За что военные трибуналы СССР судили гражданских в 1941–1942 годах

Фото: goskatalog.ru

Поддерживать железную дисциплину не только на фронте, но и в тылу — это была первоочередная задача властей. Мародеры, спекулянты и расхитители социалистической собственности отвечали по законам военного времени: быстро, по всей строгости и без права обжалования. Стандартные сроки лишения свободы составляли от пяти до десяти лет, нередко преступников расстреливали. Было ли наказание соразмерно деяниям, пусть и в условиях военного времени, — вопрос дискуссионный.

Cкорый и немилостивый военный трибунал

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 года в местностях, где введено военное положение, все функции органов власти в области обороны, обеспечения общественного порядка и государственной безопасности передавали военным советам фронтов, армий и военных округов. Военные власти получили особые полномочия. Они могли привлекать граждан для оборонных работ, охраны объектов, регулировать время работы предприятий и учреждений, запрещать въезд и выезд из населенных пунктов. А все дела о преступлениях против обороны, общественного порядка и государственной безопасности передали на рассмотрение военных трибуналов. В частности, речь шла о государственных преступлениях, о преступлениях, направленных против социалистической собственности, о разбое, умышленных убийствах, незаконной покупке, продаже и хранении оружия и других. Кроме того, военные власти имели право передавать на рассмотрение военных трибуналов дела о спекуляции, злостном хулиганстве и иных преступлениях, если командование признает это необходимым по обстоятельствам военного положения. 

Военные трибуналы могли рассматривать дела через 24 часа после вручения обвинительного заключения. А законы военного времени подразумевали беспощадность к преступникам. Приговоры трибуналов были окончательными, кассационному обжалованию не подлежали и могли быть отменены или изменены только в порядке надзора. Военные советы округов и приравненные к ним органы военной власти могли приостановить лишь исполнение приговора с высшей мерой наказания — расстрелом. Но если в течение 72 часов соответствующего распоряжения не поступало, такие приговоры приводились в исполнение. 

В условиях меняющейся обстановки законы иногда ужесточали. Например, когда в октябре 1941 года в Москве и прилегающих к городу районах было введено осадное положение, государственный комитет обороны потребовал установить строжайший порядок и призвал «немедля привлекать нарушителей порядка к ответственности с передачей суду Военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте».

Уклонение от выполнения повинностей 

Нарушение различных правил (например, противопожарной охраны объектов, противовоздушной обороны) зачастую влекло санкции по законам военного времени. Так, наказывали, если люди вовремя не тушили зажигательные бомбы и пожары, а в домах не было воды и песка, или если нарушались правила светомаскировки, или когда у пожарных команд отсутствовало снаряжение... Например, 22 июня 1941 года был издан приказ о местной противовоздушной обороне Москвы и Московской области, который обязывал обеспечить светомаскировку промышленных и жилых объектов, транспорта, станций, вокзалов, улиц города. Нарушение правил расценивалось как пособничество врагу. 

А 24 июня Военный трибунал войск НКВД Московской области уже рассматривал дела нарушителей. К ответственности по ст. 59-6 УК РСФСР («Отказ или уклонение в условиях военного времени от выполнения повинностей») привлекли двух жителей Москвы.

Одним из них был башмачник Несмелов. Группа самозащиты, проверяя состояние светомаскировки, обнаружила свет в его комнате. Несмелову предложили немедленно выключить свет или завесить окно, но тот нецензурно обругал дежурных и выгнал из квартиры. Утихомирить жильца смогла только милиция. Военный трибунал приговорил Несмелова к лишению свободы сроком на десять лет с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях. 

Вторым подсудимым был комендант общежития Лыков. Ночью 23 июня дежурные группы обнаружили незамаскированные окна на кухне общего пользования и в коридорах общежития. За это Лыкова приговорили к пяти годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительно-трудовых лагерях.

Самовольный уход с предприятий

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1941 года к подсудности военных трибуналов отнесли и дела о самовольном уходе рабочих и служащих с предприятий военной промышленности. Сотрудники военных заводов отныне считались мобилизованными, а самовольный уход приравнивался к дезертирству и грозил тюремным заключением от пяти до восьми лет. Такой же срок можно было получить за прогул. 

Спустя месяц союзная прокуратура доложила о первых результатах. Например, рабочего Григорьева, в прошлом неоднократно судимого за прогулы, осудили на восемь лет за то, что 31 декабря 1941 года он самовольно бросил работу на заводе. 

