«Токсичность» должностного положения

Как проявляется дискриминация по должностному положению при заключении под стражу

Ахундзянов Сергей

Лебедева-Романова Елена

12 Февраля 2020
Судебная практикаУголовное право и процесс

О понятии дискриминации

Дискриминация в переводе с латинского (discriminatio) означает «различие, различаю» – т.е. отрицательное, критическое отношение к человеку, группе или социальной категории, основанное на их гендерной идентичности, расе, национальности, этнической принадлежности, языке, возрасте, социальном происхождении, имущественном, сословном, семейном или ином положении, наличии судимости, образовании, сексуальной ориентации, вероисповедании, политических убеждениях и т.д.

Дискриминация влечет явную необъективность и несправедливость, предвзятость и насилие1, расовые и иные предрассудки, а также необоснованное лишение определенных прав, свобод и интересов граждан по причине их принадлежности к определенной социальной группе.

Несмотря на разнообразие дискриминационных практик, их объединяет одно – массовое нарушение прав и свобод человека, а также злоупотребление правами.

В ст. 7 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах, ст. 14 и ч. 2 ст. 20 Международного пакта о гражданских и политических правах2, ст. 14 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод закреплены общепризнанные права человека, прямо запрещающие дискриминацию.

Согласно ст. 7 Всеобщей декларации прав человека3 все люди равны перед законом и имеют право на защиту от дискриминации, какой бы она ни была и кто бы к ней ни подстрекал. Иными словами, государство не должно допускать дискриминацию, в том числе по образованию, должностному положению, принадлежности к определенной профессии и роду деятельности.

Именно такая дискриминация неоднократно наблюдалась в истории России. Примеры – печально известные в годы сталинских репрессий «Дело Промпартии» в 1925–1930 гг., «Заговор военных» 1937–1938 гг. в РККА, «Ленинградское дело» в конце 1940-х – начале 1950-х гг., «Борьба с космополитизмом» в 1948–1953 гг., «Мингрельское дело» 1951 г., «Дело врачей» 1953 г. и т. д.

Одними из фундаментальных начал правового государства являются конституционное положение о равенстве всех перед законом и судом (ч. 2 ст. 6 Конституции РФ) и запрещение дискриминации. Перечисленные международные акты всецело поддерживаются Россией как правовым государством и полностью согласовываются с национальными законами.

Так, согласно ч. 2 ст. 19 Конституции РФ государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств.

Современная практика

Однако наша адвокатская практика свидетельствует, что в отечественном уголовном судопроизводстве допускается явная дискриминация определенных категорий и групп граждан по профессиональному, должностному положению, образованию и т.д., что, к сожалению, становится системной проблемой правоприменения.

Так, в случае уголовного преследования при избрании меры пресечения необоснованной дискриминации – как в ходе следствия, так и в суде – по профессиональному, служебному, образовательному и другим признакам, связанным с трудовой или иной деятельностью, подвергаются должностные лица органов правопорядка, силовых, контролирующих и надзирающих структур, а также адвокаты, эксперты и иные лица, участвующие в судопроизводстве.

В соответствии с прямыми требованиями уголовно-процессуального закона, а также разъяснениями высших судебных инстанций и практикой ЕСПЧ для решения вопроса о заключении под стражу в суд необходимо представить фактические и правовые обстоятельства, на основании которых судья может принять соответствующее решение. Такими обстоятельствами не могут являться сведения, не проверенные в ходе судебного заседания.

Однако, вопреки изложенному, для следствия и суда стало правилом представлять несостоятельные и надуманные доводы, в том числе явно дискриминационного характера.

Например, избирая меру пресечения в виде содержания под стражей для офицеров ведущей силовой структуры, совершивших разбой в коммерческом банке, следствие, а затем суд указали, что они являются действующими сотрудниками ведомства, и каждый из них «обладая многочисленными связями в правоохранительных органах, будучи в полной мере осведомленным о методах проведения оперативно-розыскной деятельности и производства предварительного следствия, ˂…˃ может как лично, так и через третьих лиц оказать давление и угрожать свидетелям, потерпевшему Ф.И.О., препятствовать установлению иных соучастников преступления, принять меры к уничтожению документов и предметов, имеющих значение для уголовного дела».

По отношению к офицеру полиции, совершившему коррупционное преступление, в качестве одного из доводов для избрания меры пресечения в виде стражи суд указал «профессиональную деятельность и длительный период службы в органах полиции, предусматривающие наличие у него навыков оперативно-розыскной деятельности. Суд учитывает и то, что, по имеющейся оперативной информации, Ф.И.О. располагает связями среди должностных лиц правоохранительных и следственных органов, а также суда и прокуратуры».

