КС признал право ребенка, родившегося после гибели отца, на получение компенсации морального вреда
Как счел Суд, норма о возникновении правоспособности гражданина в момент рождения не служит основанием для отказа в реализации субъективного права ребенка, родившегося после смерти отца, требовать компенсации морального вреда с виновника смерти родителя
В комментарии «АГ» адвокат заявительницы жалобы в КС сообщил, что она была обусловлена несогласием с формирующейся судебной практикой по этому вопросу, а выводы Суда помогут скорректировать ее. По мнению одного из экспертов «АГ», выработанный КС подход может если не кардинально, то постепенно изменить направление развития судебной практики. Другая подчеркнула главные выводы КС: отказ во взыскании морального вреда рожденным после гибели отца детям недопустим и в своих правах они равны с другими близкими родственниками погибшего. Третий назвал странным подход апелляции и кассации, отказавших в удовлетворении иска о присуждении компенсации морального вреда, и отметил, что институт компенсации морального вреда требует корректировки на уровне правоприменителя.
Конституционный Суд вынес Постановление № 7-П по делу о проверке конституционности п. 2 ст. 17 Гражданского кодекса, согласно которому правоспособность гражданина возникает в момент его рождения и прекращается смертью.
Повод для обращения в Конституционный Суд
В июне 2021 г. суд первой инстанции вынес решение о присуждении компенсации морального вреда в пользу сына Марии Григорьевой, родившегося в апреле 2015 г., в связи со смертью его отца в результате ДТП месяцем ранее. Первая инстанция посчитала, что этот ребенок вправе рассчитывать на такую компенсацию, как и его старший брат, мать, дедушка и дядя, ранее получившие от виновника аварии компенсацию морального вреда по 200 тыс. руб. каждый.
Впоследствии апелляция отменила это решение, с чем согласился кассационный суд. Обе инстанции указали на отсутствие достаточных оснований для удовлетворения заявленного требования под предлогом того, что к моменту смерти отца ребенок еще не родился и не обладал правоспособностью, и гибель этого родителя не могла вызвать физические и нравственные страдания у неродившегося ребенка. Кассация добавила, что в деле не имелось доказательств причинения несовершеннолетнему физических и нравственных страданий, связанных со смертью отца. В свою очередь, Верховный Суд отказался рассматривать кассационную жалобу матери ребенка.
В своей жалобе в Конституционный Суд Мария Григорьева указала, что п. 2 ст. 17 ГК РФ противоречит Конституции в той мере, в какой он не позволяет не родившемуся к моменту смерти отца ребенку взыскать с виновного лица компенсацию морального вреда, причиненного смертью родителя.
КС объяснил, что моральный вред может быть причинен и не рожденному еще ребенку
Изучив материалы дела, Конституционный Суд отметил, что спорная норма является предметом его рассмотрения в той мере, в какой она в системе действующего правового регулирования служит основанием для решения вопроса о возможности компенсации морального вреда, причиненного ребенку, родившемуся после смерти отца. Суд напомнил: для возникновения у физлица правоспособности с момента рождения оно должно родиться живым, что определяется медицинскими, а не юридическими критериями. Медицинские критерии, по которым устанавливается рождение живого ребенка, имеют важное правовое значение: если ребенок родился живым, но умер, то правоспособность у него возникла, а если родился мертвым, то правоспособность не возникает. Тем самым спорная норма, согласно которой правоспособность гражданина возникает в момент его рождения, может быть истолкована исключительно в соответствии с ее буквальным смыслом, что не предполагает ни отступления от ее содержания, ни поиска вариантов в выявлении и придании ей какого-либо иного смысла.
КС пояснил, что возникновение правоспособности в момент рождения не означает фактического получения того или иного конкретного (субъективного) права или обязанности, которые гражданин в принципе может иметь. Способность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их (гражданская дееспособность) возникает в полном объеме с 18 лет. Кроме того, законодателем предусмотрены особенности правового регулирования в области наследования и завещания имущества. Соответственно, спорная норма о возникновении правоспособности в момент рождения не предрешает, какие именно субъективные права возникают на основе правоспособности как предпосылки правообладания, приобретенной в момент рождения.
Создавая базовую возможность обладать конкретными, определенными по содержанию правами, правоспособность остается открытой для наполнения ее всеми предусмотренными законом элементами. При этом правоспособность, возникающая по буквальному смыслу п. 2 ст. 17 ГК РФ в момент рождения, сама по себе не изменяется при реализации ее носителем того или иного субъективного права, продолжая существовать как возможность правообладания и несения юридических обязанностей, так как конкретное субъективное право служит реализацией одного из элементов ее содержания.
«Другими словами, правоспособность, приобретенная в момент рождения, продолжает существовать в качестве общей возможности иметь любые права и нести любые обязанности в рамках системы действующего права, означая лишь потенциальную возможность лица иметь субъективные юридические права и нести юридические обязанности, в том числе в рамках отношений по поводу защиты нематериальных благ (компенсация морального вреда, защита чести, достоинства и деловой репутации, охрана изображения гражданина, охрана частной жизни и др.)», – отмечено в постановлении КС.
