АП г. Москвы не нашла конфликта интересов в ситуации представления интересов кредитора бывшего доверителя
Совет палаты прекратил дисциплинарное производство, указав, что обстоятельств заключения договора займа адвокат не знает, а судебный акт, который оспаривал новый доверитель, не касался его взаимоотношений с должником
Опрошенные «АГ» адвокаты разошлись во мнениях. Один посчитал, что решение Совета АП г. Москвы полностью обоснованно и соответствует принципам дисциплинарного разбирательства, а второй указал, что ситуация, созданная адвокатом, подрывает доверие к каждому из сообщества.
Совет АП г. Москвы прекратил дисциплинарное производство по жалобе дочери гражданина К.С., после смерти которого его адвокат стал оказывать юридическую помощь кредитору своего бывшего доверителя.
24 декабря 2010 г. между Е., являющимся кредитором, и ООО «Д.», являющимся заемщиком, был заключен договор займа. 26 мая 2015 г. Е. и К.С. заключили договор поручительства, согласно условиям которого К.С. обязался до 26 мая 2020 г. солидарно с ООО «Д.» отвечать за исполнение обязательств по возврату займа.
В 2015 г. адвокат П. начал оказывать юридическую помощь отцу К.С. по гражданским делам.
Решением Арбитражного суда г. Москвы от 11 июля 2017 г. ООО «Д.» было признано банкротом, в отношении него объявлено конкурное производство. После реализации имущества общества конкурсному кредитору Е. были выплачены денежные средства, составившие лишь часть долга ООО «Д.» перед ним.
7 августа 2019 г. умер доверитель адвоката П. – К.С., 5 февраля 2020 г., т.е. за два дня до истечения 6-месячного срока, установленного для вступления наследников в права наследования после смерти К.С., в районный суд г. Москвы поступило исковое заявление Е. о взыскании задолженности за счет наследственного имущества умершего. Согласно исковому заявлению оно предъявляется Е. до принятия наследства после смерти К.С. его наследниками. 10 февраля 2020 г. исковое заявление Е. было принято к производству. Интересы Е. также представлял адвокат П.
Ответчик по данному делу, дочь К.С. – К. направила жалобу в адвокатскую палату. Она посчитала, что так как П. ранее оказывал юридическую помощь ее отцу, возник конфликт интересов и своими действиями П. подорвал авторитет института адвокатуры.
Вынося заключение по делу, Квалификационная комиссия АП г. Москвы установила, что адвокат П. принимал участие в качестве представителя К.С. в гражданских делах. При этом постановленное с участием адвоката решение суда от 23 мая 2016 г. было обжаловано Е. На этом основании Квалифкомиссия предположила, что не позднее 23 мая 2016 г. между К.С. и Е., обжаловавшим решение суда, возник конфликт интересов.
Квалифкомиссия пришла к выводу о том, что предъявлением иска к наследственному имуществу Е. подтвердил, что его интересы противоречат интересам К.С. и, как следствие, интересам его наследницы К. Это обстоятельство было известно адвокату П., который в 2015–2016 г. оказывал юридическую помощь К.С., в том числе и по иску к ООО «Д.» о взыскании долга по договору займа, решение по которому было обжаловано Е. Таким образом, Квалифкомиссия пришла к выводу, что в действиях адвоката П. усматривается нарушение ст. 5 Кодекса профессиональной этики адвоката.
В свою очередь Совет АП г. Москвы признал фактические обстоятельства правильно установленными, однако заметил, что выводы Квалифкомиссии ошибочны.
Совет обратил внимание, что спор между К.С. и ООО «Д.», рассмотренный 23 мая 2016 г., не касался взаимоотношений между К.С. и Е. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что апелляционная инстанция оставила без рассмотрения апелляционную жалобу Е. в связи с тем, что тот «участником спорных отношений не являлся», а «решение суда не содержит каких-либо суждений о правах и обязанностях Е.». Поэтому вывод Квалифкомиссии о том, что не позднее 23 мая 2016 г. между К.С. и Е. возник конфликт интересов, является предположением, посчитал Совет палаты. Само по себе обращение Е. в суд апелляционной инстанции не может свидетельствовать о наличии конфликта интересов между ним и К.С.
Причины обращения не привлеченного к участию в деле лица с апелляционной жалобой могут быть различными. В числе прочих, заметил Совет, такими причинами могут быть неправильно понимаемое право на обжалование и намеренное злоупотреблением правом на обращение в суд. Он посчитал, что из анализа судебных актов невозможно сделать определенный вывод о возникновении конфликта интересов между Е. и К.С. В свою очередь К. не представила доказательств, подтверждающих достоверную причину обращения Е. с апелляционной жалобой.
