Адвокат добился оправдания следователя, уголовное дело которого возбудили по указанию председателя СКР

Областной суд возмутился, что на протяжении двух лет расследования «заурядного уголовного дела» обвинение собирало доказательства халатности следователя, хотя пристава, который на самом деле причинил вред правам потерпевших, уже осудили

Адвокат Юрий Шевяков рассказал «АГ», что основной сложностью по делу считает искусственно созданную вокруг него в Белгородской области «псевдополитическую подоплеку». «Александр Бастрыкин приказал, Центральный аппарат СК два года расследовал, заместитель Генерального прокурора утвердил обвинительное заключение... Разве можно при таких вводных оправдать человека? А когда начали внимательно разбираться, выяснилось, что зацепиться-то особо и не за что», – подчеркнул защитник.

Белгородский областной суд оправдал бывшего следователя СКР, которого обвиняли в служебном подлоге и халатности. Апелляционный приговор от 11 ноября 2020 г. суд разместил на своем сайте всего через неделю. Об особенностях этого дела «АГ» рассказал адвокат АП Белгородской области Юрий Шевяков, который защищал бывшего следователя.

Позиция стороны обвинения

По версии обвинения, следователь Г. совершил служебный подлог, подделав подписи обвиняемого О. в ряде процессуальных документов по уголовному делу. Это было нужно Г. якобы для того, чтобы поскорее закончить работу по делу и получить одобрение от руководства. Деяние квалифицировали по ч. 2 ст. 292 УК, поскольку сторона обвинения посчитала, что подделка подписей в протоколах о наложении ареста на имущество О. повлекла существенное нарушение не только прав и законных интересов потерпевших, но и интересов государства. В частности, в обвинительном заключении (имеется у «АГ») отмечается, что действия Г. привели к «подрыву авторитета Следственного комитета РФ и доверия граждан к государству».

Обвинение в халатности строилось на утверждении о том, что следователь после наложения ареста на имущество обвиняемого обязан направить соответствующие документы в Росреестр. Но Г. этого не сделал, и обвиняемый сумел продать арестованную недвижимость своему сыну. Поскольку это нарушило право потерпевших на компенсацию причиненного преступлением ущерба, действия следователя квалифицировали по ч. 1 ст. 293 УК.

Основные аргументы защитника

По словам Юрия Шевякова, он с первого дня расследования настаивал на том, что ни один нормативный акт не обязывает следователя сообщать в Росреестр о наложении ареста на имущество обвиняемого. То есть следователь в этом случае не может быть субъектом халатности.

«Еще более нелепым казалось обвинение в служебном подлоге, совершая который, следователь якобы подделал в ряде процессуальных документов подписи обвиняемого. Мы настаивали на том, что в указанных документах подписи обвиняемого – действительные или подложные – отсутствуют в принципе, а считать подписью написанную в соответствующей графе следователем без какого-либо изменения своего обычного почерка фамилию обвиняемого недопустимо», – подчеркнул он. Единственное упущение Г. – невнесение в протоколы записи об отказе обвиняемого от подписи, подчеркнул защитник. Следователь говорил, что просто забыл это сделать.

«Несоответствие дат в якобы подложных документах и сведений о выводе обвиняемого из камеры СИЗО еще в ходе доследственной проверки мой доверитель объяснил технической ошибкой, которую он допустил при оформлении документов. Процессуальные действия были проведены 9 и 10 марта, а в протоколах фигурировали 5 и 7 марта», –отметил Юрий Шевяков. Его подзащитный вовремя не указал даты, а потом, уже перед направлением дела прокурору, вписал их по памяти.

Эти доводы адвокат приводил как на следствии, так и в двух судебных инстанциях.

Районный суд оправдал следователя частично, поэтому адвокат обжаловал приговор

23 июля 2020 г. Свердловский районный суд г. Белгорода оправдал Г. по обвинению в халатности, но осудил его за служебный подлог. Из-за истечения срока давности уголовного преследования мужчину освободили от уплаты назначенного штрафа (приговор имеется у «АГ»).

В апелляционной жалобе (есть в распоряжении редакции) Юрий Шевяков настаивал на том, что протоколы процессуальных действий не являются официальными документами по смыслу ст. 292 УК, а относятся к документам информационного характера. В них лишь изложены юридические факты и решения, уже установленные и удостоверенные другими официальными документами, говорил адвокат: «Так, юридический факт наложения ареста на имущество установлен соответствующим решением суда, при отсутствии которого правовые основания для составления подобного протокола отсутствовали бы».

Указав, что постановления о привлечении в качестве гражданского ответчика являются официальными документами, первая инстанция пояснила, что вынесение таких постановлений влечет возникновение прав, предусмотренных ст. 54 УПК РФ. На самом деле эти права возникают в силу заявления иска к конкретному лицу, а не из-за решения следователя, утверждал Юрий Шевяков.

