АПМО представила Обзор дисциплинарной практики за первое полугодие 2019 г.

По данным обзора, за указанный период квалификационная комиссия палаты рассмотрела 272 дисциплинарных производства и выявила 119 нарушений

Комментируя «АГ» наиболее значимые позиции обзора, первый вице-президент АП Московской области Михаил Толчеев отметил, что палата неизменно придает большое значение открытости и предсказуемости деятельности квалификационной комиссии.

31 июля АП Московской области опубликовала Обзор дисциплинарной практики за первое полугодие 2019 г.

Так, за указанный период квалификационная комиссия палаты рассмотрела 272 дисциплинарных производства, из них: 142 случая по жалобам доверителей, 86 – по представлению вице-президента палаты, 5 – по обращению судов, 21 – по обращению регионального правления Минюста, а 18 – по жалобам адвокатов.

Дисциплинарные нарушения были выявлены в 119 случаях, в 133 дисциплинарных производствах зафиксировано отсутствие нарушений. При этом отмечено, что по двум производствам истекли сроки привлечения к дисциплинарной ответственности, по 12 – отсутствовали поводы для возбуждения такого производства.

Обзор включает 13 наиболее интересных и дискуссионных примеров из дисциплинарной практики, по которым АПМО представила правовые позиции.

Так, в обзоре отмечается, что обязанность уведомить Совет палаты о принятии поручения против другого адвоката должна исполняться с учетом наличия такого сущностного признака, как заявление доверителем требований непосредственно к такому адвокату. Иной подход налагает на адвоката обязанность выяснять (например, при составлении искового заявления), какую деятельность осуществляет ответчик, что не предусмотрено ни законодательством об адвокатской деятельности, ни соответствующим процессуальным законодательством.

В следующем примере указано, что адвокат не вправе занимать по делу позицию, противоположную позиции доверителя, даже при наличии просьбы последнего об этом.

В частности, согласно п. 2 ст. 9 КПЭА адвокат не вправе занимать по делу позицию, противоположную позиции доверителя, и действовать вопреки его воле, за исключением случаев, когда он убежден в наличии самооговора подзащитного. Аналогичная норма содержится в подп. 3 п. 4 ст. 6 Закона об адвокатуре.

Квалифкомиссия подчеркнула, что адвокату необходимо было учитывать, что согласно п. 1 ст. 10 КПЭА закон и нравственность в профессии адвоката выше воли доверителя, и никакие пожелания, просьбы или требования последнего, направленные к несоблюдению закона или нарушению правил, предусмотренных КПЭА, не могут быть исполнены адвокатом.

Также в обзоре отмечается, что фальсификация адвокатом апелляционной жалобы от имени потерпевшего квалифицируется как совершение действий, направленных на подрыв доверия к адвокатуре.

В данном случае квалифкомиссия пришла к выводу, что в рассмотренном случае адвокатом были составлены две апелляционные жалобы, при этом одна из них подана от имени потерпевшего, интересы которого адвокат не представлял. Позиция, изложенная в этой жалобе, с потерпевшим не согласовывалась, и адвокат не имел правовых оснований для ее составления и подачи. Таким образом, адвокатом допущена фальсификация апелляционной жалобы от имени потерпевшего, что не может рассматриваться иначе как совершение действий, направленных к подрыву доверия к адвокатуре.

В следующем примере из обзора также указано, что адвокат, который подал заявление о включении в Единый центр субсидируемой юридической помощи (ЕЦСЮП), обязан соблюдать решения Совета АПМО по вопросам коммуникации с сотрудниками центра.

В частности, согласно п. 21 Порядка, утвержденного решением Совета АПМО № 01/23-24 от 24 января 2018 г., он обязан заблаговременно сообщать координаторам ЕЦСЮП об очередном отпуске (не менее чем за 10 календарных дней до начала отпуска) или об иных уважительных причинах невозможности ведения дел.

Как отмечается в следующей правовой позиции, установление недостоверности сведений, представленных в квалифкомиссию для допуска к квалификационному экзамену, является основанием для прекращения статуса адвоката независимо от срока, прошедшего с момента совершения такого нарушения до его обнаружения.

Так, претендент, направляя заявление о допуске к квалификационному экзамену на приобретение статуса адвоката, представил в палату недействительный документ, удостоверяющий личность. Кроме того, он уклонился от предоставления квалифкомиссии объяснений об основаниях и обстоятельствах приобретения им российского гражданства, включая оформление на его имя паспорта гражданина РФ.

В правовой позиции по следующему дисциплинарному делу отмечается, что публикация адвокатом сведений об условиях содержания подзащитного в СИЗО не является дисциплинарным проступком. При этом комиссия подчеркнула, что согласно п. 1 ст. 2 и п. 2 ст. 18 Закона об адвокатуре адвокат является независимым профессиональным советником по правовым вопросам и не может быть привлечен к ответственности за мнение, высказанное при осуществлении защиты, если вступившим в законную силу приговором суда не будет установлена виновность адвоката в преступном действии (бездействии).

В обзоре также указано, что проведение адвокатом опроса лица с его согласия является одной из форм реализации статусных прав при защите доверителя. Данное право (как и другие статусные права, закрепленные в п. 3 ст. 6 Закона об адвокатуре) может применяться при оказании любых видов юридической помощи, без каких-либо ограничений.