Как сообщалось в процессуальных документах в отношении следователя, он «обладает специальными познаниями в области организации и производства оперативно-розыскных и следственных действий и имеет обширные связи в правоохранительных органах, прокуратуре и судах», «наличие юридического образования позволит сформировать ложное алиби и избежать уголовной ответственности».

Нередко в судебных решениях в качестве порой единственного обоснования заключения под стражу прокурорского работника можно встретить ставшие, к сожалению, привычными формулировки «обладает юридическим образованием и специальными практическими познаниями в области организации и производства оперативно-розыскных и следственных действий, имеет обширные связи в правоохранительных и следственных органах. Исходя из этого, изменение Ф.И.О. меры пресечения на иную, не связанную с содержанием в следственном изоляторе, повлечет существенное снижение эффективности мер контроля, позволит ему войти в контакт с предполагаемыми соучастниками, создаст условия для уничтожения доказательств и незаконного воздействия на участников уголовного судопроизводства, а также иным образом позволит противодействовать объективному разрешению уголовного дела».

Обосновывая заключение под стражу депутата и юриста, следствие и суд в процессуальных документах солидарно указали, что тот является «депутатом законодательного (представительного) органа государственной власти ˂…˃ области, наделенным действующим законодательством особым правовым статусом, обладая в силу занимаемого им положения обширным кругом знакомых в различных органах законодательной, исполнительной и судебной власти, может использовать свое положение и с целью воспрепятствования расследованию уголовного дела оказать воздействие на свидетелей, с которыми имеет личное знакомство, с целью изменения ими их показаний, а также сокрыть или сфальсифицировать доказательства».

По недавним громким делам в отношении адвокатов суды, заключая их под стражу, практически дословно переписали доводы следствия, указав, что обвиняемый является адвокатом, «в связи с чем обладает достаточным опытом организации предварительного следствия и осуществления процессуального контроля», «контактирует с высокопоставленными должностными лицами органов правоохраны и правоприменения, осведомлен о формах и методах осуществления оперативно-розыскной деятельности», «используя свои связи в правоохранительных органах и органах государственной власти, может угрожать членам оперативно-следственной группы, оказывать давление на свидетелей с целью склонить их к отказу от дачи показаний либо к их изменению»4.

При этом ни в одном процессуальном документе не пояснялось, в чем именно состоит и проявляется «токсичность» должностного положения, а также общение, знакомства и т.д. с должностными лицами органов законодательной, исполнительной и судебной власти, правоохраны, правоприменения и защиты. Также отсутствовали данные о том, как были использованы вопреки правосудию «связи и знакомства» и почему они являются недопустимыми, порочащими, а также криминальными, коррупционными и т.д.

Профессиональная принадлежность – компрометирующее обстоятельство?

Получается, что в подобных случаях правоприменители расценивают наличие юридического образования, опыт, знания и успешность в профессии, а также взаимоотношения и взаимодействие с коллегами, в том числе из других ведомств и служб, как компрометирующие и дискредитирующие должностных лиц.

Возникает вопрос: в чем логика таких решений, принимаемых следствием и судом? Ведь это, как представляется, не что иное, как нарушение закона и умаление в глазах граждан авторитета компетентных органов и лиц, профессионально связанных с защитой правопорядка и судопроизводством?

С учетом требований закона, с одной стороны, и исходя из указанных примеров из практики, – с другой, возникает следующий вопрос: как конкретно суд может проверить доводы следствия?

В стандарт юридического образования входят знания об ОРД, в том числе о формах и методах ее осуществления. На практике наличие общения и знакомств в правоприменительных органах, должностное положение, профессиональная деятельность, опыт и знания являются отягчающими обстоятельствами при избрании меры пресечения.

Кроме того, полагаем, что из процитированных формулировок следует, что правоохранительные и другие органы являются, мягко говоря, «неблагонадежными», а знакомства с их должностными лицами влечет негативные последствия.

При этом необходимо отметить, что в отношении заключаемых под стражу граждан, включая должностных лиц, в большинстве судебных решений используется типичная формулировка «у суда имеются достаточные основания полагать, что, находясь на свободе, обвиняемый может скрыться от следствия и суда, продолжать заниматься преступной деятельностью, иным образом воспрепятствовать производству по уголовному делу».

Исходя из требований закона, практики Верховного и Конституционного судов РФ, а также ЕСПЧ, следователь должен представить суду убедительные и достаточные доказательства наличия объективной необходимости содержания подозреваемого (обвиняемого) под стражей5. При этом указанные обстоятельства должны быть реальными и обоснованными.

Однако вопреки закону и правовым позициям высших судебных инстанций суды в своих постановлениях ссылаются только на абстрактные и общие предположения. В приведенных в качестве примера цитатах слово «может» используется систематически.

В толковых словарях русского языка значение слова «может» определяется как оценка ситуации в качестве возможной, вероятной, а также употребляется как вводное словосочетание, выражая неуверенность или предположение (возможно, вероятно), смягчая категоричность вопроса или побуждения или выражая допущение или противопоставление действий6.

