ВС разъяснил, когда возможна уступка требований к банкроту после его ликвидации

Суд подчеркнул, что после ликвидации должника-юрлица ряд его обязательств нельзя считать прекращенными в силу законодательства о банкротстве

Два эксперта «АГ» посчитали, что определение Суда носит обоснованный характер, так как недавно ВС рассмотрел аналогичное дело в отношении физического лица. Третий назвал выводы Верховного Суда интересными, но отметил, что имелся другой, более подходящий вариант действий.

Верховный Суд РФ вынес Определение № 308-ЭС19-12135 по делу о предъявлении требований должнику-банкроту, переданных по уступке уже после его ликвидации.

Обстоятельства дела

В 2011 г. ОАО «Россельхозбанк» заключило шесть договоров об открытии кредитной линии с ООО «ДжиТиЭм-Груп», во исполнение которых банк перечислил заемщику 167 млн рублей. Общество так и не вернуло банку полученный кредит.

В марте 2013 г. в отношении заемщика была возбуждена процедура банкротства. Через несколько месяцев суд признал компанию банкротом и ввел в ее отношении упрощенное конкурсное производство. Требования банка были включены в третью очередь реестра требований кредиторов должника как обеспеченные залогом имущества. Спустя несколько лет банк уступил требование к должнику Рашиду Мишу. На дату заключения договора уступки общая сумма требований банка к должнику превысила 154 млн рублей.

В июле 2018 г. завершилось конкурсное производство в отношении «ДжиТиЭм-Груп», в следующем месяце сведения о компании были исключены из ЕГРЮЛ. В сентябре того же года Рашид Миш передал по 1/2 требований к должнику Рустаму Мешвезу и индивидуальному предпринимателю Андрею Титову. В октябре 2018 г. они обратились в суд с заявлениями о процессуальном правопреемстве. Каждый потребовал заменить банк (первоначального кредитора) на них в деле о банкротстве ООО «ДжиТиЭм-Груп». В обоснование своих требований заявители сослались на то, что замена кредитора возможна в деле о банкротстве и после завершения конкурсного производства.

Арбитражный суд прекратил производство по заявлениям граждан. Впоследствии апелляция и кассация поддержали решение суда первой инстанции. Суды сочли, что все заявления и ходатайства в рамках банкротного дела рассматриваются до ликвидации должника. С момента внесения в ЕГРЮЛ записи о ликвидации должника прекращаются производства по всем заявлениям и ходатайствам. Кроме того, они отметили, что переход права от Рашида Миша в пользу заявителей не мог состояться, следовательно, договор уступки требований от 21 сентября 2018 г. ничтожен.

Выводы Суда

В своих кассационных жалобах в Верховный Суд РФ Рустам Мешвез и Андрей Титов ссылались на неверное применение нижестоящими инстанциями норм права о процессуальной замене кредиторов в деле о банкротстве должника. Заявители полагали, что прекращение производства по заявлениям о процессуальном правопреемстве лишило их прав на судебную защиту своих интересов, предоставленных кредиторам по завершении конкурсного производства.

Изучив обстоятельства дела № А32-14909/2013, Верховный Суд РФ напомнил, что в соответствии с п. 4 ст. 149 Закона о банкротстве конкурсное производство завершается с внесением в ЕГРЮЛ записи о ликвидации должника. По общему правилу, ликвидация юрлица влечет его прекращение без перехода в порядке универсального правопреемства его прав и обязанностей к другим лицам (п. 1 ст. 61 ГК РФ).

«Ввиду отсутствия субъекта правоотношений, коим являлся должник-банкрот, предъявление к нему правопритязаний лишено какого-либо смысла, так как даже при констатации судом нарушенного права восстановить его за счет несуществующего субъекта правоотношений невозможно. Поэтому разногласия, заявления, ходатайства и жалобы в деле о банкротстве рассматриваются арбитражным судом в деле о банкротстве до внесения записи о ликвидации должника в ЕГРЮЛ, а после этого производство по подобным обращениям подлежит прекращению (п. 48 Постановления Пленума ВС РФ от 15 декабря 2004 г. № 29). Однако в том случае, если имущественные права кредитора не были восстановлены до завершения конкурсного производства и ликвидации должника, законодательство о банкротстве предоставляет кредитору возможность удовлетворить свои требования за счет иных лиц», – отмечено в определении Суда.

Как пояснил Верховный Суд, в таком случае кредитор вправе обратить взыскание на имущество должника, незаконно полученное третьими лицами; привлечь контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности; взыскать убытки с конкурсного управляющего должника. «Указанные права могут быть реализованы только в том случае, если лицо имеет статус кредитора в деле о банкротстве должника, в основе которого материально-правовое требование к должнику, ранее подтвержденное в деле о банкротстве. Закон не ограничивает конкурсного кредитора в праве распоряжения своим требованием к лицам, вовлеченным в процесс банкротства должника. Более того, согласно ст. 419 ГК РФ правило о прекращении обязательств ликвидацией юридического лица не применяется, если законом или иными правовыми актами исполнение обязательства ликвидированного юридического лица возлагается на другое лицо, то есть как это имеет место в Законе о банкротстве. Таким образом, и после ликвидации должника ряд обязательств нельзя считать прекращенными: с наличием неисполненного требования к должнику закон связывает возможность реализации имущественных правопритязаний кредитора к другим лицам, в том числе причинившим вред при управлении должником», – пояснил Суд.