Первая инстанция согласилась с тем, что указанные стороной обвинения процессуальные документы были составлены без О., однако доказательства говорят о другом, настаивал адвокат в апелляционной жалобе. В частности, защитник О. подтвердил, что протоколы всех процессуальных действий по делу его доверителя следователь Г. составлял в их ходе.

Юрий Шевяков также настаивал на том, что районный суд неверно оценил заключения почерковедческих экспертиз, вольно истолковал показания экспертов и из-за этого пришел к неверному выводу, что Г. подделал подписи О.

Обжаловала приговор и прокуратура. Гособвинитель требовал осудить бывшего следователя за халатность и признать служебным подлогом указание подписи О. в ряде документов, которые первая инстанция исключила из обвинения.

Апелляция резко раскритиковала позицию обвинения и приговор

Изучив материалы дела, Белгородский областной суд нашел недостатки и в оправдательной, и в обвинительной частях приговора. Так, пояснил он, при оправдании по обвинению в халатности районный суд привел лишь существо предъявленного обвинения, а установленные им самим фактические обстоятельства указывать не стал. «В связи с этим апелляционный суд теряется в догадках – согласился ли суд первой инстанции с фактическими обстоятельствами, установленными стороной обвинения, либо установил иные, отличные от них, события», – сыронизировал областной суд.

Обвинение в служебном подлоге апелляция назвала нелогичным. Она заметила, что районный суд сослался на существенный вред от действий Г. и его личную заинтересованность, но не привел, как того требует УПК, обстоятельства, на основании которых были сделаны эти выводы.

В частности, Белгородский областной суд обратил внимание на то, что во многих процессуальных документах, которые Г. составлял на компьютере, даты следственных действий вписаны вручную. При этом в процессуальных документах с якобы подделанной подписью О. в графе «подпись обвиняемого» фамилия О. также вписана от руки. Судебная экспертиза установила, что это написал Г., однако на допросе одна из экспертов сообщила, что следователь не пытался подражать подписи О. Показания эксперта косвенно подтверждают утверждения Г. о том, что он не изменял свой почерк, посчитал областной суд. Он также услышал доводы защитника о составлении спорных документов непосредственно в ходе процессуальных действий.

И сторона обвинения, и первая инстанция решили, что подсудимый хотел побыстрее завершить расследование. Однако, подчеркнула апелляция, в якобы подделанном протоколе от 7 марта Г. зафиксировал отказ обвиняемого от дачи показаний по существу окончательного обвинения. Это, по мнению областного суда, нельзя назвать экономией времени, то есть «подделка» такого документа не интересна должностному лицу, которое обязано завершить расследование в установленный законом срок.

Часть апелляционного приговора областной суд посвятил опровержению довода прокурора о том, что официальным является любой документ, составленный следователем при расследовании уголовного дела. Так, п. 35 Постановления Пленума ВС от 9 июля 2013 г. № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» разъясняет, что предметом служебного подлога является официальный документ, удостоверяющий факты, влекущие юридические последствия в виде предоставления или лишения прав, возложения или освобождения от обязанностей, изменения объема прав и обязанностей, напомнила апелляция. «Это означает, что не все документы, вышедшие “из-под пера” следователя, могут быть признаны официальными», – пояснил областной суд.

По его мнению, постановления о привлечении в качестве гражданского ответчика и обвиняемого и ряд протоколов, в том числе о наложении ареста на имущество обвиняемого, «лишь отражают “общение” следователя с участниками уголовного судопроизводства, позволяют контролировать соблюдение их прав, свобод и законных интересов, вследствие чего сами по себе не порождают факты, влекущие юридические последствия». А значит, внесение в них недостоверных сведений не может расцениваться как существенное нарушение прав и законных интересов граждан или охраняемых законом интересов общества и государства.

С момента возбуждения Г. уголовного дела подозреваемый (а затем обвиняемый) О. приобрел права, которые по своей сути оставались неизменными на протяжении предварительного и судебного следствия. Тогда же у потерпевших возникло право на возмещение ущерба. При таких обстоятельствах выводы суда о виновности следователя в служебном подлоге не соответствуют фактическим обстоятельствам дела, решила апелляция.

Чтобы оценить обоснованность обвинения в халатности, областной суд проанализировал ст. 115 УПК, которая устанавливает основания и процедуру наложения ареста на имущество обвиняемого. Она не говорит об обязанности следователя направлять копии судебных решений в регистрационный орган, заметила апелляция: «В контексте названной нормы следователь лишь обязан составить протокол о наложении ареста на имущество, определить порядок его хранения и предупредить лицо о необходимости его сохранности».

Сторона обвинения также утверждала, что следователь нарушил действовавший тогда п. 3 ст. 28 Закона о государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним. «Толкование этих положений не позволяет усомниться в том, что Федеральный закон предусматривает обязанность именно судов направлять свои вступившие в законную силу решения в регистрирующий орган, а также обязанность органа, наложившего арест на недвижимое имущество, направлять в трехдневный срок заверенную копию такого решения. В рассматриваемом случае идентифицировать следственный орган с судебным органом представляется ошибочным», – считает апелляция.

