ЕСПЧ снова защитил фактического отца, которому российские суды не позволили общаться с ребенком

Суд пришел к выводу, что Россия не выполнила свое обязательство в каждом конкретном случае проверять, отвечает ли наилучшим интересам ребенка поддержание контакта с лицом, которое долгое время заботилось о нем

Одна из экспертов «АГ» заметила, что Европейский Суд в этом деле вышел за границы принципа субсидиарности и провел повторный анализ доказательств. По мнению другой, позиция ЕСПЧ может стать основанием для вынесения законного и обоснованного решения в российском суде по итогам пересмотра дела. Третий считает, что теперь Комитет министров Совета Европы должен совместно с российскими властями и общественными организациями разработать механизм по корректировке отечественного законодательства.

В Постановлении по делу «Фатхутдинов против России» Европейский Суд вновь констатировал, что российские власти нарушили право мужчины поддерживать связь с ребенком, которого он воспитывал как своего. По мнению ЕСПЧ, это дело очень похоже на прецедентное дело «Назаренко против России».

Заявитель лишился сначала родительских прав, а потом и возможности общаться с ребенком

В сентябре 2015 г. от Венера Фатхутдинова ушла его жена Н., забрав с собой их трехлетнего сына В. Перед этим супруги спорили по поводу того, как нужно воспитывать мальчика. В частности, Венер Фатхутдинов был против физических наказаний, которые использовали Н., ее отец и брат.

В октябре 2015 г. Н. обратилась в суд, чтобы развестись с мужем. Женщина настаивала на том, что сын должен остаться с ней, а Венер Фатхутдинов просил позволить ребенку жить с ним. По результатам психологической экспертизы было установлено, что мальчик одинаково привязан к обоим родителям. В марте 2016 г. районный суд расторг брак, оставив ребенка жить с матерью.

Венер Фатхутдинов обратился с иском об определении порядка общения с сыном. В этот раз психологи-эксперты, установив, что В. сильно привязан к отцу, рекомендовали позволить Фатхутдинову общаться с сыном, так как это необходимо для развития мальчика. Районный суд подтвердил право истца видеться с сыном.

После этого Н. оспорила отцовство Венера Фатхутдинова и городской суд обязал мужчину пройти ДНК-тест. Венер Фатхутдинов заявил, что ему не важно, является ли он биологическим отцом мальчика. Мужчина пояснил, что любит ребенка и хочет вырастить его в любом случае, а предполагаемый биологический отец не собирается принимать участие в воспитании В.

Суд учел показания друга отца Н., который рассказал, что однажды Венер Фатхутдинов поделился с братом Н. своими сомнениями по поводу отцовства в отношении В. Эти показания и отказ пройти ДНК-тест легли в основу решения об удовлетворении иска Н. Суд пришел к выводу, что Фатхутдинов не является биологическим отцом мальчика, и лишил мужчину родительских прав. 

В апелляции Венер Фатхутдинов сослался на п. 29 недавно принятого Постановления Пленума ВС от 16 мая 2017 г. № 16 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей». В нем Суд разъяснил, что если одновременно с иском об оспаривании отцовства не заявлено требования об установлении отцовства в отношении другого лица, а гражданин, записанный в качестве отца, возражает против удовлетворения иска, то в исключительных случаях суд может отказать в удовлетворении иска в целях наилучшего обеспечения интересов ребенка. ВС также упомянул о необходимости учитывать конкретные обстоятельства дела: длительные семейные отношения между ребенком и отцом «по документам», устойчивую эмоциональную привязанность ребенка к этому лицу и намерения такого отца продолжать воспитывать ребенка и заботиться о нем как о своем собственном. Однако суд апелляционной инстанции отказал Венеру Фатхутдинову, посчитав ссылку на разъяснения ВС несостоятельной.

В кассационной жалобе мужчина подчеркивал необходимость учета позиции Верховного Суда. Кроме того, как и в апелляционной инстанции, объяснял, что лишение его родительских прав не соответствует интересам ребенка. Венер Фатхутдинов подробно рассказывал, как именно участвует в жизни мальчика финансово, показывал их переписку.