«Уголовно-процессуальное доказательство устанавливает достаточно четкие правила проверки любых доказательств. Вывод о соответствии действительности тех или иных доказательств делается на основании их всесторонней оценки субъектами доказывания. Применение иного подхода означало бы необходимость привлечения дознавателя, следователя, прокурора к ответственности за каждый случай изменения показаний свидетелем, подозреваемым (обвиняемым), потерпевшим и пр., что никак не соотносится с назначением уголовного судопроизводства», – сообщается в документе.

В обзоре также отмечается, что дисциплинарные обвинения в отношении адвоката не могут строиться на основании явно незаконных действий сотрудников УФСИН России, поэтому при подобных обстоятельствах обращение в дисциплинарные органы адвокатской палаты субъекта Федерации направлено на придание легитимности таким действиям.

В следующей правовой позиции указано, что адвокат не вправе выступать в качестве «надзорного органа» в отношении своего коллеги, поскольку это противоречит основам независимости и самостоятельности адвокатской профессии. «Восприятие заявителем дисциплинарных органов адвокатской палаты субъектов РФ в качестве “низового административного контроля” в отношении адвокатов ошибочно и указывает на недостаточное понимание законодательства об адвокатской деятельности», – сообщается в обзоре.

В документе также отмечается, что по общему правилу отказ адвоката от подписания протокола процессуального действия не является надлежащим способом защиты доверителя. Однако при наличии у адвоката обоснованных сомнений в легитимности действий следователя, отраженных впоследствии в поданной в порядке ст. 125 УПК РФ жалобе, такой отказ может выступать единственным способом защиты прав доверителя.

По итогам рассмотрения дисциплинарного производства в отношении адвоката, подписавшего открытое обращение и тем самым нарушившего п. 2 ст. 5 и п. 5 ст. 9 КПЭА, дисциплинарная комиссия подчеркнула, что общественная и политическая деятельность адвоката не должна наносить урон авторитету адвокатуры и защищаемым корпорацией ценностям (принципы независимости и корпоративности адвокатуры, обеспечивающие невмешательство в дела палаты кого бы то ни было и решение внутренних вопросов адвокатской палаты через установленные законом внутрикорпоративные механизмы управления). Отмечается, что участие в акциях, демонстрирующих априорное, не основанное на доказательствах недоверие к органам адвокатской самоорганизации, для адвоката недопустимо.

Квалифкомиссия также обратила внимание, что КПЭА не содержит указания о том, в какой срок адвокат должен уведомить о принятии поручения против другого адвоката. «По данному вопросу существуют различные мнения: от незамедлительного уведомления до необходимости исполнения обязанности до вынесения решения судом первой инстанции, – сообщается в документе. – В силу общего принципа презумпции невиновности любые неопределенности должны толковаться в пользу лица, в отношении которого выдвинуты дисциплинарные обвинения, – адвоката».

В заключительном примере отмечается, что в ситуации, когда доверитель адвоката не может участвовать в следственных действиях по медицинским показаниям (в связи с обострением хронического заболевания), отказ адвоката от участия в них не нарушает законодательство об адвокатской деятельности и КПЭА.

«Очевидно, что противоречие действий следователя врачебному мнению, которым подзащитному адвоката было не рекомендовано участие в следственных действиях по состоянию здоровья, означает, что следователь намеренно хотел подвергнуть пытке доверителя адвоката. В такой ситуации отказ адвоката от ознакомления с материалами дела не может рассматриваться как нарушение норм законодательства об адвокатской деятельности и Кодекса профессиональной этики адвоката. Напротив, обратное означало бы, что адвокат легитимизировал незаконные действия следователя», – указано в обзоре.

Первый вице-президент АП Московской области Михаил Толчеев в комментарии «АГ» отметил, что палата неизменно придает большое значение открытости и предсказуемости деятельности квалификационной комиссии. «В обзоре еще раз отражена позиция данного органа АПМО, согласно которой адвокат вправе подать жалобу в дисциплинарные органы только в том случае, когда действиями коллеги нарушены его права или права его доверителя. Адвокат не вправе брать на себя полномочия по абстрактному надзору за деятельностью других адвокатов, поскольку это нарушает принцип независимости и процессуальной самостоятельности адвоката», – подчеркнул он.

Другой важный, по мнению Михаила Толчеева, прецедент, который нашел отражение в обзоре, – отказ дисциплинарных органов палаты принимать в качестве доказательств сведения, полученные органами ФСИН очевидно незаконным образом. «Адвокат был подвергнут обыску и досмотру материалов досье безо всяких на то оснований», – добавил первый вице-президент АПМО.

Михаил Толчеев обратил внимание еще на один важный вывод – невозможность для адвоката занимать позицию, противоречащую позиции доверителя, даже по его просьбе. «Защитник заявлял о необходимости переквалификации деяния на более мягкую статью, тогда как доверитель настаивал на наличии у него алиби. Судебный акт был отменен в связи с нарушением права на защиту. Квалификационная комиссия признала такой способ ненадлежащим исполнением адвокатом профессиональных обязанностей», – резюмировал он.