ЕСПЧ присудил почти 30 тыс. евро матери военнослужащего, покончившего с собой во время учений

Суд указал, что повторное расследование обстоятельств смерти солдата так и не устранило ряд недостатков первоначального расследования, что не помешало прекратить уголовное дело в отношении его командира

Один из экспертов «АГ» заметил, что в таких делах важное значение имеет то, насколько власти были информированы о проблеме, требующей повышенного внимания и вмешательства. Второй заметил, что проблема как суицидов в армии, так и их должного расследования уже долгое время остается нерешенной. Третий заметил: очень важно, чтобы выводы ЕСПЧ о расследовании случаев гибели военнослужащих не оставались незамеченными.

22 марта Европейский Суд вынес
Постановление по делу «Гвоздева против России» по жалобе россиянки, сын которой покончил с собой во время службы в армии.

Солдат-срочник покончил с собой во время учений

В ноябре 2008 г. Г. был призван на срочную военную службу и направлен в воздушно-десантные войска. Пройденное им перед армейским призывом медосвидетельствование, включающее психологическое тестирование, показало его пригодность к военной службе без всяких ограничений. Последующее психологическое тестирование также не выявило у него никаких патологий и склонности к суициду.

Вскоре Г. стал командиром отделения и стал подчиняться командиру взвода К. 6 марта 2009 г. он участвовал вместе со своими подчиненными в военно-полевых учениях в Псковской области. Вечером того же дня военнослужащий ушел из полевого лагеря в неизвестном направлении и совершил самоубийство. Утром труп Г. был обнаружен в лесу недалеко от лагеря, в кармане его брюк была найдена предсмертная записка, адресованная матери, из которой следовало, что причиной самоубийства стали действия К.

На следующей день следователь гарнизонного следственного отдела СК по Псковской области возбудил уголовное дело в отношении К. по подозрению в доведении до самоубийства. Результаты судмедэкспертизы, помимо следов удушения, выявили синяки и ссадины на ногах и руках Г. Спустя два месяца следователь прекратил уголовное дело в отношении К., указав, что преступные действия с его стороны не установлены. Следователь посчитал, что действия К. соответствовали уставным отношениям, в них не было насилия, жестокого обращения или унижения в отношении покойного. В связи с этим сам инцидент, по мнению следствия, был вызван тяжелой депрессией Г. из-за невыполнения им своих военных обязанностей. 

Попытка оспорить прекращение уголовного дела

Постановление о прекращении уголовного дела базировалось, помимо прочего, на показаниях шести сослуживцев Г., по словам которых, он был требовательным и справедливым руководителем и никогда не применял насилие в отношении своих подчиненных. В то же время эти свидетели указали на его скрытность, нелюдимость и слабохарактерность и то, что он систематически не справлялся со своими должностными обязанностями. Другие военнослужащие показали, что за неделю до инцидента Г. выпал из военной машины во время ремонтных работ или мог получить легкие травмы при колке дров. Мать и сестра покойного, а также двое его друзей, которые поддерживали с Г. связь после призыва в армию, заявили, что он никогда не жаловался на жестокое обращение в армии, не упоминал в своих разговорах К. и подумывал о продлении срока службы на контрактной основе или о поступлении в военное училище. Сам К. заявил, что он не испытывал никакой враждебности к Г. и все его действия соответствовали уставным отношениям. В свою очередь, результаты посмертного психиатрического освидетельствования выявили наличие у покойного вспышки депрессии, вызванной переживаниями из-за отсутствия авторитета в отношениях с коллегами и подчиненными, невыполнением своих должностных обязанностей и чувством вины.

Мать погибшего Галина Гвоздева обжаловала постановление в гарнизонный военный суд, который отклонил ее жалобу. Однако впоследствии Ленинградский окружной военный суд выявил ряд недостатков расследования уголовного дела. В частности, он указал на некоторые противоречия в свидетельских показаниях: так, двое военнослужащих ранее сообщили следствия о том, что К. заставлял солдат отжиматься и переносить вещи из палатки и обратно в наказание за проступки погибшего и что некий сержант Ш. забрал мобильный телефон Г. Однако позже эти лица заявили о том, что действия К. полностью соответствовали требованиям устава. Апелляция добавила, что не был допрошен Ш., как и рядовой Б., который больше всех контактировал с покойным. В свою очередь Псковский гарнизонный военный суд также предписал устранить недостатки расследования уголовного дела.