Прокурор попытался сослаться на Инструкцию по судебному делопроизводству в районном суде, которая, по его мнению, не содержит указаний на обязанность суда направлять решения об аресте имущества в Росреестр. Однако областной суд подчеркнул, что подсудимый как следователь должен был руководствоваться положениями УПК, а эту инструкцию знать не обязан. Далее суд высказался в адрес прокурора еще резче: «Привлекая для обоснования своей позиции Федеральный закон от 21 июля 1997 года и Инструкцию по судебному делопроизводству, сторона обвинения предъявляет суду несуществующие посылы для признания <…> виновным в халатности, наделяя их импонирующим ей смыслом».

Ни должностная инструкция следователя, ни ст. 115 и 165 УПК прямо не обязывают следователя направлять копии судебных решений об аресте имущества обвиняемого в регистрационный орган, еще раз подчеркнула апелляция. «Недальновидность следователя и узкое толкование им положений уголовно-процессуального закона не являются свидетельством его недобросовестного отношения к службе», – считает суд.

При этом, заметил он, летом 2019 г. за халатность (ч. 1 ст. 293 УК) была осуждена бывший судебный пристав-исполнитель. Как следует из приговора, она получила исполнительные листы о взыскании с О. компенсации причиненного потерпевшим ущерба, но должных мер не предприняла, в том числе не направила в Росреестр запрет на распоряжение арестованным имуществом. В результате этого О. смог продать свое имущество, а потерпевшим не удалось получить компенсацию, установил тогда районный суд. «Таким образом, на протяжении неполных двух лет (23 месяцев) расследования заурядного уголовного дела сторона обвинения собирала доказательства причинения <…> существенного вреда потерпевшим <…>, в то время как лицо, виновное в его причинении, уже осуждено за данное преступление», – возмутилась апелляция.

В итоге Белгородский областной суд отменил приговор первой инстанции и, удовлетворив жалобу защиты, оправдал Г. по обоим вменяемым ему составам.

«В Центральном аппарате СК тоже могут ошибаться»

«Стоит начать с того, что в октябре 2017 г. уголовное дело против Г. было возбуждено по личному указанию Председателя СК России Александра Бастрыкина после того, как на личном приеме к нему обратились граждане, признанные потерпевшими по делу, которое мой доверитель расследовал еще в 2014 году. Суть обращения сводилась к тому, что, наложив арест на недвижимое имущество обвиняемого, следователь не направил информацию об этом в Росреестр, что позволило обвиняемому спустя год произвести отчуждение имущества в пользу своего сына», – рассказал «АГ» Юрий Шевяков.

Он подчеркнул, что, пока расследовали дело Г., за халатность осудили судебного пристава, которая, возбудив исполнительное производство по приговору суда, не наложила арест на имущество осужденного: «Таким образом, юридически и фактически уже было установлено лицо, действительно ответственное за наступление тех последствий, которые вменялись моему подзащитному, но следствие не посчитало это препятствием для направления “нашего” дела прокурору. Услышали аргументы защиты только в апелляционной инстанции, через три года после возбуждения уголовного дела».

«И если пристрастность следственного органа прогнозировалась (все-таки перечить своему руководителю, усмотревшему состав преступления, в России пока как-то не принято), то от суда первой инстанции ожидали большего, – признался защитник. – К сожалению, несмотря на все доводы защиты, оправдали там моего доверителя только по обвинению в халатности, а служебный подлог оставили. При этом не могу сказать, что у нас что-то не получилось. Напротив, мы беспрепятственно представили значительный объем доказательств, конкретизировали и уточнили показания ряда свидетелей обвинения, заполнили пробелы в нормативной базе положениями закона, свидетельствующими в нашу пользу, а также признали недопустимыми ряд доказательств, собранных следствием, чем продемонстрировали, что в Центральном аппарате СК тоже могут ошибаться при расследовании дел и что их за это не судят».

Единственное, что не получилось сделать в первой инстанции, – разрушить стереотип о том, что Генеральная прокуратура не направляет в суд дело без состава преступления. «Апелляция же согласилась с доводами жалобы защиты и постановила, что все-таки может. Основной сложностью по делу считаю искусственно созданную вокруг него в Белгородской области псевдополитическую подоплеку. Александр Бастрыкин приказал, Центральный аппарат СК два года расследовал, заместитель Генерального прокурора утвердил обвинительное заключение... Разве можно при таких вводных оправдать человека? А когда начали внимательно разбираться, выяснилось, что зацепиться-то особо и не за что. За ошибку в дате у нас закон, слава Богу, пока судить людей не велит, а надуманность остальных обвинительных тезисов слишком явно бросалась в глаза с самого начала», – указал Юрий Шевяков.

В то же время, уверен он, сторона обвинения не согласится с апелляционным приговором. «Надеюсь, что кассационная инстанция не станет обращать внимание на статус причастных следственных и надзорных органов, а примет решение, основанное исключительно на законе, который в этой истории изначально был на стороне защиты», – заключил Юрий Шевяков.