Соответственно, заметил Суд, текущее регулирование не предполагает безусловного отказа в компенсации морального вреда лицу, которому физические или нравственные страдания причинены в результате утраты близкого человека, – в том числе когда к моменту его смерти или наступления обстоятельств, приведших к ней, член семьи потерпевшего (его ребенок) еще не родился. Те же принципы положены в основу регулирования возмещения имущественного вреда ребенку потерпевшего (кормильца), родившемуся после его смерти (п. 1 ст. 1088 ГК РФ).
КС добавил, что текущий механизм защиты личных неимущественных прав и нематериальных благ, предоставляя гражданам возможность самостоятельно выбирать адекватные способы судебной защиты, не освобождает их по общему правилу от бремени доказывания самого факта причинения морального вреда и от обоснования размера денежной компенсации. Со ссылкой на Постановление от 26 октября 2021 г. № 45-П он напомнил, что обстоятельства дела могут свидетельствовать о причинении гражданину физических или нравственных страданий действиями, которые явным образом нарушают его личные неимущественные права либо посягают на принадлежащие ему нематериальные блага. Эта позиция в полной мере применима в конкретной жизненной ситуации, обусловленной смертью одного из родителей, когда факт причинения морального вреда ребенку во всяком случае должен презюмироваться, в том числе если на момент смерти отца ребенок еще не родился.
«Иной подход к вопросу о компенсации морального вреда, причиненного ребенку, родившемуся после смерти отца, не только снижал бы уровень конституционно-правовой защищенности прав таких детей, предопределяемый сложившимся в правовом государстве конституционным правопорядком, но и создавал бы в системе действующего правового регулирования, призванного обеспечить эффективную защиту конституционно значимых ценностей (в первую очередь – самого человека, его прав и свобод, а также достоинства личности), необоснованные препятствия для применения гарантий реализации прав детей на особую заботу и помощь, принципов приоритета их интересов и благосостояния во всех сферах жизни», – заметил КС.
Таким образом, он счел, что п. 2 ст. 17 ГК РФ о возникновении правоспособности гражданина в момент рождения не предполагает его применения в качестве основания для отказа в реализации субъективного права ребенка, родившегося после смерти отца, требовать соответствующей компенсации морального вреда. Иное толкование этого законоположения недопустимо и умаляет юридическую и социальную значимость родственных связей между погибшим отцом и родившимся после его смерти ребенком в сравнении с ситуацией, когда ребенок родился до смерти отца.
Тем самым КС признал норму соответствующей Конституции, отметив, что выявленный конституционно-правовой смысл п. 2 ст. 17 ГК является общеобязательным, что исключает любое иное истолкование этой нормы в правоприменительной практике. В связи с этим Суд распорядился пересмотреть судебные акты, вынесенные в отношении заявительницы.
Комментарий представителя
В комментарии «АГ» адвокат АП Архангельской области Владимир Цвиль, который представлял интересы заявительницы в Конституционном Суде, сообщил, что жалоба была обусловлена несогласием с формирующейся судебной практикой. Он пояснил, что позиция судов общей юрисдикции опиралась на общую гражданско-правовую норму о возникновении правоспособности, но при этом нарушались еще более общие и всеобуславливающие принципы справедливости и служения права человеку.
«Эти фундаментальные принципы, в свою очередь, выражаются в более конкретных конституционных идеях, в частности в принципах равенства и недопустимости неоправданных правоограничений. Так, с позиции принципа равенства, нет разумного различия между детьми в зависимости от их рождения до или после смерти родителя. При этом в жалобе акцентировалось внимание, что потеря родителя является не одномоментным фактом, а длящимся в течение всей жизни ребенка событием, в связи с чем момент возникновения правоспособности не должен быть определяющим фактором при компенсации причиненного морального вреда. Также мы пытались обратить внимание на то, что правосубъектность человека до рождения находится в потенциальном и зарезервированном состоянии, а психика ребенка формируется до его рождения и зависит от физиологического и психологического состояния матери. В целях всестороннего рассмотрения дела наша задача состояла в формировании широкой, многоаспектной правовой позиции», – рассказал он.
Адвокат заметил, что Конституционный Суд поставленную проблему разрешил путем выявления конституционно-правового смысла и корректировки правоприменительной практики. «При этом Суд основал свою позицию не столько с точки зрения конструкции “субъект права и его правоспособность”, сколько с позиции объекта прав и способа его защиты. В постановлении сделан акцент на том, что правовое регулирование не имеет каких-либо ограничений в отношении действий, которые могут рассматриваться как основание компенсации морального вреда. Из этого вывода следует, что способ защиты прав в виде компенсации морального вреда обусловлен надлежащим объектом защиты и причинно-следственной связью между нарушающим фактором и вредом, а не самим по себе моментом возникновения правоспособности на момент правонарушающего события. На основании позиции КС практическая часть вопроса решена. Хотя обозначенные споры были достаточно редки в судебной практике, но и при этом имели место противоположные позиции судов. Сейчас таких проблем быть не должно», – полагает Владимир Цвиль.
