Судья КС высказал особое мнение по делу о признании ряда положений Закона о СМИ неконституционными

По мнению судьи Константина Арановского, изменения, из-за которых бипатрид не смог защитить свои права, были приняты в связи с мнимым видением опасности для российского общества

В комментарии «АГ» представитель заявителя жалобы Дмитрий Кожемякин отметил, что одним из самых важных выводов в особом мнении является то, что ст. 55 Конституции требует не просто указания конституционно значимой цели ограничения прав, но и обоснования ее, а в случае обоснования через наличие угрозы – реальности такой угрозы, подтвержденной доказательствами.

Судья Конституционного Суда Константин Арановский высказал особое мнение по делу о проверке конституционности ст. 191 Закона о СМИ в связи с жалобой Евгения Финкельштейна.

Решение КС

Как ранее писала «АГ», Евгений Финкельштейн имеет двойное гражданство и является владельцем доли в уставном капитале ООО «Радио-Шанс» в размере 49%. На внеочередном общем собрании участников было принято решение, согласно которому второй участник общества – АО «Русское радио – Евразия» с долей в уставном капитале 51% безвозмездно получило лицензию (единственный актив общества) на радиовещание в Петербурге.

После того, как ему не удалось оспорить это решение в судах, он обратился с жалобой в КС, в которой указал, что гражданин – участник СМИ, не соответствующий требованиям закона, должен быть ограничен в праве владения, управления и контроля имуществом только в части, превышающей 20% долей в уставном капитале. Однако положения Закона о СМИ, будучи не вполне определенными, создают возможность лишения граждан РФ, имеющих гражданство другого государства, всего имущества (активов), принадлежащего им на праве частной собственности, а также ограничивают их в праве на судебную защиту. Он попросил Суд признать не соответствующей Конституции ст. 19.1 Закона о СМИ.  

В Постановлении № 4-П от 17 января 2019 г. КС пришел к выводу, что использование термина «участник средства массовой информации», не конкретизированного в законодательстве, создает неопределенность в установлении круга субъектов, на которых распространяются закрепленные ч. 1 ст. 19.1 Закона о СМИ ограничения, при том что право законодателя запретить в целях обеспечения информационной безопасности государства гражданам РФ, имеющим гражданство другого государства, осуществлять прямой контроль средства массовой информации, организации, осуществляющей вещание, само по себе не ставится под сомнение.

КС указал, что буквальное истолкование положения ч. 2 ст. 19.1 Закона о СМИ не исключает возможности его понимания в том смысле, что оно распространяется не на лиц, являющихся участниками хозяйственного общества – учредителя СМИ, организации, осуществляющей вещание, а лишь на тех, кто является участниками юрлица, которое в свою очередь участвует в юридическом лице, учредившем СМИ, являющемся организацией, осуществляющей вещание.

Кроме того, как указал Суд, ч. 2 и 4 ст. 19.1 Закона о СМИ, рассматриваемые в их взаимосвязи, сохраняют неопределенность в вопросе о том, на каких субъектов корпоративных правоотношений распространяется предусмотренное ею правовое регулирование. Неясно, вправе ли гражданин РФ, имеющий гражданство иного государства и владеющий более 20% долей в уставном капитале хозяйственного общества, являющегося учредителем СМИ или организацией, осуществляющей вещание, реализовывать корпоративные права в пределах, не превышающих 20% такого участия.

Таким образом, КС постановил признать ч. 1, 2, 4 ст. 19.1 Закона о СМИ неконституционными.

Особое мнение

Судья Константин Арановский отметил, что Конституционный Суд правильно дисквалифицировал положения ст. 19.1 Закона о СМИ ввиду дефектов, посягающих на принципы правового государства и равноправия, право на надлежащий закон. Между тем для вывода об их неконституционности, по его мнению, достаточно того, что по делу не установлены и не доказаны приемлемые конституционные основания предусмотренных ими ограничений прав человека и гражданина в отношении граждан, имеющих двойное гражданство, если они учреждают или участвуют в уставном капитале средства массовой информации, осуществляющего вещание.

Судья указал, что сокращение в объеме и содержании прав и свобод человека и гражданина, ограничение возможностей приобрести их, сохранить, использовать и получить по ним защиту – все это должно отвечать условиям ч. 3 ст. 55 Конституции, согласно которой ограничить федеральным законом права и свободы можно в той лишь мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Кроме того, Константин Арановский подчеркнул, что защита конституционных ценностей возможна как таковая лишь в паре с опасностью, т.е. в упреждение угроз и рисков на перспективу либо в ретроактивном исполнении – в ответ на причиняемый или причиненный вред, который нужно снизить, пресечь, возместить, может быть, с наказанием виновных. Следовательно, угрозу охраняемым ценностям и нужно выяснять в первую очередь.