Рабочий получил восемь лет лишения свободы за то, что самовольно бросил работу на заводе 31 декабря. 

Рабочий одного из военных заводов Крючков, будучи откомандирован для работы на другой военный завод, не явился к месту назначения и скрылся от судебных органов. Крючков был заочно осужден военным трибуналом на восемь лет.

Специалист одного из военных заводов Шапиро и рабочие Лебедушкин и Богданов после эвакуации завода добились у администрации отпуска на пять дней «для устройства домашних дел» и сбежали с завода, вернувшись в Москву. Военный трибунал приговорил Лебедушкина к шести годам, а Шапиро и Богданова — к восьми годам тюремного заключения. 

Отдельная ответственность за несоблюдение режима работы возлагалась на руководителей предприятий и начальников цехов. В уголовном порядке наказывались недостаточный контроль, запущенный табельный учет и задержка передачи дел дезертиров в судебные органы.

Мародерство 

С начала войны советская печать нещадно клеймила фашистских мародеров, разоряющих мирное население и сметающих все на своем пути. Но мародерство было не чуждо и советским гражданам. Уже осенью 1941 года военные трибуналы рассматривали дела в отношении тех, кто грабил соотечественников.

Например, в октябре осудили группу грабителей, которые нападали на грузовые машины, вывозившие из Москвы женщин, детей и стариков. Пятнадцать человек бежали вслед за грузовиками, висли на бортах и заставляли шоферов жать на тормоза. Корзины и баулы летели на мостовую, грабители дрались из-за добычи и избивали людей. Подоспевшие наряды милиции задержали всех преступников, спустя три дня их осудил Военный трибунал Московского военного округа. Десять грабителей приговорили к восьми — десяти годам исправительно-трудовых лагерей, а пятерых расстреляли.

Москва. Октябрь 1941 

В декабре 1941 года Военный трибунал города Москвы рассматривал дело в отношении трех мародеров. Управдом Мишин, воспользовавшись тем, что ему доверили ключи от квартир выехавших жильцов, вместе со своим братом и приятелем Зиновкиным грабил квартиры. Всего они похитили 125 вещей. Кроме того, Мишин с подельниками незаконно отоваривали карточки в магазинах, получив их по подложным документам 23 человек.

Военный трибунал приговорил Мишина и его приятеля Зиновкина к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией имущества. Брат Мишина получил десять лет лишения свободы с конфискацией имущества и последующим поражением в правах на пять лет.

Расхищение социалистической собственности

В военные годы органы правопорядка боролись с хищениями общественной собственности. Эта категория дел оставалась одной из самых распространенных. Во время московской паники в октябре 1941 года, когда немцы подходили к столице, расхитителей оказалось особенно много. 

Например, узнав о приближении фашистов, директор райторга Буколов вызвал к себе заведующих магазинами и палатками и разрешил им взять со складов и из магазинов любые товары, погрузить их на лошадей и уехать. Эту провокацию он выдавал за директиву районных организаций. Военный трибунал Московского военного округа приговорил Буколова к высшей мере наказания — расстрелу. 

16 октября директор обувной фабрики Варламов собрал рабочих и объявил, что предприятие закрывается. Свое паническое настроение он обосновал угрозой, нависшей над Москвой. Директор разрешил рабочим опустошить фабричные склады. «Берите валенки и бегите из Москвы», — говорил Варламов. Но рабочие остались, а сбежал сам Варламов с четырьмя сообщниками, похитив 200 литров бензина, валенки и полушубки. Военный трибунал войск НКВД Московской области приговорил их к расстрелу с конфискацией имущества.

Немало хищений совершали железнодорожные работники. Несмотря на жесткие меры, принимаемые народным комиссариатом путей сообщения и военной прокуратурой в отношении расхитителей грузов, государственный ущерб был огромен. Недостача консервов, масла, сахара, муки и крупы исчислялась в тоннах. 

Хищения на железной дороге наносили государству огромный ущерб. Недостача консервов, масла, сахара, муки и крупы исчислялась в тоннах. 

Например, стрелок военизированной охраны Кубышкин, охраняя вагон с продуктами, похитил и продал 14 мешков муки и 150 кг вермишели. Расценивая преступление как особенно чудовищное в военное время, трибунал приговорил Кубышкина к расстрелу. 

