Павел Крашенинников: о творцах советского права

Павел Крашенинников. Фото: duma.gov.ru

«Право.ru» продолжает серию публикаций из новой книги председателя комитета Госдумы по государственному строительству и законодательству Павла Крашенинникова «Советское право. Итоги». Сегодня мы предлагаем очерки о Михаиле Шаргородском, Владимире Теребилове, Октябре Красавчикове и Владимире Кудрявцеве – юристах, которые достигли больших высот в законотворчестве, образовании и науке.

Павел Крашенинников рассказал, почему посвятил им страницы своей книги. «Михаил Шаргородский, Владимир Теребилов, Октябрь Красавчиков и Владимир Кудрявцев – это не просто ученые. Это юристы, которые повлияли на всю правовую систему страны через образование, законотворчество, науку, правосудие», – пояснил глава комитета. 

Михаил Давидович Шаргородский – один из самых выдающихся юристов того времени. Он вырастил огромное количество специалистов по уголовному праву. Кроме того, был замечательным теоретиком. У него есть непревзойденные до сих пор правила подготовки уголовного закона. 

Владимир Иванович Теребилов оставил богатое наследие, интересные и актуальные труды. Он возглавил Министерство юстиции, которое в свое время разгромил Хрущев. Потом Теребилов был председателем Верховного суда СССР. Он решил навести порядок в довольно хаотичном законодательстве, стал придумывать не «гильотину», а созидательную систему, которая называется «Свод законов СССР». В нем Теребилов упорядочил все отрасли законодательства и упразднил сотни устаревших актов.

Октябрь Алексеевич Красавчиков был одним из лучших цивилистов того времени, возглавлял кафедру гражданского права в Свердловском юридическом институте, учился у Бориса Борисовича Черепахина (один из основателей уральской школы цивилистики, декан юрфака в Ленинградском государственном университете). Красавчиков много работ посвятил необходимости комплексных отраслей права. Он участвовал в подготовке проектов законов, в том числе Жилищного кодекса.

Владимир Николаевич Кудрявцев занимался государственным и уголовным правом. Его диссертация про хищения из банков очень актуальна по сей день. Во время войны он был в Иране в штабе, затем служил там дознавателем и народным заседателем. К окончанию войны он стал очень известным юристом и написал много работ. Избирался на первый съезд народных депутатов. С конца 1960-х годов Кудрявцев участвовал во всех кодификациях, возглавлял Институт государства и права РАН.

***

Сегодня мы с разрешения правообладателя – издательства «Статут» – публикуем продолжение пятой главы новой книги Павла Крашенинникова «Советское право. Итоги».

СОВЕТСКОЕ ПРАВО. ИТОГИ. 

Очерки о государстве и праве 1962 – 1984

Глава 5. Творцы советского права

§ 5. Михаил Давидович Шаргородский

Михаил Давидович Шаргородский (1904-1973) родился 2 апреля 1904 г. а г. Одессе в семье служащего. Там же закончил гимназию и после подготовительных курсов поступил в 1923 г. на юридический факультет Института народного хозяйства в г. Одессе. Окончил его в 1926 г., и был оставлен в аспирантуре, которую завершил в 1929 г. Преподавал право в альма-матер и политэкономию в Одесском институте водного транспорта. В ИНХ работал ассистентом, доцентом. В 1930 г. институт народного хозяйства был ликвидирован. С 1928-1934 гг. Шаргородский также «работает старшим научным сотрудником, затем ученым секретарем Всеукраинского кабинета изучения преступности».

В 1934 г. Шаргородский переезжает в Ленинград на работу в Ленинградский юридический институт. Этому поспособствовал известный ученый-криминолог Павел Исаакович Люблинский, с которым они тесно общались до и после переезда в Ленинград. Михаил Давидович называл его своим главным учителем.

В 1937 г. Шаргородскому без защиты диссертации была присвоена степень кандидата юридических наук. «В Ленинграде М.Д. Шаргородский работает в Институте советского права и Институте советского строительства, которые с 1941 г. были объединены в Юридический институт имени М.И. Калинина». Во время войны был 

членом военного трибунала на Ленинградском фронте. Затем работал в органах военной юстиции. Защищает в 1945 г. докторскую диссертацию. В том же 1945 г. возвращается в Ленинград, «где он был назначен заведующим кафедрой уголовного права юридического факультета Ленинградского государственного университета. С этого момента и вплоть до смерти в 1973 г. вся дальнейшая творческая деятельность М.Д. Шаргородского связана с кафедрой уголовного права, которую он возглавлял в течение 18 лет».

«В те годы, когда Михаил Давидович по праву занял в Университете место заведующего кафедрой уголовного права, он был подвижен, как ртуть, и если бы не обильная проседь в его пышной в то время шевелюре, его легко можно было бы принять за студента», - пишет Ю.К. Толстой.