Эксперты оценили выводы КС
Адвокат МКА «ВЕРДИКТЪ» Юнис Дигмар назвал постановление Суда достаточно взвешенным документом, в котором не только проводится аналогия закона, но также создается база для развития института компенсации морального вреда, ставя возможность его взыскания в зависимость не столько от формально-юридических предписаний, сколько от целей, которые они должны преследовать. «Анализ правоприменительной практики показывает, что зачастую довод о необходимости учета прав еще не родившегося ребенка ставится при рассмотрении различных категорий споров, однако суды отказывают в удовлетворении требований в указанной части именно со ссылкой на п. 2 ст. 17 ГК РФ, что, безусловно, не всегда отвечает требованию справедливого судебного разбирательства, на необходимость соблюдения которого неоднократно указывал Конституционный Суд. Выработанный Судом подход может если не кардинально, то постепенно изменить направление развития судебной практики, связанной с применением вышеуказанной нормы», – полагает он.
Адвокат АК «Гражданские компенсации», председатель Комиссии по вопросам определения размеров компенсации морального вреда Ассоциации юристов России Ирина Фаст считает, что КС РФ вынес значимое постановление, которое поставило точку в вопросах взыскания компенсации морального вреда в пользу детей, родившихся после трагической гибели отца. «Судебная практика ранее складывалась так, что таким детям иногда отказывали во взыскании компенсации либо взыскивали незначительные по сравнению с другими родственниками суммы, мотивируя их неспособностью испытывать моральные и нравственные страдания в связи с тем, что своего отца они не знали, значит, и не могут страдать от его утраты. Это не так. И КС очень подробно расписал свои доводы по этим вопросам, он пришел к двум основным выводам: отказ во взыскании морального вреда таким детям недопустим, и в своих правах они равны с другими близкими родственниками погибшего. И последний вывод должен устранить спорную практику присуждения крайне незначительных сумм по таким делам», – подчеркнула она.
По словам эксперта, в рамках работы Комиссии по вопросам определения размеров компенсации морального вреда АЮР, работающей с 2019 г., анализировалась вся практика и законодательство РФ и других стран по этой теме, в работу Комиссии были вовлечены эксперты от государственных органов и судебной власти, в том числе Совета Федерации и Верховного Суда. «Все упиралось в отсутствие четких разъяснений от высших органов судебной власти и субъективное представление по этому вопросу судей нижестоящих инстанций. За это время Верховным Судом было вынесено порядка 20 судебных актов, разрешающих спорные вопросы по теме морального вреда. А 15 ноября 2022 г. Пленумом ВС было принято Постановление
№ 33, в котором даны разъяснения по многим спорным моментам компенсации морального вреда и отдельно было указано на недопустимость взыскания незначительных сумм компенсации морального вреда. Таким образом, постановление КС – это еще один значимый и существенный судебный акт по теме компенсации морального вреда, направленный в том числе на достижение единообразия судебной практики и недопустимость отказа в компенсации либо взыскания незначительных сумм», – убеждена Ирина Фаст.
Партнер АБ «КРП» Виктор Глушаков назвал странным подход судов апелляции и кассации. «Иск был предъявлен после рождения ребенка, очевидна презумпция наличия морального вреда, которая применяется в таких ситуациях к детям погибшего лица. Поменялась бы логика апелляции и кассации при условии, что ребенку было бы, допустим, семь дней? В этом возрасте новорожденный еще не в состоянии испытывать осознанные нравственные страдания, соответственно, в иске, следуя логике этих инстанций, также можно было бы отказать. Резонно ли в таком случае отказывать в иске людям с инвалидностью, которые не осознают окружающую действительность? Или, допустим, отказывать в иске людям с психологическими девиациями, которые искажают эмоциональное восприятие (люди не осознают потерю). Разумна ли такая логика, что “новорожденный не испытывал страданий, так как ни разу не видел отца и не общался с ним”, в подаче судов апелляции и кассации? Мне сложно представить мотивировку отказа в иске при описанных КС РФ обстоятельствах. Даже если допустить, что отец с матерью не живут вместе, давно не общаются и т.д. – ребенок в любом случае лишается возможности быть со своим родным отцом. Это и есть нравственные страдания», – подчеркнул он.
Эксперт назвал удивительным тот факт, что для исправления подобных ошибок понадобилась работа КС РФ. «Постановление КС РФ – не тот способ защиты, который должен был сработать несомненно, позиция этого Суда разумна и правильна. Более того, она может позволить отменить судебные акты. Непонятна позиция апелляции и кассации, которые допустили подобные выводы. В заключение хочу отметить, что институт компенсации морального вреда, на мой взгляд, требует корректировки на уровне правоприменителя. Практика пусть и однообразна, но делает практически невозможной защиту ответчика в ситуациях, когда в смерти или причинении ущерба здоровью потерпевшего имеются признаки вины самого потерпевшего. Особенно это актуально в спорах, не связанных с ДТП», – отметил Виктор Глушаков.