Совет также отметил, что не может согласиться с выводом Квалифкомиссии о том, что предъявлением иска к наследственному имуществу умершего Е. подтвердил, что его интересы противоречат интересам К.С., и, как следствие этого, интересам К. Совет отметил, что обращение с иском является законной и логичной процедурой защиты имущественных прав в исключительной ситуации – смерти поручителя по договору займа.
Совет АП Москвы также указал, что К.С. добровольно принял на себя обязательства поручителя по договору займа, по которому Е. выступал в качестве займодателя. Поэтому само по себе использование фактически единственной судебной процедуры в сложившейся правовой ситуации не может автоматически свидетельствовать о конфликте интересов.
Кроме того, заявительница К. не указала, какие именно сведения, полученные адвокатом П. в ходе оказания юридической помощи ее отцу, он использовал при подготовке и подаче искового заявления Е. и в ходе представления интересов последнего. Не представлено и доказательств такого использования адвокатом П. конфиденциальных сведений, при этом сам он такое использование категорически отрицает. Также на момент заключения договора займа и договора поручительства, в соответствии с которым К.С. обязался до 26 мая 2020 г. солидарно с ООО «Д.» отвечать за исполнение обязательств по возврату займа Е., адвокат П. не оказывал юридическую помощь К.С. В связи с этим адвокат не обладал какой-либо информацией о данной сделке на момент ее совершения.
Представляя интересы К.С. по гражданскому делу по иску компании «М.» к К.С. о взыскании денежных средств по договору поручительства, адвокат П. также не мог получить какую-либо информацию о своем доверителе, которая могла бы быть использована по иску Е. к К.
Таким образом, Совет пришел к выводу о том, что К. не опровергла презумпцию добросовестности адвоката П. Одновременно с этим Совет заметил, что согласно резолютивной части заключения Квалифкомиссии адвокат нарушил ст. 5 КПЭА. Между тем ст. 5 КПЭА содержит три пункта, каждый из которых предусматривает самостоятельные требования и запреты. «Отсутствие необходимой конкретизации правовой квалификации дисциплинарного проступка само по себе не позволяет Совету согласиться с заключением Квалификационной комиссии», – указывается в решении. Совет прекратил дисциплинарное производство в отношении адвоката П.
В комментарии «АГ» адвокат АП Смоленской области Сергей Манойлов заметил, что при проведении разбирательства Совет АП г. Москвы в первую очередь руководствовался принципом состязательности участников, закрепленным в ст. 23 КПЭА. «Применительно к принципу состязательности заслуживает внимания вывод о том, что заявитель не опровергла презумпцию добросовестности адвоката. Кроме того, Совет правильно указал на ошибку квалификационной комиссии, которая, сделав вывод о наличии в действиях адвоката нарушения норм КПЭА, не указала какая конкретно норма нарушена адвокатом», – отметил он. Адвокат посчитал, что решение Совета АП г. Москвы полностью обоснованно и соответствует принципам дисциплинарного разбирательства.
В свою очередь адвокат АП Свердловской области Сергей Колосовский полагает, что логика Совета АП г. Москвы, основанная на буквальном прочтении КПЭА и презумпции добросовестности адвоката, не вполне соответствует интересам корпорации в целом.
По мнению Сергея Колосовского, ситуация, созданная адвокатом, подрывает доверие к каждому из сообщества. «Фактически имеет место следующая ситуация: адвокат представлял гражданина в имущественном споре, после чего выступил против его дочери в имущественном споре о наследстве данного гражданина. Звучит навскидку достаточно некрасиво. Дочь предположила – подчеркиваю, всего лишь предположила, и Совет счел этот факт недоказанным, что адвокат в интересах нового доверителя использовал информацию, полученную при представлении интересов ее отца, – отметил он. – Я полагаю, что смысл как ст. 5 КПЭА, так и ряда других положений Кодекса состоит в том, что адвокат должен избегать ситуаций, в которых появляются основания для подобных предположений. Поэтому заключение соглашения о представлении интересов Е. против дочери бывшего доверителя мне представляется этической ошибкой».
В то же время он заметил, что поводом для возбуждения дисциплинарного производства послужило заявление дочери К.С. Однако в соответствии с подп. 1 п. 1 ст. 20 КПЭА допустимым поводом для возбуждения производства является жалоба доверителя. Поскольку К. доверителем адвоката никогда не являлась, дисциплинарное производство не могло быть возбуждено. «Вместе с тем, поскольку признаки нарушения п. 2 ст. 5 КПЭА в описанной ситуации все-таки присутствуют, представление о возбуждении дисциплинарного производство, в том числе на основании проверки заявления указанной гражданки, мог внести вице-президент АП г. Москвы», – указал адвокат.