КС разъяснил отличие находки от кражи

Суд указал, что уголовный закон относит к признакам хищения как изъятие, так и противоправное обращение чужого имущества, поэтому необходима оценка не только факта завладения найденным имуществом, но и последующего его обращения в свою пользу

В комментарии «АГ» представитель одного из заявителей жалоб заметил, что само по себе невыполнение требований гражданского законодательства сообщить о находке и возвратить ее владельцу и последующее обращение найденной вещи в свое владение действительно являются неправильными, однако они не могут быть равными по степени общественной опасности обычной краже.

12 января Конституционный Суд вынес
Постановление № 2-П/2023, которым признал конституционными нормы, регулирующие ответственность за находку и кражу, отмечая, что действующее правовое регулирование обеспечивает достаточную определенность для участников общественных отношений. Постановление вынесено по жалобам Альбины Галимьяновой и Виктора Пузрякова, которые были объединены в одно производство.

Заявителей признали виновными в краже за присвоение найденных телефонов

Альбина Галимьянова обвинялась в том, что, находясь в салоне автобуса, увидела лежащий на полу мобильный телефон и, понимая, что он принадлежит ранее вышедшей пассажирке, не предприняла попытки к его возврату, а тайно завладела им и скрылась. При этом она не стала отвечать на поступавшие на телефон звонки, отключила его, а находящиеся в нем сим-карты выбросила, после чего около месяца хранила его дома, в дальнейшем выполнив сброс настроек. Приговором Учалинского районного суда Республики Башкортостан от 16 декабря 2020 г. Альбина Галимьянова была признана виновной в совершении преступления, предусмотренного п. «в» ч. 2 ст. 158 УК РФ, а именно в тайном хищении чужого имущества, причинившем значительный ущерб в сумме 12 тыс. руб.; ей было назначено наказание в виде шести месяцев лишения свободы условно с испытательным сроком один год.

Верховный Суд РБ изменил приговор, снизив размер причиненного ущерба до 11 тыс. руб. Апелляционный суд также отметил, что при решении вопроса об отграничении кражи от присвоения находки следует исходить из понятия владения имуществом, а также из различия между потерянной вещью и забытой. В частности, потерянной является вещь, находящаяся в неизвестном собственнику или иному законному владельцу месте, а забытой – находящаяся в месте, известном такому лицу, которое имеет возможность за ней вернуться или иным способом получить ее обратно. На этом основании сделан вывод, что присвоение найденной вещи лицом, сознающим право на нее владельца, связано с признаком нечестности и потому является кражей.

Определением Шестого кассационного суда общей юрисдикции были отклонены доводы кассационной жалобы о наличии признаков находки (ст. 227 ГК РФ), поскольку Альбина Галимьянова никаких действий по установлению владельца телефона не предпринимала, об обнаружении не принадлежащего ей телефона никому не сообщила и завладела им. Кассационный суд исключил ввиду отсутствия доказательств квалифицирующий признак «с причинением значительного ущерба гражданину», содеянное осужденной переквалифицировал на ч. 1 ст. 158 УК РФ, назначив наказание в виде шести месяцев исправительных работ с удержанием 10% заработка в доход государства условно с испытательным сроком один год. Судья ВС РФ отказал в передаче жалобы в защиту Альбины Галимьяновой для рассмотрения в судебном заседании суда кассационной инстанции.

В свою очередь водитель такси Виктор Пузряков обвинялся в том, что увидел рядом с пассажирским сиденьем своего автомобиля мобильный телефон, принадлежащий ранее перевезенному им пассажиру, и присвоил его. При этом мужчина выключил телефон и пользовался им по назначению со своей сим-картой. Попыток установить владельца он также не предпринимал, а также попытался скрыть от сотрудников полиции факт обладания телефоном.

Приговором мирового судьи судебного участка № 3 Железнодорожного судебного района г. Ульяновска от 1 августа 2019 г. Виктор Пузряков был признан виновным в краже, ему было назначено наказание в виде штрафа в размере 15 тыс. руб. Полагая, что телефон оказался у Виктора Пузрякова вследствие его находки и ничто не запрещало ему взять себе найденный предмет, а также что его пояснения в протоколе осмотра места происшествия не могли быть использованы в качестве доказательства, так как были добыты с нарушением права на получение юридической помощи, сторона защиты обратилась с апелляционной жалобой.

Апелляционным постановлением Железнодорожного районного суда г. Ульяновска из числа доказательств были исключены показания свидетелей, в остальном же была подтверждена правомерность выводов мирового судьи. Шестой кассационный суд общей юрисдикции не установил оснований для отмены или изменения вынесенных судебных решений; судья ВС в дальнейшем отказал в передаче кассационной жалобы на рассмотрение по существу.