В июне 2010 г. постановление о прекращении уголовного дела было отменено, расследование дела было поручено другому следователю. Результаты второй посмертной психиатрической экспертизы выявили в личности покойного низкие адаптивные способности к незнакомой среде и принятию трудных решений, что вкупе с неудачами в несении военной службы, повышенной ответственностью и трудолюбием привели к длительному стрессу. В ходе допроса К. озвучил свои предыдущие показания о том, что полученные Г. травмы возникли, вероятнее всего, во время военных учений или ремонтных работ. Он также сообщил, что заставил солдат отжиматься и выносить вещи из палаток лишь для развития их физической подготовки и тренировки по пожарной безопасности. Сослуживцы покойного отрицали, что К. когда-либо оскорблял своих подчиненных или применял насилие к ним. Следствию в очередной раз не удалось допросить граждан Ш. и Б. по неустановленным причинам.

В сентябре 2010 г. уголовное дело в отношении К. было вновь прекращено за отсутствием состава преступления. Органы прокуратуры согласилась с такими выводами, как и военные суды, куда обратилась Галина Гвоздева.

Доводы стороны в ЕСПЧ

В своей жалобе в Европейский Суд Галина Гвоздева указала на нарушение ст. 2 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, гарантирующей право на жизнь. По мнению заявительницы, государство-ответчик не создало эффективную базу для наблюдения за психологическим состоянием призывников и предоставления им соответствующей поддержки. По ее словам, ее сын, оказавшийся в незнакомой и стрессовой обстановке, не имел возможности обратиться за необходимой психологической помощью и его страдания усугублялись личными чертами характера. 

Женщина добавила, что расследование обстоятельств смерти ее сына не было тщательным, поскольку свидетели Ш. и Б. так и не были допрошены, кроме того, следствие не установило происхождение телесных повреждений на теле ее сына. В связи с этим она просила присудить ей компенсацию морального вреда в размере 45 тыс. евро и возместить ей судебные расходы на сумму свыше 14,7 тыс. евро.

В своих возражениях Правительство РФ указало, что суицид произошел в результате депрессивного настроения, вызванного неспособностью Г. выполнять свои должностные обязанности, а в действиях К. не было никакой вины в его смерти. Российская сторона добавил, что Г. мог получить необходимую ему помощь, но он сам не пытался сообщить о своих проблемах. Государство-ответчик также сочло, что расследование обстоятельств смерти военнослужащего было эффективным и базировалось на исследовании обширной совокупности доказательств, что было впоследствии подтверждено национальными судами. В свою очередь, как подчеркнуло российское правительство, заявительница имела полный доступ к материалам уголовного дела.

ЕСПЧ выявил нарушение Конвенции

После изучения материалов дела Европейский Суд отметил, что два психологических тестирования Г. не выявили его склонность к самоубийству, а несколько посмертных психиатрических экспертиз выявили лишь расстройство адаптивных функций, а не предрасположенность военнослужащего к суициду. При этом сам покойный никогда не обращался за психологической помощью по собственной инициативе и не жаловался кому-либо о своих проблемах, наоборот, он положительно характеризовал свою службу в армии и даже хотел продлить ее на контрактной основе. В таких обстоятельствах, заметил ЕСПЧ, не было достаточных доказательств того, что власти знали или должны были знать о реальной и непосредственной опасности жизни Г. В текущей системе психологического тестирования в национальных вооруженных силах не выявлены какие-либо недостатки, которые могли бы способствовать его смерти. Соответственно, нет оснований для выявления нарушения ст. 2 Конвенции в ее материальном аспекте.

При этом ЕСПЧ отметил, что в рассматриваемом случае уголовное расследование выявило две правдоподобные версии случившегося: суицид Г. произошел по его собственной воле либо его довели до этого сослуживцы. С учетом сроков расследования и различных решений, принятых национальными властями, нет оснований заключить, что они собрали веские доказательства в пользу второй версии. 

