Прибыль как хищение
Несмотря на твердую цену госконтракта, установленную в ходе аукциона, следствие сочло ее необоснованно завышенной
Лазарев Константин
Руководитель направления «Уголовное право» КА «Тарло и партнеры»
22 Октября 2020
Судебная практикаУголовное право и процесс
29 сентября Басманный районный суд г. Москвы вынес постановление об избрании меры пресечения в виде содержания под стражей в отношении депутата Законодательного собрания Иркутской области Андрея Левченко, сына бывшего губернатора Иркутской области Сергея Левченко.
Накануне, 28 сентября, Андрею Левченко было предъявлено обвинение по ч. 4 ст. 159 УК РФ – в том, что он создал устойчивую группу для того, чтобы в ходе исполнения договоров с Фондом капитального ремонта многоквартирных домов Иркутской области на поставку и монтаж лифтового оборудования в жилые дома похитить денежные средства Фонда. По версии следствия, Левченко якобы завысил стоимость работ по поставке и монтажу оборудования – в одном случае на сумму свыше 6 млн руб., во втором – более чем на 10 млн руб. Однако общая сумма хищения, как посчитало следствие, составила свыше 185 млн руб.
Не вдаваясь в частные вопросы, которые только уводят от предмета доказывания по данному делу, обращу внимание на ключевое, на мой взгляд, обстоятельство.
Невозможно причинить ущерб заказчику путем завышения стоимости работ (услуг), если стороны договорились о твердой цене, – заказчик просто не заплатит большую сумму. Так произошло и в данном случае. Общая цена трех договоров с Фондом капремонта была установлена в ходе аукциона путем предложения лучших условий – понижения первоначальной цены заказчика – и составила в итоге более 558 млн руб. Таким образом, Фонд капремонта получил выгоду, поскольку цена договоров в результате оказалась ниже той, которую он был готов заплатить до проведения торгов.
Цена договоров включала все расходы подрядчика: стоимость лифтового оборудования и работы по монтажу. Никаких сумм сверх установленных договорами подрядчик не получил.
Приведу аналогию. Например, при оплате стоимости химчистки заказчику безразлично, какие затраты понесет при этом предприятие-исполнитель: заказчик все равно не заплатит больше той цены, которая ему была объявлена при сдаче пальто. В этом заключается принцип твердой цены. Тем, что исполнитель завысит стоимость каких-то своих работ, заказчику не будет причинен ущерб. Это, как говорится, «проблемы исполнителя».
Итак, все работы, определенные договорами, были выполнены в полном объеме и оплачены заказчиком. Следовательно, ущерб, якобы нанесенный Фонду капремонта, не может заключаться в недопоставленном оборудовании или завышенной стоимости работ. В предъявленном Левченко постановлении о привлечении в качестве обвиняемого сумма ущерба свыше 185 млн руб. возникла как-то неожиданно в самом конце документа. При этом ни одна математическая операция с суммами, фигурирующими в постановлении, не приводит к указанной.
В настоящее время следствие пытается найти в цепочке поставщиков компании-подрядчика юрлицо, получившее наибольшую прибыль от этой сделки, чтобы обвинить Андрея Левченко в «завышении» цены. Таким образом, оно, на мой взгляд, манипулирует самим понятием предпринимательской деятельности, основной целью которой является извлечение прибыли. Оно умышленно игнорирует право предпринимателя получить прибыль, вторгаясь в хозяйственную деятельность предприятий в качестве некоего арбитра, наделив себя полномочиями произвольно оценивать достаточность торговой наценки в цепочке поставщиков и подменяя предусмотренную ст. 710 ГК РФ экономию подрядчика неюридическим понятием «завышение цены». Как же в таком случае быть со свободой предпринимательской деятельности и свободой заключения договора, предусмотренной ст. 421 ГК РФ, – разве Фонд капремонта под принуждением определял начальную цену аукциона?
Ситуация с Андреем Левченко, к сожалению, не единична. Следствие и прокуратура нередко всерьез рассматривают прибыль, получаемую поставщиками по госконтракту, как хищение, а суды, в свою очередь, зачастую безответственно подходят к вынесению постановлений об избрании подследственным меры пресечения в виде содержания под стражей, наглядно демонстрируя тем самым зависимость от исполнительной власти. Граждан подвергают уголовному преследованию на основании субъективных показаний свидетелей и потерпевших, что особенно драматично по сложным делам, в том числе связанным с экономическими преступлениями.
В заключение отмечу, что описанное уголовное дело в очередной раз подтверждает назревшую необходимость глубокого реформирования уголовного процесса и правоохранительной системы, исключая или минимизируя зависимость одного органа от другого. Решать эту задачу, на мой взгляд, требуется одновременно как на законодательном, так и на организационном уровнях.