КС дал оценку конституционности оспариваемых норм

В жалобе в Конституционный Суд Альбина Галимьянова просила признать противоречащими Конституции ч. 1 ст. 158 УК РФ и п. 1 примечаний к ней как позволяющие привлекать к уголовной ответственности за кражу лицо, которое присвоило (обратило в свою пользу) найденное им имущество, заведомо принадлежащее другому.

По мнению же Виктора Пузрякова, ст. 227 ГК РФ и ч. 1 ст. 158 УК РФ противоречат Основному Закону в той мере, в какой устанавливают уголовную ответственность за нарушение гражданско-правовых правил обращения с находкой и за присвоение найденного или случайно оказавшегося у лица ценного имущества, заведомо принадлежащего другому. Кроме того, он поставил под сомнение конституционность ст. 75, 87 и 88 УПК РФ, указав, что они позволяют признавать допустимым доказательством пояснения лица, в отношении которого проводились процессуальные действия по проверке сообщения о преступлении с последующим привлечением к уголовной ответственности, когда такие пояснения даны в ходе осмотра места происшествия без участия защитника, а позже это лицо от них отказалось. Вместе с тем КС указал, что указанные статьи УПК неопределенности в указанном заявителем аспекте не содержат и не могут расцениваться как нарушающие его конституционные права, в связи с чем прекратил производство по его жалобе в этой части.

Поскольку обе жалобы заявителей касаются одного и того же предмета, КС РФ соединил дела по этим обращениям в одном производстве. Изучив их, Суд отметил, что установление преступности и наказуемости нарушений прав владения, пользования и распоряжения имуществом, привлечение к ответственности конкретных лиц, их совершивших, предполагают использование межотраслевых средств, адекватно отражающих особенности правового режима собственности и порядка действий с найденными чужими вещами.

КС указал, что законодатель отнес в ст. 158 УК РФ к преступлениям, объектом уголовно-правовой охраны от которых выступает собственность, кражу, т.е. тайное хищение чужого имущества. В п. 1 примечаний к той же статье законодатель определил, что под хищением понимаются совершенные с корыстной целью противоправные безвозмездное изъятие или обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества. Как пояснил Суд, общие признаки кражи как одной из форм хищения и квалифицирующие ее признаки, предусмотренные в ч. 2–4 ст. 158 УК, подлежат установлению во взаимосвязи с положениями Общей части данного Кодекса, в том числе о понятии преступления, о принципе и формах вины, об основании уголовной ответственности. В постановлении подчеркивается, что ст. 158 УК сама по себе не предопределяет ни отнесение к хищению действий по противоправному распоряжению найденным чужим имуществом, ни исключение таких действий из состава кражи.

КС отметил, что Гражданский кодекс РФ прямо предусматривает обязанность лица, нашедшего потерянную вещь, немедленно уведомить об этом лицо, потерявшее ее, или собственника вещи, или кого-либо другого из известных ему лиц, имеющих право получить ее, и возвратить вещь этому лицу, а равно сдать вещь, найденную в помещении или на транспорте, лицу, представляющему владельца этого помещения или средства транспорта. При этом установление физического владения потерянной вещью представляет собой активную форму поведения в виде действия, которое само по себе не только не является противоправным, но и признается законодателем правомерным, а в отдельных случаях – даже подлежит судебной защите. Дальнейшее активное поведение лица, нашедшего вещь, исключает уголовную ответственность за ее хищение. Тем не менее несовершение таких активных действий, направленных на возвращение имущества владельцу, хотя и является по общему правилу неправомерным, но не предопределяет вывод о наличии признаков преступления, добавил Суд.

В постановлении указано, что если лицо, обнаружившее найденную вещь, наряду с невыполнением (воздержанием от) действий, предусмотренных ст. 227 ГК РФ, совершает сокрытие найденной вещи либо сокрытие (уничтожение) признаков, позволяющих индивидуализировать это имущество или подтвердить его принадлежность законному владельцу (вытаскивает сим-карту из телефона, снимает чехол и т.д.), то такое активное поведение может свидетельствовать о возникшем умысле на хищение этого имущества и о наличии корыстной цели. Поэтому деяние, начавшееся как внешне правомерная находка, может перерастать в преступление, утрачивая признаки правомерности и предполагая уже не судебную защиту, а ответственность.