В результате судебные решения о заключении под стражу или по ее продлению выносятся при наличии возможной, вероятной, предположительной ситуации?!

И это действительно так. В нашей практике нередко встречались случаи, когда при избрании меры пресечения в виде стражи или ее продлении следователь, отвечая на вопросы защиты, не мог назвать и показать, на какой странице материалов дела приводятся конкретные доказательства и факты, свидетельствующие о том, что гражданин может реально скрыться от органов следствия или суда, продолжить заниматься преступной деятельностью, угрожать свидетелю и иным лицам, оказать на них давление.

В то же время уголовно-процессуальный закон не предоставляет стороне защиты императивное право задавать конкретные вопросы следователю как в суде первой, так и второй инстанции, а также обязанность следователя отвечать на вопросы защиты. Нередко следователи даже не являются в суд кассационной (апелляционной) инстанции.

О необходимости законодательных изменений

В связи с этим полагаем, что для обеспечения конституционных принципов права на защиту, а также равенства и состязательности сторон в уголовном судопроизводстве необходимо внести соответствующие изменения в УПК РФ.

Мы убеждены, что заключение под стражу при описанных обстоятельствах есть попытка сломить волю подозреваемого (обвиняемого) к отстаиванию его невиновности.

Напомним, что 2 декабря 2015 г. во время проведения очередного Всероссийского Совета судей председатель ВС РФ Вячеслав Лебедев заявил7: «Я все время повторяю, что заключение под стражу – это самая жесткая мера пресечения и должна избираться в крайнем случае. По-моему, в букваре меньше букв, чем то количество раз, которое мы поднимали тему избрания меры пресечения».

Также Вячеслав Лебедев добавил: «Пришло время серьезных выводов. Мне в ближайшее время подготовят обобщение по всем регионам (как часто и почему там заключают людей под стражу). Будем анализировать работу судей, которые без достаточных оснований это делают. Я лично вносил как-то представление прекратить полномочия судьи, который инвалида отправил в СИЗО. Но все это касается не только больных, женщин и несовершеннолетних. Никого нельзя заключать под стражу только потому, что следователю “так удобно”»8.

К сожалению, несмотря на четкую позицию председателя Верховного Суда РФ и наличие разъяснений высшей судебной инстанции, заключение под стражу нередко происходит по дискриминационным основаниям и на базе предположений.

В связи с этим представляется недопустимым вынесение решений об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу или ее продлении на основе лишь названных «дискриминационных» данных, в том числе о профессии, должностном положении, профессиональном статусе, образовании, опыте и т.д., а также предположительных, возможных и вероятных обстоятельств и сведений о якобы воспрепятствовании расследованию.

Предлагаем представителям законодательных органов, институтов гражданского общества, руководителям органов следствия, прокуратуры и суда, уполномоченным по защите прав граждан, депутатам, коллегам, ученым-правоведам и иным заинтересованным лицам обсудить системную проблему дискриминации граждан по профессиональной принадлежности и должностному положению при заключении под стражу.

1 Во всех проявлениях и формах, в том числе государственное, политическое, физическое, моральное, психическое и т.д.

2 Приняты резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи ООН от 16 декабря 1966 г.

3 Принята резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 г.

4 Однако без конкретизации и указания на противоправность данных действий. Оказывая юридическую помощь, адвокат встречается, общается с должностными лицами правоприменительных и иных органов, участвует в процессуальных действиях и заседаниях суда, которые проводят должностные лица, обращается к ним с устными и письменными жалобами, ходатайствами и иными обращениями, что вполне охватывается понятием «контактирует».

5 См. например, Постановление КС РФ от 22 марта 2005 г. № 4-П, постановления Пленума ВС РФ от 10 октября 2003 г. № 5 и от 19 декабря 2013 г. № 41 (в редакции от 24 мая 2016 г.), Обзор судебной практики ВС РФ № 2 (2017 г.), Обзор практики рассмотрения судами ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и о продлении срока содержания под стражей (утв. Президиумом ВС РФ 18 января 2017 г.), постановления ЕСПЧ от 21 декабря 2000 г . по делу «Яблонский против Польши», «Шишков против Болгарии», «Кляхин против России», «Панченко против России», «Александр Макаров против России», «Кондратьев против России» и др.

6 См. Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный. – М.: Русский язык, 2000; Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка. – СПб.: «Норинт», 2000.; Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. – Москва: Оникс, 2010; Ушаков Д.Н. Толковый словарь русского языка. – Москва: Альта-Принт, 2005.

7 «Московский комсомолец» (№ 26978), 2 декабря 2015 г.

8 См. Обзор практики рассмотрения судами ходатайств об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и о продлении срока содержания под стражей (утв. Президиумом ВС 18 января 2017 г.).