При этом мужчина утверждал, что на самом деле не отказывался пройти ДНК-тест на отцовство, просто не мог явиться в назначенные даты – сначала из-за поломки машины по дороге в лабораторию, а потом из-за болезни. Венер Фатхутдинов еще раз обратил внимание на то, что для него не имеет значения, кто на самом деле является отцом В. Гораздо важнее, по мнению мужчины, тот факт, что он любит мальчика и готов его воспитывать, а ребенок нуждается в нем. Поскольку нет никаких доказательств того, что предполагаемый биологический отец хочет участвовать в воспитании В., лишение Венера Фатхутдинова родительских прав, по его мнению, фактически оставило ребенка без отца.

Несмотря на эти доводы, судья ВС Республики Башкортостан отказался передавать жалобу на рассмотрении коллегии. То же самое сделал и судья Верховного Суда РФ. При этом еще до принятия судьями кассации указанных решений районный суд отменил свое решение об определении порядка общения Венера Фатхутдинова с В. по вновь открывшимся обстоятельствам – в связи с тем, что мужчина не является биологическим отцом ребенка и лишен родительских прав.

Венер Фатхутдинов еще раз попытался добиться общения с В., однако суды решили, что мужчина не вправе подавать такое заявление, поскольку не является ни отцом, ни родственником ребенка. После этого мужчина направил жалобу в Европейский Суд по правам человека. По мнению заявителя, то, что из-за лишения родительских прав ему не позволили поддерживать контакт с В., нарушает ст. 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Позиции сторон в Европейском Суде

Российские власти заявили, что в данном случае нельзя говорить о вмешательстве в право Венера Фатхутдинова на уважение его семейной жизни. По мнению правительства, мужчина не вправе общаться с мальчиком, поскольку не является его биологическим отцом.

Власти не отрицали, что в схожих ситуациях Постановление Пленума ВС № 16 позволяет сохранить родительский статус. Однако, по их мнению, Венер Фатхутдинов внес свой вклад в решение о лишении его родительских прав, когда отказался пройти ДНК-тест на отцовство. Кроме того, добавило правительство, органы опеки и попечительства не обнаружили никаких доказательств тесной эмоциональной связи между заявителем и В.

По мнению Венера Фатхутдинова, его полное и автоматическое исключение из жизни В., как и в случае с делом «Назаренко против России», было результатом негибкости национального законодательства. Заявитель настаивал на том, что ни российские суды, ни органы опеки и попечительства не оценили тесноту семейных связей. Ключевым для властей стало то, что мужчина не является биологическим отцом. Реальные отношения и интересы ребенка не учитывались, хотя Фатхутдинов, по его словам, представил достаточно доказательств взаимной привязанности.

ЕСПЧ поддержал заявителя

Европейский Суд согласился с тем, что ситуация Венера Фатхутдинова похожа на дело «Назаренко против России»: мужчина, не являющийся биологическим отцом ребенка, лишился родительских прав и возможности общаться с ребенком, которого несколько лет воспитывал как своего.

При этом, напомнил ЕСПЧ, в деле «Назаренко против России» было установлено, что отношения между такими отцом и ребенком составляют семейную жизнь по смыслу ст. 8 Конвенции. К аналогичному выводу Суд пришел и в этом случае, поскольку Венер Фатхутдинов более пяти лет воспитывал В. и заботился о нем, а В. все это время считал именно этого мужчину своим отцом.

Кроме того, подчеркнул Европейский Суд, в деле «Назаренко против России» говорилось о том, что полное и автоматическое исключение из жизни ребенка отца, которого лишили родительских прав из-за негибкости национального законодательства, равносильно неуважению семейной жизни. По мнению ЕСПЧ, этот вывод в полной мере относится и к делу Венера Фатхутдинова.

Так, Постановление Пленума ВС № 16, появившееся после позиции ЕСПЧ в деле «Назаренко против России», было опубликовано незадолго до апелляционного слушания по спору о лишении родительских прав Венера Фатхутдинова. Мужчина сослался на эти разъяснения, однако российские суды отклонили этот довод, не найдя исключительных обстоятельств для применения постановления ВС. При этом заявитель представил достаточно доказательств тех обстоятельств, которые упомянуты в разъяснении Пленума, решил Европейский Суд.

По его мнению, Россия не выполнила свое обязательство в каждом конкретном случае проверять, отвечает ли наилучшим интересам ребенка поддержание контакта с лицом, которое долгое время заботилось о таком ребенке. На этом основании ЕСПЧ, констатировав нарушение ст. 8 Конвенции, взыскал в пользу заявителя 6 тыс. евро компенсации морального вреда.