Конституционный Суд отметил, что уголовный закон относит к признакам хищения как изъятие, так и противоправное обращение чужого имущества, поэтому необходима оценка не только факта завладения найденным имуществом, но и последующего его обращения в свою пользу. Из постановления следует, что если вещь утрачена в месте, известном законному владельцу, и он имеет возможность за ней вернуться или получить ее либо по индивидуальным свойствам вещи владелец может быть идентифицирован и нет оснований полагать, что вещь является брошенной, то лицо, которое обнаружило такую вещь в подобной обстановке, осознавало или должно было осознавать указанные обстоятельства и при этом не только не приняло доступных ему мер, чтобы найти законного владельца вещи, не сдало ее в установленном законом порядке, не обратилось в правоохранительные органы или в органы местного самоуправления с заявлением о находке, но и активно сокрыло вещь для тайного обращения ее в свою пользу или в пользу других лиц, совершило тайное хищение – кражу. При этом КС уточнил, что в неменьшей степени противоправным может быть признано такое поведение лица, когда оно непосредственно наблюдает потерю вещи, имеет реальную возможность незамедлительно сообщить законному владельцу о потере и вернуть ему вещь, но тайно завладевает ею.

Суд счел, что действующее правовое регулирование обеспечивает достаточную определенность для участников общественных отношений по поводу находки, соблюдение принципов вины и справедливости, обязательных при возложении любой юридической ответственности, а также не допускает смешения ее видов или наступления уголовно-правовых последствий за то поведение, для предупреждения или нейтрализации которого достаточно частноправовых механизмов. Иное понимание положений ст. 158 УК и ст. 227 ГК РФ вело бы к тому, что общественно опасные деяния, причинившие равный или сопоставимый ущерб, но различные по предмету посягательства (в рассматриваемом случае – потерянная вещь) и способу хищения, направленному на противоправное обращение с чужим имуществом, получали бы разную правовую оценку с точки зрения квалификации содеянного либо оставались бы без оценки с точки зрения их наказуемости, хотя эти деяния посягают на охраняемые законом ценности, являются противоправными, носят умышленный характер и имеют корыстную цель. Кроме того, это означало бы снижение эффективности мер защиты права собственности, вело к отступлению от требования адекватности порождаемых ими последствий тому вреду, который причинен в результате правонарушения, к несоразмерности ответственности ущербу, нанесенному защищаемым Конституцией ценностям, к умалению права на государственную и судебную защиту.

Конституционный Суд разъяснил: оспариваемые нормы предполагают, что объективную сторону хищения в виде кражи найденного имущества, заведомо принадлежащего другому лицу и не имеющего признаков брошенного, образует единое сложное деяние, состоящее из завладения обнаруженной чужой вещью, сопряженного с ее сокрытием или сокрытием источника ее получения, ее принадлежности другому лицу или ее идентифицирующих признаков, для тайного обращения ее в свою пользу, чем причиняется ущерб собственнику или иному законному владельцу этого имущества. Тайное завладение с теми же целями чужой вещью, когда лицо, завладевшее ею, наблюдало ее потерю собственником или иным законным владельцем и имело реальную возможность незамедлительно проинформировать последнего о потере и вернуть ему вещь, также образует объективную сторону хищения. Само по себе невыполнение действий, предусмотренных п. 1 и 2 ст. 227 ГК, если в них не содержатся указанные признаки, не дает оснований для привлечения к ответственности за кражу, подчеркнул КС. Он также добавил, что вопрос о возможности привлечения в связи с кражей найденного имущества именно к уголовной, а не к административной ответственности решается, безусловно, с учетом его стоимости (ч. 1 и 2 ст. 7.27 КоАП РФ).

Таким образом, КС признал оспариваемые нормы не противоречащими Конституции РФ, отметив, что данное конституционное истолкование не исключает право законодателя конкретизировать составы преступлений, предметом посягательств которых выступают потерянные вещи, а также установить ответственность за невыполнение требований ст. 227 ГК РФ.

Суд постановил пересмотреть судебные решения, вынесенные по делам заявителей на основании ч. 1 и п. 1 примечаний к ст. 158 УК и ст. 227 ГК, а также вступившие в силу судебные решения, основанные на положениях этих статей, вынесенные по делам иных лиц. При этом отмечается, что Президиум ВС РФ вправе оставить соответствующие судебные решения без изменения, если они основаны на истолковании указанных норм, не расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным КС.

Комментарий представителя одного из заявителей

Адвокат Учалинского районного филиала Башкирской Республиканской коллегии адвокатов Айрат Саитгалин, представлявший интересы Альбины Галимьяновой, в комментарии «АГ» заметил, что Уголовным кодексом РФ, в отличие от ранее действовавшего Уголовного кодекса РСФСР, прямо не предусмотрена уголовная ответственность лица, нашедшего чужое имущество, за невыполнение им гражданско-правовых обязанностей, предусмотренных в ст. 227 УК РФ (ранее ст. 144 ГК РСФСР).