Составитель поездов Жилкин и сцепщик Климков систематически расхищали железнодорожные грузы, срывая пломбы и вскрывая вагоны. За месяц они похитили ящик сливочного масла, бочку сала, большое количество спирта. Жилкина приговорили к расстрелу, Климкова — к пяти годам лишения свободы. 

Органы военной прокуратуры предупреждали, что расстрел ждет каждого покушающегося на общественную собственность и что задача советских людей — изобличать преступников. 

Спекуляция

С первых дней войны органы юстиции вели беспощадную борьбу со спекулянтами.

Например, уже 29 июня 1941 года Военный трибунал войск НКВД СССР по Ленинградской области приговорил к десяти годам лишения свободы гражданку Давыдову. У нее в квартире обнаружили 376 м мануфактуры (ткани), 85 кг сахара, 50 кг белой муки, 16 кг макарон, 55 кг картофеля и 65 кг разных круп. Все товары конфисковали. 

В декабре 1941 года получили по пять лет тюремного заключения гражданка Суханова при продаже на рынке белого хлеба по спекулятивной цене, гражданин Неяглов, задержанный при попытке продать махорку по 20 рублей за стакан, гражданка Бревнова, продававшая по 2 рубля папиросы «Шутка» стоимостью 11 копеек.

Рынок в Борисове. 1942 

А в январе 1942 года газеты сообщили, что матерый спекулянт Павлов удивил даже работников уголовного розыска. На небольшой дачной усадьбе было обнаружено почти полтонны сахара, 200 кг соли, 145 пачек кофе, 120 литров керосина, 200 кусков мыла, вино, кровельное железо и многое другое. 

Один матерый спекулянт удивил даже работников угрозыска. На небольшой дачной усадьбе у него нашли почти полтонны сахара, 200 кг соли, 145 пачек кофе, 120 литров керосина, 200 кусков мыла, вино, кровельное железо.

На суде Павлов, пытаясь оправдаться, утверждал, что всему виной — его любовь к чтению книг о бережливости. Благодаря этому он стал систематически «копить» различные продукты и товары. А спекуляцию на рынке он объяснял любовью к ближним: таким образом он обеспечивал своих покупателей дефицитными товарами. В конце концов, подсудимый заявил: «Считая себя все же виноватым, я нахожу утешение теперь в том, что плоды моих сбережений достаются нашему любимому государству в столь тяжелое время». 

Военный трибунал приговорил Павлова к расстрелу, все имущество конфисковали. 

Паникерство и распространение антисоветских слухов

3 июля 1941 года в выступлении по радио Сталин призывал «немедленно предавать суду Военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешают делу обороны, невзирая на лица». Через несколько дней был подписан указ Президиума Верховного Совета СССР «Об ответственности за распространение в военное время ложных слухов, возбуждающих тревогу среди населения». Согласно указу виновные карались тюремным заключением на срок от двух до пяти лет, если действие своим характером не влекло по закону более тяжкого наказания. 

Гражданам поставили задачу: информировать органы власти о распространителях слухов, так как «болтуны и любители щегольнуть своей осведомленностью наносят огромный вред делу мобилизации сил народа на отпор врагу». Самих преступников клеймили как вражеских агентов.

Типичные обстоятельства дела выглядели так: к группе граждан, обсуждавших сообщение Совинформбюро, подходил неизвестный, вмешивался в беседу и распространял провокационные слухи. Но уже через несколько дней военный трибунал осуждал вражеского агента на десять лет с конфискацией имущества.

К группе граждан, обсуждавших сообщение Совинформбюро, подходил неизвестный, вмешивался в беседу и распространял провокационные слухи. 

В ноябре 1941 года военный трибунал рассматривал дело сотрудника геофизического треста Краснопевцева, обвиняемого в антисоветской агитации и распространении панических слухов. Следствие не ограничилось только этим, и в материалах дела появились данные о работе Краснопевцева в охранке колчаковского правительства в Омске. После разгрома Колчака обвиняемому удалось по подложным документам устроиться в советские учреждения, и 23 года, по утверждению следствия, коварный Краснопевцев умело втирался в доверие. Он был хорошим общественником и скромным человеком, хотя в душе ненавидел советский строй. «Антинародное нутро» Краснопевцева проявилось в тяжелые для Москвы дни, когда он начал распространять небылицы и вести антисоветскую агитацию. Военный трибунал приговорил охранника и провокатора к расстрелу. 

Автор: Ольга Арсентьева