ВС не признал законным придание требованиям кредитора залогового статуса при пропущенном сроке
Суд подчеркнул, что отсрочка перехода залогового права к цессионарию на период после закрытия реестра не может служить основанием для признания требования заявленным в срок, так как это ведет к нарушению прав иных кредиторов
По мнению одного из адвокатов, определение закрыло лазейку в законодательстве, которая могла стать примером для злоупотреблений в рамках дел о банкротстве. Другой адвокат отметил, что ВС усмотрел в действиях сторон договора цессии умысел на искусственное создание уважительной причины пропуска установленного срока.
1 апреля Верховный Суд РФ вынес Определение № 304-ЭС17-1382 (8) по делу № А27-24985/2015. Поводом к рассмотрению послужила кассационная жалоба конкурсного управляющего на решения нижестоящих судов, признавших залоговый статус требований цессионария после закрытия реестра требований кредиторов.
Обстоятельства спора и решения судов
В феврале 2016 г. банк заключил с ООО «Маркер» договор цессии, по которому уступил право требования задолженности по кредитным договорам на сумму 100 млн руб. В июне того же года в рамках процедуры банкротства требование общества было включено в третью очередь реестра требований кредиторов.
Поскольку по кредитному долгу было выдано обеспечение (договоры залога и ипотеки от 2014 г.), общество обратилось в арбитражный суд с заявлением о признании за своим ранее установленным в реестре требованием статуса залогового. Суды трех инстанций данное требование поддержали. При этом они со ссылкой на ст. 16, 71, 100, 142 Закона о банкротстве и ст. 334 и 384 ГК РФ указали, что несмотря на то, что заявление о залоговом статусе было подано после закрытия реестра, основания для понижения очередности удовлетворения требования общества отсутствуют.
Суды отметили, что по условиям дополнительного соглашения к договору цессии переход от цедента к цессионарию прав требований из обеспечительных сделок происходит в день полной оплаты последним цены уступаемых прав. Поскольку полная оплата произошла в 2017 г., суды сочли, что только с этого момента к обществу перешли права из обеспечительных обязательств и оно получило возможность обратиться за установлением залогового статуса своего требования.
При этом они применили позицию, изложенную в п. 12 Обзора судебной практики по вопросам, связанным с участием уполномоченных органов в делах о банкротстве и применяемых в этих делах процедурах банкротства (утвержден Президиумом ВС 20 декабря 2016 г.), и в Определении ВС от 24 сентября 2014 г. № 307-ЭС14-100. Таким образом, суды сочли, что поскольку требование общества как добросовестного кредитора возникло после закрытия реестра, оно должно считаться поданным в срок, так как заявление направлено в суд в пределах двухмесячного срока с даты перехода прав требования.
Не согласившись с решениями судов, конкурсный кредитор обратилась в ВС с кассационной жалобой.
ВС отметил, что объективных причин для пропуска срока не было
Верховный Суд в свою очередь отметил, что на уровне высшей судебной инстанции действительно выработан ряд правовых позиций, согласно которым в исключительных случаях лицо может претендовать на включение задолженности в реестр требований кредиторов юрлица даже несмотря на то, что требование заявлено с опозданием, т.е. после закрытия реестра (абз. 3 п. 1 ст. 142 Закона о банкротстве).
Суд указал, что такие исключения применяются, как правило, в случаях, когда возможность предъявления требований в двухмесячный срок отсутствовала у кредитора по объективным причинам, в связи с чем он не должен нести негативные последствия в виде понижения очередности. В таких ситуациях используется юридический прием, согласно которому требование кредитора считается как бы заявленным в срок, т.е. де-факто, такой срок закрытия реестра восстанавливается ввиду наличия у кредитора уважительной причины опоздания, находящейся вне его воли.
В то же время ВС не согласился с выводами нижестоящих судов о том, что общество объективно не могло заявить о залоговом статусе своего требования в период, пока реестр был открыт, и соответствующая возможность появилась у него только с даты перехода прав требования по договорам залога.
Суд обратил внимание, что первоначально как залоговое, так и денежное требования принадлежали одному лицу – банку. Банк и общество согласовали раздельный переход указанных прав: сначала денежные требования, затем (после полной оплаты) – обеспечительные, что не противоречит ст. 384 ГК. Однако структурирование отношений подобным образом, в том числе согласование сроков совершения уступок, находилось полностью в воле цедента и цессионария, поэтому не может быть отнесено к неким объективным обстоятельствам. Тот факт, что стороны отсрочили переход залогового права к цессионарию на период после закрытия реестра, не может служить основанием для признания требования заявленным в срок, так как субъективные договоренности сторон не должны противопоставляться третьим лицам (иным кредиторам).