Эксперты «АГ» прокомментировали постановление

Руководитель семейной практики КА г. Москвы № 5 Татьяна Сустина заметила, что, с одной стороны, это дело является клоном кейса «Назаренко против России», но, с другой стороны, отличается материя. «В прецедентном деле Европейский Суд указывал на отсутствие всякой правовой возможности в России сохранить контакт ребенка с фактическим отцом. В деле же Фатхутдинова определенная правовая гибкость уже была установлена Постановлением Пленума № 16. То есть в этом случае Европейский Суд уже говорит о негибкости правовых норм», – пояснила адвокат. При этом, добавила она, интересно, что ЕСПЧ дал оценку выводам национальных судов – вышел за границы принципа субсидиарности и провел повторный анализ доказательств.

Партнер, руководитель практики «Особых поручений (Sensitive Matters)» КА «Pen & Paper» Екатерина Тягай также считает, что данное дело отличается от дела «Назаренко против России» тем, что Венер Фатхутдинов имел возможность сослаться на соответствующее разъяснение Пленума ВС. «Так как на момент рассмотрения дела Фахрутдинова указанная норма уже действовала, позиция заявителя логично строилась на ней, но не была принята во внимание апелляционной и кассационной инстанциями, – пояснила эксперт. – В этой связи ЕСПЧ сделал вывод о том, что даже после вынесения постановления по делу Назаренко компетентными органами РФ не было внесено никаких изменений в соответствующее национальное законодательство, что в итоге в очередной раз вылилось в ситуацию, при которой заинтересованное лицо по-прежнему не может реализовать право на общение с ребенком, исходя из интересов последнего».

При этом, заметила Екатерина Тягай, ЕСПЧ не увидел доказательств того, что тесная эмоциональная связь между заявителем и ребенком надлежащим образом оценивалась в ходе национального разбирательства. «Наличие между заявителем и ребенком долгих тесных взаимоотношений составляет семейную жизнь между ними по смыслу ст. 8 Конвенции. Особо следует отметить, что такую позицию вновь сформировали судьи Георгиос Сергидес и Лоррейн Орланд в особых мнениях по делу “Илья Ляпин против России”, в котором запрет на общение с ребенком лишенного родительских прав заявителя был признан соответствующим положениям Конвенции», – напомнила адвокат.

По мнению Екатерины Тягай, выводы ЕСПЧ по данному делу более чем справедливы: «Разъяснения Пленума Верховного Суда должны были быть приняты во внимание нижестоящими судами и, как минимум, надлежащим образом оценены, чего, к сожалению, сделано не было. Вероятно, позиция ЕСПЧ может стать основанием для пересмотра рассматриваемого дела и вынесения впоследствии национальным судом законного и обоснованного решения».

Эксперт по работе с ЕСПЧ Антон Рыжов считает, что в деле Венера Фатхутдинова два ключевых момента, которые и были рассмотрены европейскими судьями.

«Во-первых, вопрос заключался в том, можно ли сохранить статус отцовства мужчине, про которого выясняется, что он не биологический отец ребенка. Еще в 2015 г. в постановлении “Назаренко против России” ЕСПЧ однозначно ответил, что такие ситуации возможны. Развивая данную логику, в 2017 г. Пленум Верховного Суда РФ принял соответствующее постановление. Увы, российские суды в деле заявителя, случившегося в 2018 г., не применили ни позицию Пленума ВС, ни практику ЕСПЧ», – отметил он.

Второй важный вопрос – может ли претендовать на общение с ребенком мужчина, чье отцовство было аннулировано? «Европейский Суд подчеркнул, что с момента принятия постановления по делу Назаренко российские власти не предприняли никаких изменений в законодательстве, поэтому даже если подобные контакты всецело соответствуют интересам ребенка и ребенок сам этого желает, формально у мужчины в данной ситуации все равно нет никаких правовых шансов получить право на общение», – пояснил Антон Рыжов.

Исходя из выводов по обоим обозначенным пунктам, неудивительно, что ЕСПЧ в итоге признал нарушение ст. 8 Конвенции, полагает эксперт. «Более того, постановление Суда было вынесено в усеченном составе судей, в упрощенном, но приоритетном порядке и вступило в силу незамедлительно. Данное обстоятельство демонстрирует, что выводы Страсбургского суда закрепились в его прецедентной практике и стали нормой. Теперь дело за Комитетом министров Совета Европы, который, в рамках исполнения постановлений ЕСПЧ, должен совместно с российскими властями и общественными организациями разработать механизм по корректировке отечественного законодательства и практики», – убежден Антон Рыжов.