Судья указал, что на просьбу сообщить общеизвестные факты или известные неочевидные обстоятельства, которые бы доказывали реальное существование угроз конституционным ценностям, в защиту которых установлены правоограничения, представитель Совета Федерации попросил приобщить к материалам дела справку о практике применения Закона от 14 октября 2014 г. о внесении изменений в Закон о СМИ. Из нее следует, что за три года после его принятия с российского медийного рынка в тысячах случаев ушли или сократили участие в капиталах и редакциях СМИ финские, голландские, немецкие, британские и другие участники. «Свои медийные активы гламурно-развлекательного, музыкального, делового, просветительского профиля они продали российским лицам (гражданам, из которых едва ли все были налоговыми резидентами, и юридическим лицам с узнаваемыми, как правило, иностранными наименованиями), – отметил Константин Арановский, добавив, что часть СМИ перестала существовать. – Информация эта доказывает лишь то, что доступ к медийной свободе реально был ограничен и что ограничения сократили круг пользователей корпоративными, в том числе, правами; что под них попала такая категория субъектов, которую, судя по материалам дела, никто доказательно не уличил в коллективном и опасном противоправном поведении».

Он указал, что материалы законодательных работ, возможно, подразумевают некие угрозы, но выражает по этому поводу лишь влиятельное мнение и не доказывает реальной опасности конституционным ценностям.

«Предположим, однако, в порядке презумпции, что законодательная власть, верная конституционным свободам, вправе использовать дискрецию в оценке обстоятельств, а это позволяет ей полагаться на свои опасения и определять риски на опережение, т.е. несколько раньше, чем они себя выкажут в чем-то вполне доказуемом. У демократической  власти нельзя отнять право решать, что учесть среди угроз, чем пренебречь в рисках и в чем ошибиться, пусть даже с издержками, которые тоже нужно допустить, поскольку без них не бывает конституционного народовластия и они сопровождают электоральные, законодательные, экономические, финансовые, управленческие и прочие решения», – указано в особом мнении.

Судья отметил, что если опасения среди властей и граждан так настоятельны, что без их реализации и жертв не обойтись, то ради этого не обязательно задевать именно права и свободы. «Если все же правоограничениям быть, то предполагаемые и не вполне очевидные поначалу угрозы должны объективно себя доказать хотя бы впоследствии. Иначе остается лишь констатировать законодательную ошибку, которая должна быть исправлена», – считает он.

По мнению Константина Арановского, законодательные решения, которые приводят к изъятиям в правах, мало обосновать лишь опасениями – эти эмоциональные состояния можно уважать с тем, однако, что никто не обязан в них участвовать и тем более получать на их основании ограничения в правах. Он отметил, что даже если фобию или панику переживают искренне, то при всем к ним сочувствии сами по себе эти настроения не создают целей защиты конституционных ценностей в том значении, в каком это позволяло бы ограничивать права и свободы.

«Действительность рисков или реальность причиняемого вреда должна быть доказана, когда правоограничения поставлены под сомнение в конституционном судопроизводстве. И чтобы доказывание стало возможным, ее для начала нужно хотя бы назвать, а этого в деле не было, и остается лишь гадать, в каких признаках предполагаемая угроза существует», – подчеркнул он.

Константин Арановский сослался на Постановление КС от 8 апреля 2014 г. № 10-П, в котором утверждается, что Россия «не мыслит себя вне мирового сообщества» и, например, иностранное финансирование некоммерческих организаций «не ставит под сомнение их лояльность государству», а иное противоречило бы конституционному режиму поддержания доверия и положениям ч. 1 ст. 21 Конституции, которая обязывает государство охранять достоинство личности и не позволяет его умалять; что даже статус «организации, выполняющей функции иностранного агента, не предполагает негативной оценки» или «отрицательного отношения к осуществляемой ею политической деятельности» и «не может восприниматься как проявление недоверия или желания их дискредитировать»; что иностранный вид на жительство не умаляет гражданина в правах и не дает оснований отказать ему в праве быть членом избирательной (территориальной) комиссии.

«В российском конституционном строе такую мотивацию нельзя класть в основание законодательных решений, а потому остается необходимым обосновать установленные законом правоограничения действительными целями защиты конституционных ценностей, которым угрожают реальные и доказуемые опасности», – заключил Константин Арановский.

В комментарии «АГ» доцент Волгоградского института управления – филиала РАНХиГС при Президенте РФ Дмитрий Кожемякин, представлявший заявителя жалобы в Конституционном Суде, отметил, что мнение Константина Арановского существенно дополняет постановление. «Соглашаясь в целом с принятым решением о неконституционности нормы, судья обращает свое внимание не на ее неопределенность, а на ее непропорциональность», – отметил он.

По мнению Дмитрия Кожемякина, одним из самых важных выводов здесь является то, что ст. 55 Конституции требует не просто указания конституционно значимой цели ограничения прав, но и обоснования ее, а в случае обоснования ее через наличие угрозы – реальности такой угрозы, подтвержденной доказательствами. «Простого фантома угрозы недостаточно для ограничения конституционных прав. С этим выводом нельзя не согласиться», – посчитал представитель заявителя.

«Другим важным аспектом данного мнения являются отраженные в нем последствия опрометчиво и поспешно принятого правового регулирования. Как указывает судья, представленные Советом Федерации материалы свидетельствуют о том, что свобода СМИ была действительно значительным образом сокращена, а под ограничения попали в целом законопослушные субъекты, соблюдавшие российское законодательство. В отличие от воображаемых угроз, эти последствия вполне реальны», – указал Дмитрий Кожемякин.

Он отметил, что в целом аргументация, изложенная в мнении, очень верна. Представитель заявителя выразил надежду, что при приведении норм в соответствие с Конституцией законодатель ее учтет.