Адвокат обратил внимание, что ранее законодателем в соответствии с Федеральным законом от 1 июля 1994 г. № 10-ФЗ «О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс РСФСР и Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР» была введена уголовная ответственность за присвоение найденного или случайно оказавшегося у виновного чужого имущества (ст. 148.4 УК РСФСР), за которое, исходя из степени общественной опасности содеянного, предусматривалось более мягкое наказание, чем за кражу. Таким образом, ранее законодатель уже определил отличие кражи от присвоения найденного имущества, заведомо принадлежащего другому собственнику. С принятием УК РФ уголовная ответственность за присвоение найденного или случайно оказавшегося у виновного заведомо чужого имущества была исключена, поскольку не была прямо предусмотрена в нем. При этом законодательное понятие «хищение», ранее предусмотренное в ст. 144 УК РСФСР и предусмотренное в действующей редакции ст. 158 УК РФ, не изменилось, считает Айрат Саитгалин.

Адвокат отметил, что КС обошел эти моменты в своем постановлении, не учтя основные доводы жалобы. «Представляется, что само по себе невыполнение лицом требований гражданского законодательства сообщить о находке и возвратить ее владельцу и последующее обращение найденной вещи в свое владение и пользование действительно являются неправильными с моральной точки зрения, однако, исходя из способа и обстоятельств противоправного поведения нашедшего, присваивающего заведомо чужое имущество, они не могут быть равными по степени общественной опасности обычной краже, когда лицо с прямым направленным умыслом изымает имущество из чужого владения с целью обращения его в свое владение и пользование», – прокомментировал Айрат Саитгалин.

Он считает, что, по сути, КС дал судам возможность привлекать к уголовной ответственности за ранее декриминализированное деяние и изменил исторически сложившееся понимание кражи. Адвокат добавил, что ответственность за кражу (ст. 158 УК РФ) возникает с 14 лет, тогда как ранее ответственность по ст. 148.4 УК РСФСР возникала с 16 лет. Однако при этом законодательное определение кражи как хищения, установленное в ст. 158 УК РФ и ранее установленное в ст. 144 УК РСФСР, а также установленные в ранее действовавшем ГК РСФСР и в действующем ГК РФ принципиальные положения о находке и об обязанностях лица, нашедшего чужое имущество, не изменились. То есть несмотря на законодательную декриминализацию деяния, фактически данная проблема лишь усугубилась, считает он.

Эксперты «АГ» поприветствовали вынесенное постановление

Адвокат АП Свердловской области Александр Чарыков считает, что рассмотренная Конституционным Судом РФ проблема, безусловно, является актуальной, так как кража – это самый распространенный вид преступления в России. «Конечно, находка, переросшая в кражу, встречается не так часто, однако заслуживает конституционного толкования, так как общественные отношения, затронутые здесь, находятся на стыке уголовного и гражданского права. КС РФ вновь напоминает правоохранительным органам и судам о необходимости применять уголовный закон с оглядкой на общие положения гражданского права, что, безусловно, следует поприветствовать», – поделился адвокат.

В то же время Александр Чарыков отметил, что складывающиеся в этих ситуациях общественные отношения значительно сложнее приведенных Судом примеров, а слова «активное сокрытие» могут толковаться двояко. По мнению адвоката, безусловным хищением будет признаваться находка сотового телефона, так как его хозяин, в случае наличия воли, может легко вернуть и идентифицировать свою вещь. «Однако как, например, поступать с найденным ноутбуком или фитнес-браслетом? В моей практике были похожие ситуации, и, как мне кажется, даже с учетом приведенной позиции КС РФ правоохранительные органы не лишены возможности толковать действия потенциально уголовно преследуемого лица и как преступление, с целью повышения показателей своей работы, и как гражданско-правовой деликт, с целью сокрытия преступления от учета», – полагает Александр Чарыков.

Адвокат, руководитель уголовной практики АБ «КРП» Михаил Кириенко подчеркнул, что обращение КС РФ к толкованию уголовного закона и его межсистемным связям стоит приветствовать всегда: «Обращение к доктрине уголовного права во времена утраты УК РФ своей системности и непротиворечивости – попытка сохранить его работоспособность». Эксперт заметил, что проблема присвоения находки традиционная и в современных условиях, в силу упадка социальной активности населения при росте правового нигилизма, становится распространенной.

Михаил Кириенко считает, что постановление КС РФ является обоснованным и базируется на принципах важности формальной определенности закона, верховенства принципов вины при оценке общественно опасных форм поведения, в том числе при определении направленности умысла на завладение имуществом или оставление находки при нашедшем, для дальнейшей реализации обязанностей по сообщению о находке. «Правильное разграничение противоправного действия в отношении находки должно базироваться на всестороннем учете объективных данных, которые с очевидностью указывают на формирование умысла принять меры по удержанию находки путем сокрытия факта обнаружения и обращения чужого имущества в пользу нашедшего», – заключил адвокат.