Таким образом, подчеркнул Суд, цедент и цессионарий имели реальную возможность установить переход залоговых прав в пределах двухмесячного срока, предусмотренного указанной нормой Закона о банкротстве.
Кроме того, добавил ВС, вопреки выводам нижестоящих судов, в рассматриваемой ситуации на основании договора цессии произошла перемена лица в уже существующем обязательстве. Это значит, что цедент как правопредшественник имел возможность позаботиться о правах цессионария и установить свое залоговое требование к должнику в реестре с тем, чтобы в дальнейшем после исполнения условий договора, связывающих переход обеспечительных прав с полной оплатой, можно было осуществить процессуальное правопреемство в реестре требований кредиторов. Однако цедент этого не сделал. Таким образом, основания для включения залогового требования в реестр отсутствовали.
Более того, отмечается в определении, поскольку в рассматриваемом случае основное (денежное) требование кредитора уже включено в третью очередь реестра, целесообразность учета за реестром залогового статуса данных требований отсутствует. «Право на получение выплат в качестве залогодержателя может быть реализовано обществом… только при условии удовлетворения всех реестровых требований, к которым относится и его денежное требование. Если все реестровые требования удовлетворены, то прекращается и акцессорное обязательство; если же реестровые требования не удовлетворены либо удовлетворены частично, то конкурсный управляющий не вправе приступать к расчетам с кредиторами, отнесенными за реестр. Поэтому общество… в любом случае не сможет воспользоваться своим привилегированным статусом залогодержателя, в связи с чем его заявление подлежит оставлению без удовлетворения», – резюмируется в определении.
В этой связи Верховный Суд отменил решения нижестоящих судов по данному делу.
Адвокаты поддержали позицию Суда
Эксперты «АГ» согласились с логичностью доводов высшей судебной инстанции. Так, адвокат АБ «Синум АДВ» Андрей Амбарцумов считает определение законным и хорошо мотивированным, а вот акты нижестоящих судов вызывают у него недоумение «сугубо формальным подходом».
По мнению эксперта, определение ВС важно в контексте применения положений Закона о банкротстве, регулирующих права залогового кредитора. «С одной стороны, залоговые кредиторы обладают правом голоса по весьма ограниченному кругу вопросов, с другой – 70% суммы от реализации залогового имущества идет на обеспечение требований соответствующего залогового кредитора», – пояснил он.
Адвокат отметил, что в данном деле стороны договора цессии разделили само денежное требование и обеспечительную сделку к нему – договор залога. «Право по денежному требованию сразу по заключении договора перешло к цессионарию и было включено в реестр, что закономерно породило право участия в собраниях кредиторов без каких-либо ограничений. Дополнительным соглашением к договору цессии момент перехода права по залоговому требованию был отложен до его окончательной оплаты – фактически на неопределенный срок, – добавил Андрей Амбарцумов. – Спустя 19 месяцев цессионарий подал заявление о признании залогового статуса требования, ссылаясь на то, что право по договору залога перешло к нему менее чем за два месяца до подачи заявления – после полной его оплаты. Суды трех инстанций, несмотря на то, что оплата требования являлась обстоятельством, зависящим от воли заявителя, придали требованию залоговый статус. В результате на протяжении значительной части процедуры цессионарий обладал всей полнотой прав реестрового кредитора, а ближе к ее завершению, если бы ВС не отменил эти судебные акты, мог получить привилегированное положение залогового кредитора».
В таком случае, подчеркнул эксперт, это могло бы послужить примером для злоупотреблений, в связи с чем позицию ВС, не оставившего без внимания такую лазейку в законе, можно только приветствовать.
Адвокат АП г. Москвы Максим Астапов полагает, что позиция ВС не выбивается из общей практики, согласно которой требования залоговых кредиторов, заявленные за пределами срока, понижают очередность их удовлетворения по сравнению с заявленными в установленный срок.
По его мнению, Суд, оценивая действия банка-цедента и нового кредитора, логично отклонил доводы нижестоящих судов об уважительности пропуска срока на предъявление залоговых требований. «Из мотивировочной части определения следует, что требования цедента не были включены в реестр в качестве требований залогового кредитора. Поэтому предположу, что Суд усмотрел в действиях сторон договора цессии некий умысел: банк-цедент пропустил срок на заявление требований как залоговый кредитор и пытался восстановить свое положение, искусственно создав уважительные обстоятельства просрочки», – заключил он.