90 лет со дня трамвайной катастрофы в Ленинграде

Приговор суда был показательным для того сложного и противоречивого времени

Ерофеев Константин
Адвокат АП г. Санкт-Петербурга

01 Декабря 2020
Судебная практикаУголовное право и процесс

Ровно 90 лет назад – 1 декабря 1930 г. – на Международном проспекте в Ленинграде (так тогда назывался Московский проспект) произошла крупнейшая катастрофа с участием трамвая. По всей видимости, крупнейшая не только в Санкт-Петербурге, но и в Российской империи – РСФСР – РФ. Число жертв и пострадавших было немыслимо большим.

В 7:58 двухвагонный поезд трамвая № 8 трамвайного парка им. Блохина под управлением вагоновожатого П.А. Савельева следовал по Международному проспекту от центра города в направлении Московских ворот. По трагическому стечению обстоятельств в эти же минуты на перегоне «Бычий пост» Варшавской соединительной железнодорожной линии задним ходом двигался паровоз с гружеными товарными вагонами. Последний вагон поезда наехал на моторный вагон трамвая, многотонная махина, взгромоздившись на переполненный в час пик людьми трамвай, подмяла его под себя и раздавила.

В один момент 28 человек погибли, 8 получили тяжелые ранения, 12 – легкие и трое не пострадали. Среди погибших была кондуктор Кручис, а среди спасшихся – вагоновожатый Савельев. Вскоре на место происшествия прибыли пожарные, военные и милиция. Только с помощью пожарных домкратами был поднят товарный вагон. Открылась страшная картина – вперемешку с искореженным металлом лежали обезображенные тела. Погибшие и раненые были незамедлительно доставлены в расположенную буквально в сотнях метров от места аварии больницу им. И.Г. Коняшина (Международный пр., д. 104). Кстати, больница располагалась по этому адресу до «перестроечных» времен, теперь на ее месте православный центр.

На следующий день в «Красной газете» были опубликованы подробности: «Вагоновожатый, предполагая, что успеет проскочить, дал полный ход вагону. Однако был настигнут шедшим задним ходом составом. Моторный вагон был опрокинут, придавлен и протащен по всей ширине улицы».

Сохранились многочисленные фотографии с места трагедии. В отличие от сегодняшнего переполненного машинами Московского проспекта довоенный Международный проспект представлял собой магистраль той же ширины, но движение на нем не было интенсивным в силу небольшого автопарка в городе. Тем более странным показалось желание вагоновожатого «проскочить» перед двигающимся поперек проспекта поездом.

Примечательно, что публикации на эту тему зачастую сопровождались сентенциями о «кровавом ОГПУ», развязавшем небывалый террор против нарушителей дорожного движения. Инициаторами полного и объективного следствия выступили не только правоохранители, но и ЦК ВКП(б). Именно высший партийный орган страны уже на следующий день направил в Ленинград телеграмму с требованием детально разобраться в случившемся.

Чтобы понять столь пристальное внимание высших властей к катастрофе, следует вспомнить 30-е гг. ХХ в. Первое в мире социалистическое государство находилось во враждебном окружении империалистических стран. Внешний фронт охраняли военные Красной Армии. Но был и внутренний фронт – трудовой. Именно рабочие, служащие и трудовая интеллигенция все силы отдавали строительству социализма. Их трудовые свершения находились в центре внимания всей страны. Их жизни были высшей ценностью. Покушение на их жизнь и здоровье приравнивалось к покушению на социализм, партию и государство. Злосчастный трамвай был переполнен рабочими, ехавшими на заводы и фабрики. Банальное нарушение техники безопасности и правил дорожного движения приобретало окраску преступления против государства.

4 декабря состоялись грандиозные похороны погибших, организованные Облисполкомом, Облпрофсоветом и предприятиями города. Большая часть погибших (22 человека) были похоронены на коммунистической площадке Новодевичьего кладбища, рядом с местом трагедии. В дальней южной части кладбища (почти у забора) сохранилось место, где находятся полуразрушенные остатки надгробий жертв катастрофы. Надписи на памятниках не оставляют сомнений: «погиб в трамвайной катастрофе» (Реквиашвили Г.Н.), «погиб при трамвайной катастрофе на Международном проспекте» (Петров И.П.), «трагически погибла при трамвайной катастрофе на М.Н. проспекте» (Нилова Е.В.) и др. Большинство погибших были рабочими завода «Электросила», были также работники других предприятий города, студенты, домохозяйки. Несколько человек остались неизвестными. Наверное, как всегда в таких случаях, произносились речи: «Навсегда останутся в наших сердцах…». Не остались. Последующие трагедии войны, блокады, тяжесть восстановления послевоенного города почти вычеркнули из памяти горожан события первого зимнего дня 1930 г. Свидетельство тому – полуразрушенные, ушедшие в землю простенькие надгробия.

Но еще до похорон начались масштабные следственные действия. Помимо работников ОГПУ ключевую роль в расследовании играл старший следователь Облпрокуратуры Лев Шейнин, участвовавший также в следствии по делу об убийстве Сергея Кирова, «врагов народа» Льва Каменева и Григория Зиновьева, а также в работе Нюрнбергского процесса. При этом сам он дважды попадал в жернова «машины политических репрессий», но оба раза его дело пересматривалось с последующим освобождением. Однако Шейнин больше известен как соавтор сценариев некогда популярных советских фильмов «Ошибка инженера Кочина», «Встреча на Эльбе» и «Ночной патруль» и лауреат Сталинской премии за писательские труды.