Высшая судебная инстанция также напомнила, что кредитор не лишен правовой возможности передать принадлежащее ему требование другому лицу по сделке как в полном объеме, так и в части (п. 1 ст. 382, 384 ГК РФ). Поэтому при выбытии одной из сторон в установленном судебным актом правоотношении (например, при уступке требования) суд производит замену этой стороны ее правопреемником и указывает на это в своем акте. Следовательно, п. 5 ч. 1 ст. 150 АПК РФ и п. 48 Постановления Пленума № 29 в данном случае неприменимы. Ведь правопритязания кредитора сохраняются в отношении действующих правоспособных лиц, в частности контролирующих должника лиц, конкурсного управляющего должника, лиц, незаконно получивших имущество должника. Иной подход необоснованно ограничивает кредитора в реализации своих имущественных прав.

Таким образом, ВС заключил, что нижестоящие суды не имели законных оснований для прекращения производства по заявлениям Рустама Мешвеза и Андрея Титова лишь на том основании, что должник был ликвидирован. Верховный Суд также признал несостоятельным и вывод о ничтожности договора уступки требований от 21 сентября 2018 г. Как указал Суд, заявления новых владельцев требований к ликвидированному должнику по существу не рассматривались, обстоятельства уступленных требований (в том числе размер) не устанавливались судами, доводы и доказательства заявителей не проверялись. В связи с этим Верховный Суд отменил акты нижестоящих судов, вернув дело на новое рассмотрение в первую судебную инстанцию.

Эксперты «АГ» прокомментировали выводы ВС РФ

Адвокат, партнер Tenzor Consulting Group Антон Макейчук назвал обоснованными выводы Верховного Суда. «Позиция относительно возможности процессуального правопреемства после завершения процедуры банкротства не является новой. Так, в августе 2019 г. Верховный Суд РФ рассмотрел аналогичный спор только в отношении должника в лице физлица (Определение ВС РФ от 5 августа 2019 г. № 308-ЭС17-21032). В указанном деле кредитор обратился в дело о банкротстве с заявлением о процессуальном правопреемстве уже после освобождения гражданина от исполнения требований кредиторов, и Суд признал это возможным, указав на особый статус конкурсного кредитора и наличие у него прав, реализация которых возможна после завершения процедуры банкротства», – пояснил он.

По словам эксперта, в связи с этим позиция, изложенная в определении, не является неожиданной. «Действительно, Закон о банкротстве предоставляет конкурсным кредиторам должника (как юрлица, так и гражданина) обширный перечень прав, которые возможно реализовать после завершения всех применяемых в деле о банкротстве процедур (например, распределить обнаруженное имущество должника, взыскать убытки с управляющего, привлечь контролирующих лиц к субсидиарной ответственности и др.)», – отметил Антон Макейчук.

Юрист юридической фирмы ART DE LEX Роман Прокофьев также согласился с выводами Суда. «Во-первых, комментируемое определение является логическим продолжением вынесенного ранее Определения от 5 августа 2019 г. № 308-ЭС17-21032 (2,3), в котором вопрос о включении нового кредитора по уступке требования был решен аналогичным образом с разницей лишь в том, что суд рассматривал дело о банкротстве физического лица. Во-вторых, как представляется, уступка права требования к уже ликвидированному в конкурсном производстве должнику является достаточно неординарным действием, следовательно, рассмотрение обстоятельств заключения подобных соглашений на предмет злоупотреблений со стороны кредиторов должно происходить под контролем арбитражного суда», – отметил он.

В-третьих, по словам Романа Прокофьева, позиция ВС РФ еще раз подтверждает правильность исправленной в Законе о банкротстве неточности. «Ранее в ст. 10 этого Закона говорилось о субсидиарной ответственности в том числе должника, что являлось необоснованным и могло провоцировать суды на совершение ошибки, которая в рассматриваемом деле была допущена нижестоящими судами. Дело в том, что субсидиарная ответственность распространяется не на должника, а на лиц, его контролировавших, причинивших вред кредиторам. В действующей редакции глава III.2 Закона о банкротстве не содержит указаний на ответственность самого должника», – резюмировал юрист.

Адвокат КА «ЮрПрофи» Илья Лясковский считает, что рассмотренный ВС РФ спор вряд ли можно назвать распространенным, но выводы Суда интересны. «Верховный Суд прямо указал, что процессуальные права кредитора могут существовать и тогда, когда материально-правовое требование к должнику прекратилось. В чем-то этот вывод уже следовал из закона, позволяющего предъявлять требования о привлечении к ответственности контролирующих должника лиц и после окончания процедур банкротства. Однако в данном судебном акте особенно рельефно разделены права, возникшие из материального требования, и специальные полномочия кредиторов при банкротстве. Несмотря на то что уступка первых явно фиктивна (требование к ликвидированному лицу заведомо не имеет ценности), договор цессии все равно действует в части передачи прав, связанных со статусом кредитора в деле о банкротстве», – пояснил он.

По словам эксперта, в подобной ситуации у Экономколлегии ВС имелось два варианта решения. «Первый избран ею – допустить замену конкурсного кредитора в рамках завершенного дела о банкротстве, второй – отказать в замене в рамках этого дела, но указать на право предъявления отдельного иска. Исходя из ст. 61.19 Закона о банкротстве, кажется более правильным второй вариант, поскольку требования кредиторов, не заявленные до завершения конкурсного производства, рассматриваются вне рамок дела о банкротстве. В данном случае коллегия ВС РФ указала на необходимость установления правопреемства именно в деле о банкротстве, понимая, что после этого притязания правопреемника кредитора могут быть рассмотрены лишь в другом деле. Вероятно, такой подход связан с не раскрытыми в мотивировочной части определения представлениями об особом статусе конкурсного кредитора (отличном от статуса кредитора), приобрести который можно лишь в рамках дела о банкротстве», – подытожил Илья Лясковский.