По мнению Суда, повторное расследование обстоятельств смерти покойного не устранило ряд недостатков первоначального расследования. В частности, следствие не смогло выявить происхождение повреждений, обнаруженных на теле покойного, а заключение судмедэкспертизы и свидетельские показания недостаточно объясняли причину их возникновения. Следствие также не допросило свидетелей Ш. и Б., хотя показания последнего могли иметь решающее значение, а Правительство РФ так и не смогло должным образом обосновать такое упущение. Кроме того, в показаниях ряда свидетелей имелись противоречия относительно утверждений о том, что за проступки покойного К. наказывал его подчиненных, в то время как последний утверждал о том, что он повышал физподготовку военнослужащих и обучал их технике пожарной безопасности.

Таким образом, ЕСПЧ выявил нарушение ст. 2 Конвенции в ее процессуальном аспекте и присудил заявительнице 15 тыс. евро в качестве компенсации морального вреда, а также свыше 14,7 тыс. евро в возмещение судебных расходов.

Эксперты «АГ» проанализировали постановление

Эксперт по работе с Европейским Судом по правам человека Антон Рыжов сравнил рассматриваемый случай с делом «Любовь Васильева против России»: «Тогда европейские судьи признали РФ ответственной за суицид призывника, однако не усмотрели нарушений при расследовании властями обстоятельств его гибели (так как в итоге злоумышленники, издевавшиеся над солдатом, были наказаны). В данном же деле ситуация обратная».

По словам эксперта, важная деталь в таких делах заключается в том, насколько власти были информированы о проблеме, требующей повышенного внимания и даже вмешательства. «Обязанность у государства наступает, как правило, только тогда, когда власти тем или иным образом поставлены в известность и, соответственно, вынуждены предпринять активные шаги. Согласно постановлению по делу “Любовь Васильева против России” о злоключениях солдата его руководству стало известно в связи с разбирательством дела о “дедовщине”, и власти сами перевели пострадавшего в другую часть. Здесь же при психологическом обследовании у сына заявительницы никаких суицидальных рисков выявлено не было, сам он за помощью к психологам не обращался. Таким образом, предвидеть возможность самоубийства и его предотвратить власти возможности не имели», – пояснил Антон Рыжов.

Он добавил, что само расследование инцидента не было эффективным. «Следствие не объяснило причин телесных повреждений, обнаруженных на теле солдата, а ряд свидетелей так и не были допрошены. В показаниях же допрошенных свидетелей имелись противоречия, которые следователь не устранил. Что касается справедливой компенсации, то присужденная сумма в размере 15 тыс. евро является стандартной для дел, где ЕСПЧ выявил лишь процессуальное нарушение Конвенции», – полагает юрист.

Адвокат АП Новгородской области Константин Маркин заметил, что проблема суицидов в российской армии так и остается до конца не решенной. «Существование “солдата-срочника” в армии ничуть не облегчилось с 2009 г. Не изменился и подход к расследованию таких дел. Процессуальные нарушения со стороны следственных органов (наподобие тех, что описаны в постановлении ЕСПЧ) повторяются. Это может быть связано как с нежеланием углубляться в расследование “очевидного” дела, так и с шаблонным подходом к расследованию дела, когда все сводится к определенному набору “телодвижений” по сбору доказательств без углубленного анализа собранной информации, чтобы с процессуальной точки зрения это выглядело как всесторонне расследование. А значит, проблема как суицидов, так и должного их расследования, к сожалению, осталась», – заключил Константин Маркин.

По словам адвоката АП Санкт-Петербурга Александра Передрука, прецедентная практика Европейского Суда устанавливает ряд критериев, только при соблюдении которых можно говорить об эффективности расследования – к ним относятся, в частности, тщательность и безотлагательность. «Власти должны принимать все доступные им разумные меры для обеспечения доказательства относительно происшествия, включая, в частности, свидетельские показания и судебную экспертизу. Любой недостаток расследования, подрывающий возможность установления причины гибели человека или личности виновных может привести к нарушению этого стандарта. Выводы ЕСПЧ в полной мере отвечают прецедентной практике и демонстрируют всем заинтересованным лицам проблемы, которые допускаются при расследовании случаев гибели военнослужащих. Очень важно, чтобы эти выводы не оставались незамеченными, поскольку эффективное расследование уголовных дел имеет значение как для конкретных потерпевших, но и не меньшее значение для превенции преступлений», – полагает он.

Редакция «АГ» связалась с адвокатами Сергеем Голубком и Виктором Андреевым, представлявшими интересы заявительницы в Европейском Суде, но они отказались от комментариев.