Уже на следующий день следователи выяснили, что тот отрезок проспекта, где произошла трагедия, давно пользовался дурной славой – рабочие не раз жаловались на неудобства, которые создавал железнодорожный переезд, обращались в администрацию железной дороги о постройке моста над проспектом, но реакции не последовало. Даже предложение рабочих о запрете движения поездов в часы пик (7:00–8:00) было принято к сведению только спустя два дня после катастрофы. Вскрылись и «картины развала трудовой дисциплины», «показательной во всех отношениях» (из газет). Так, диспетчер, зная о приближении поезда, пять раз звонил сторожам, чтобы закрыли шлагбаумы, но никто не поднял трубку, а диспетчер не счел нужным направить на переезд нарочного. Сцепщик поездной бригады, видя запрещающий сигнал, с опозданием сообщил машинисту об опасности.

Власти не скрывали от общественности вопиющие факты нарушений на транспорте. Информация оперативно поступала в прессу. Собравшаяся у входа в больницу огромная толпа – видимо, состоящая не только из родственников, – разошлась, получив исчерпывающие сведения. Между тем следственными органами были взяты под стражу 16 человек.

В рекордные сроки следствие было окончено, и 4 декабря выездная сессия Областного суда начала слушание дела. Подсудимыми оказались не только пресловутые «стрелочники» – сторожа, диспетчер, сцепщик, вагоновожатый, – но и транспортное и архитектурное начальство районного уровня, а также служащие железной дороги, отвечавшие за безопасность движения. Им инкриминировалось нарушение ст.16, 111 и ч. 1 ст. 112 УК РСФСР. Статья 11 Кодекса карала за «бездействие власти – т.е. невыполнение должностным лицом действий, которые оно по обязанности своей службы должно было выполнить, при наличии признаков, предусмотренных ст. 109, а равно халатное отношение к службе, т.е. небрежное или недобросовестное отношение к возложенным по службе обязанностям, повлекшее волокиту, медлительность в производстве дел и отчетности и иные упущения по службе, при наличии тех же признаков» – лишением свободы на срок до трех лет.

Примечательно, что ч. 1 ст. 112 УК РСФСР предусматривала наказание не ниже двух лет лишения свободы со строгой изоляцией за злоупотребление властью, превышение или бездействие власти и халатное отношение к служебным обязанностям, если в результате последовал развал руководимого должностным лицом центрального аппарата управления или таких же хозяйственных госаппаратов производства, торговли, кредита и транспорта. При особо отягчающих обстоятельствах (корыстная заинтересованность, подлоги, хищение имущества, взяточничество и т.п.) наказание могло доходить до высшей меры (расстрел).

Как видим, данная статья Кодекса не предусматривала такого отягчающего признака, как гибель людей, поэтому в данном случае применялась ст. 16 УК РСФСР, гласившая: «Если то или иное общественно-опасное действие прямо не предусмотрено настоящим Кодексом, то основание и пределы ответственности за него определяются применительно к тем статьям Кодекса, которые предусматривают наиболее сходные по роду преступления». С современной точки зрения неуказание в качестве отягчающего обстоятельства гибели двоих и более людей едва ли давало суду право назначить наказание больше двух лет лишения свободы.

Однако выездная сессия в составе председательствовавшего (члена Облсуда Ростовцева) и народных заседателей Зибзеева и Валькова 8 декабря 1930 г. – т.е. спустя неделю после катастрофы – вынесла приговор. Непосредственные виновники трагедии получили по 10 лет лишения свободы, второстепенные подсудимые – по два-три года. И только одна подсудимая, железнодорожный техник Финогенова, была осуждена условно. Конечно, относительная суровость наказания была обусловлена огромным числом жертв и пострадавших.

О председательствовавшем судье Иване Ростовцеве известно, что он был выходцем из НКВД и дослужился до и.о. председателя Облсуда, в 1938 г. был арестован, а затем то ли освобожден, то ли осужден – информация противоречива. Дальнейшую его судьбу мне установить не удалось. О защитниках подсудимых информация не сохранилась. Известно только, что подсудимые обжаловали приговор в кассационном порядке, а Верховный суд потребовал передать дело ему. Возможно, вышестоящая судебная инстанция решила проверить вынесенный в рекордно короткий срок приговор по резонансному делу. Однако информации о новом приговоре нет.

Приговор суда показателен для того сложного и противоречивого времени. Ему, на мой взгляд, все еще присущи черты «классовой справедливости», свойственные судебным актам первых послереволюционных лет. Это приговор, вынесенный оперативно – по горячим следам, тем самым он в известной степени носит показательный и даже популистский характер, направленный на удовлетворение понятных чувств общественности о возмездии. При этом круг осужденных достаточно широк – таким образом приговор как бы намекает, что «неприкасаемых» нет. Несмотря на то что деяние относилось к категории преступлений против государства, судом первой инстанции не были сделаны политически ангажированные выводы – о вредительстве, врагах народа и т.д. При этом в прессе была дана политическая оценка: приговор защитил интересы трудящихся, пролетариата – нового правящего класса, гегемона. Кроме того, приговор был относительно мягким – высшая мера наказания не была применена, хотя речь шла о чрезвычайно большом числе погибших. Это свойственно сравнительно гуманному периоду первой половины 30-х гг. ХХ в., поскольку спустя 7–8 лет, предполагаю, наказание могло бы быть более суровым.