.

Советник практики по разрешению споров юридической фирмы Allen & Overy Андрей Панов полагает, что рассматриваемое дело интересно тем, что раньше суды признавали неисполнимыми арбитражные оговорки с участием лиц, в отношении которых были приняты блокирующие санкции. Он пояснил, что, согласно ч. 4 ст. 248.1 АПК, российские суды могут признать свою исключительную компетенцию в обход заключенного сторонами арбитражного соглашения только в том случае, когда оговорка становится неисполнимой из-за созданных санкциями препятствий в доступе к правосудию.

«У лиц под секторальными санкциями на самом деле нет никаких реальных препятствий для участия в иностранном арбитраже. Собственно, “Уралтрансмаш” в нем и участвовал. Но Верховный Суд посчитал, что сам факт введения санкций Евросоюзом в отношении “Уралтрансмаша” якобы означает, что спор с участием “Уралтрансмаша” не сможет быть рассмотрен беспристрастно в одном из государств – участников ЕС. Верховный Суд при этом не провел никакого различия между частным третейским разбирательством с местом арбитража в Стокгольме и спором в государственном суде, хотя уж арбитров-то странно подозревать в том, что они будут проводниками какой-либо государственной политики», – убежден Андрей Панов.

Он добавил, что такое толкование ВС РФ ст. 248.1 АПК ставит под угрозу все оговорки с российскими подсанкционными лицами, в которых предусматривается администрирование спора европейским арбитражным учреждением или место арбитража в странах ЕС или США. «Скорее всего, оговорки, предусматривающие арбитраж в Гонконгском международном арбитражном центре (HKIAC) и Сингапурском международном арбитражном центре (SIAC), не будут затронуты, поскольку эти государства санкции не вводили. Вероятно, это приведет к росту транзакционных издержек для российского бизнеса, который работает с иностранными контрагентами», – заключил эксперт.

Генеральный директор РИСА и ответственный администратор Российского арбитражного центра Юлия Муллина отметила, что определение ВС РФ вызвало немало споров в арбитражном сообществе. «С одной стороны, важно понимать, что санкции могут действительно влиять на возможность эффективной правовой защиты лиц, в отношении которых они введены. И в этом аспекте ст. 248.2 АПК РФ является инструментом, позволяющим прекратить арбитражное разбирательство, в котором одна из сторон лишена права полноценно представить свою позицию. С другой стороны, чрезмерно широкое толкование нормы может оказать деструктивное влияние на имидж России как места разрешения споров, а также на бизнес-отношения в связи с возможным нежеланием иностранных контрагентов вступать в правоотношения с подсанкционными лицами, что только усугубляет вред, который причиняется ограничительными мерами», – полагает она.

По словам эксперта, как следует из пояснительной записки к проекту закона о внесении изменений в АПК РФ, он был разработан в целях установления гарантий обеспечения прав и законных интересов подсанкционных лиц, которые «лишены возможности защищать свои права в судах иностранных государств, международных организаций или третейских судах, находящихся за пределами территории РФ». Аналогично в итоговой редакции ст. 248.1 АПК РФ указано на меры, создающие препятствия в доступе к правосудию. В данном аспекте явно прослеживается воля законодателя на невозможность расширительного толкования новых положений, позволяющих изменить первоначальные договоренности сторон коммерческих отношений и перенести спор на рассмотрение в Россию. В противном случае положения ст. 248.1 АПК РФ были бы сформулированы иначе, содержав указание на то, что самого факта введения санкций достаточно для того, чтобы передать спор в российские суды, а также вынести антиисковый запрет», – убеждена Юлия Муллина.

Она добавила, что далеко не все виды санкций могут действительно создавать какие-либо препятствия для рассмотрения спора или лишать сторону права на судебную защиту, например секторальные санкции и санкции, связанные с Крымом, автоматически не влияют на арбитражное разбирательство. «В свою очередь персональные санкции также не всегда влекут невозможность участия в арбитражном разбирательстве: санкции стали нашей реальностью, и иностранные арбитражные институты успели приспособиться к администрированию споров с участием лиц, в отношении которых введены ограничительные меры», – заметила эксперт.

По ее мнению, не менее важным является вопрос, когда просьба подсанкционного лица об антиисковых мерах может считаться обоснованной. «Представляется, что, в случае если материалами дела подтверждается, что сторона не сообщила о сложностях, связанных с арбитражем, и участвовала в разбирательстве, заявление о запрете продолжать арбитраж, сделанное после устного слушания или окончания обмена процессуальными документами (если слушание не проводится), может быть даже квалифицировано как злоупотребление правом, как очевидно направленное на то, чтобы создать препятствия в дальнейшем исполнении решения. Логично предположить, что ст. 248.2 АПК РФ была призвана урегулировать ситуации, когда сторона ввиду санкций уже на начальном этапе не может представить свою позицию по делу или в ходе арбитража сталкивается с иными сложностями, связанными с необходимыми процессуальными действиями (например, оплатой арбитражного сбора или внесением аванса на покрытие арбитражных расходов)», – заключила Юлия Муллина.

Юрист АБ «Авангард» Дарья Мусияченко отметила, что спорные соглашения, содержащие арбитражную оговорку, были заключены до включения АО «Уралтрансмаш» в санкционный список. «По всей видимости, Верховный Суд при разрешении данного дела исходил из того, что само по себе нахождение российской стороны в санкционном списке ставит ее в заведомо невыгодное положение в случае рассмотрения спора иностранным арбитражем, даже если формально процессуальные права российской стороны были соблюдены», – предположила она.

Эксперт добавила, что правовая позиция, сформулированная ВС по данному делу, может способствовать переносу места арбитража в Россию, поскольку антиисковые запреты не касаются международных коммерческих арбитражей, проводимых РФ: «В то же время нельзя исключить, что в связи с подобной правовой позицией иностранные контрагенты будут настаивать на внесении 100% аванса, что, в свою очередь, может уже негативно отразиться на российских лицах».