Должно ли предпринимательство быть основной деятельностью для отнесения преступления к экономическим?

На заседании Клуба им. Замятнина прозвучало предложение указать в ст. 210 УК, что преступление не может быть признано совершенным в сфере предпринимательской деятельности, если бизнес всего лишь «прикрывает» преступления

Профессор кафедры уголовного права и криминологии юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, член НКС при Верховном Суде РФ Павел Яни, озвучивший эту идею, подчеркнул, что вменение ст. 210 УК допустимо лишь в тех случаях, когда под прикрытием предпринимательской деятельности совершаются преступления, которым законное предпринимательство не сопутствует либо сопутствует, но в незначительной степени.

17 декабря состоялось заседание Клуба им. Замятнина, на котором обсуждались актуальные проблемы взаимодействия бизнеса и судебной власти.

Открывая дискуссию, заместитель председателя Верховного Суда РФ, председатель Судебной коллегии по уголовным делам Владимир Давыдов отметил, что в настоящий момент ведется активная работа по подготовке законопроекта, направленного на исключение возможности необоснованного привлечения предпринимателей к уголовной ответственности за организацию преступного сообщества и участие в нем.

Профессор кафедры уголовного права и криминологии юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, член НКС при Верховном Суде РФ, главный редактор журнала «Уголовное право», д.ю.н. Павел Яни рассказал о том, что, с его точки зрения, необходимо сделать для защиты предпринимателей от привлечения к ответственности по ст. 210 УК РФ.

В начале своего выступления спикер предложил обсудить, почему суды не применяют ч. 1.1 ст. 108 УПК РФ и по какой причине они не всегда усматривают признаки предпринимательской деятельности в деяниях, которые специально не обозначены как предпринимательские в уголовном законе?

Раскрывая аргументы российских судов, Павел Яни зачитал, по его замечанию, «типовое» обоснование того, что деяние не связано с предпринимательской деятельностью. «Инкриминируемое обвиняемым преступление не совершено в сфере предпринимательской деятельности, поскольку, как усматривается из постановлений о привлечении их в качестве обвиняемых, их деятельность не отвечала положениям ст. 2 ГК РФ. По смыслу действующего законодательства предпринимательская деятельность не может быть основана на незаконном завладении чужим имуществом в корыстных целях», – отмечается в озвученном спикером решении суда.

То есть, пояснил ученый, в данном случае суд фактически говорит о том, что преступная деятельность не может быть предпринимательской, и этой аргументацией перечеркивает ч. 1.1 ст. 108 УПК, устанавливающей запрет на заключение предпринимателей под стражу в отдельных случаях.

Павел Яни подчеркнул, что суды нельзя «винить» в применении такого подхода, поскольку на практике крайне сложно установить связь совершенного преступления с предпринимательской деятельностью. Более того, одной связи, по его мнению, недостаточно.

Ученый подчеркнул, что необходимо идти дальше и при обнаружении такой «привязки» сопоставлять «объем» законной предпринимательской деятельности. Он указал, что преступление не может быть признано совершенным в сфере предпринимательской деятельности, если при сопоставлении становится очевидно, что бизнес – не основная деятельность предпринимателя, а всего лишь «прикрытие» для совершения преступлений.

В связи с этим Павел Яни предложил собственную редакцию примечания к ст. 210 УК, в котором, по его мнению, целесообразно указать, что преступление признается совершенным в сфере предпринимательской деятельности в случае, если оно совершено наряду с законной предпринимательской деятельностью, при том что фактически полученная либо планируемая прибыль от законной предпринимательской деятельности существенно превышает ущерб, причиненный преступлением, либо на причинение которого был направлен умысел виновного.

При этом, добавил он, нельзя охватить запретом вменения ст. 210 УК случаи, когда под прикрытием предпринимательской деятельности совершаются преступления, которым законное предпринимательство не сопутствует либо сопутствует в незначительной степени.

Руководитель Департамента политики и сотрудничества в области прав человека Совета Европы Михаил Лобов, в свою очередь, отметил, что при определении обоснованности заключения под стражу Европейский Суд по правам человека проверяет в отношении любого лица соблюдение национальным судом трех основных критериев – наличие рисков рецидива, влияние на правосудие (в том числе на предварительное расследование) и уклонение от правосудия.

По мнению спикера, ЕСПЧ, получая жалобы на нарушение п. 3 ст. 5 Конвенции, чаще всего сталкивается с отсутствием оценки индивидуальных обстоятельств дела, автоматическим продлением содержания под стражей российскими судами, а также с отказом от обоснования не только продления срока содержания под стражей, но и избрания такой меры пресечения. При этом, пояснил он, данная проблема не сугубо российская, а характерна и для других стран.

Михаил Лобов подчеркнул, что, если заключение под стражу изначально незаконно применено к предпринимателю, это «автоматическое» нарушение ст. 5 Конвенции. Он также добавил, что проблема осуществления судебного контроля в ходе предварительного расследования, а затем разрешения дела по существу одним и тем же судьей не так остра для России как для государства с достаточно большим судейским корпусом. Но, безусловно, в таких немногочисленных делах против РФ, которые попадают в ЕСПЧ, возникает вопрос об отсутствии объективной беспристрастности в контексте ст. 6 Конвенции.