На такой политико-правовой должности требовались не только высокий профессионализм и организаторские способности. Воспитатель новой юридической поросли, наследников операторов карающего меча революции, должен был являть образец не просто идеологической выдержанности, а по сути быть проповедником марксистко-ленинского учения. В своих изысканиях в области теории и философии права М.Д. Шаргородский при большом желании мог дать фору многим жрецам официальной идеологии.

Он камня на камне не оставил от нормативистской (Г. Кельзен), социологической (Эрлих), синтетической (Гурвич) и прочих буржуазных теорий права. А все потому, что в их основе лежат всякие неправильные буржуазные (прагматизм, экзистенциализм, позитивизм и т.д.), а то и вообще самопальные (интуитивизм, неотомизм и т.д.) методы познания, в то время как единственно правильным является метод диалектического материализма. «Метод материалистической диалектики лежит в основе как отраслевых юридических дисциплин, так и науки теории государства и права. Более того, он лежит в основе всей советской и вообще социалистической науки и практики». 

Сразу становится ясно, что зарубежные правоведы, не имея этого животворящего метода впадают в ересь и стремятся обосновать общие принципы права вне привязки к конкретному виду государства. А ведь сказано в писании Маркса, что право есть возведенная в закон воля правящего класса. Так что развивать теорию права вне рамок классового подхода – глупость несусветная. Например, «социалистическое право противоположно праву буржуазному как по содержанию, так и по форме». Так нет же, «буржуазные юристы подвергают постоянным нападкам методологию социалистической науки о государстве и праве и делают все возможное для того, чтобы опорочить лежащий в основе нашей науки метод диалектического материализма».

Авторы цитируемой работы выступают не только в качестве менторов, но и партийных инквизиторов, обрушивая критику на т.н. ревизионистов, мыслителей левого толка, пытавшихся хоть как-то смягчить заскорузлые марксистко-ленинские догмы и немного приблизить их к реальности. Особенно досталось югославским ревизионистам, поскольку тогда отношения между СССР и Югославией были очень напряженными. 

Эти нехорошие ревизионисты клеветнически утверждали, что никакого социализма в СССР нет, а есть госкапитализм – начальная фаза социализма, который наступит по мере отмирания государства в экономике и перенесения его функций непосредственно на производителей. И вообще делили государства на автократические (при рабовладении и феодализме) и демократические (при капитализме и социализме), а не на эксплуататорские и пролетарские, как положено. А еще придумали какое-то правовое государство, якобы гармонизирующее отношения между различными слоями общества, чего не может быть, поскольку государство есть орудие господствующего класса для достижения его целей.

Трудно не заметить, что это вполне увесистый камень в огород легальных левых диссидентов в духе Р. Медведева, не говоря уж о всяких отщепенцах, имеющих стилистические разногласия с социалистическим государством.

Однако по мере углубления собственно в теорию права рассуждения о диалектическом материализме понемногу затихают, возникая лишь там, где авторы клеймят буржуазных правоведов и ревизионистов. Все чаще речь идет именно о правовых принципах формулирования, изложения и кодификации законов, их применения, разработки общих понятий, относящихся ко всем правовым дисциплинам. 

Ярким примером трактовки Михаилом Давидовичем принципов законотворчества являются знаменитые правила Шаргородского о составлении статей Уголовного кодекса, которые сформулированы в 40-х годах и актуальны, можно сказать, всегда.

Первое - «каждая статья должна быть изложена так, чтобы состав, который ею предусматривается, был четко отграничен от составов, предусмотренных другими статьями»;

Второе - «если для формулировки диспозиции принимается какой-либо определенный признак, то он должен быть учтен во всех родственных случаях»;

Третье - «применяемые термины должны быть приняты в данной системе права»;

Четвертое – «для квалификации родственных составов следует применять те же обстоятельства и те же термины»;

Пятое - «формулировки должны быть полными»;

Шестое – «формулировки должны быть четкими и ясными, они не должны давать повод для различного понимания, а тем более понимания, противоречащего воле законодателя».

По сути, здесь сформулированы те самые правозаконные принципы (о которых говорил Хайек), в соответствии с которыми решение по каждому делу должно приниматься в соответствии с общими рациональными предписаниями, предусматривающими минимальное количество исключений и позволяющими логически доказать, что данный случай подпадает под данное правило. «Существенное значение имела бы разработка в общетеоретическом плане системы таких правил, соблюдение которых обеспечивало бы единство и согласованность советских законов, несмотря на внесение в них тех или иных конкретных изменений». Читал или нет Шаргородский работы Хайека неизвестно, но некоторое созвучие с ними безусловно имеется.

О технике подготовки законов и кодексов было написано немало трудов. Из наиболее основательных работ ХХ века следует выделить две работы старших соратников Михаила Давидовича на юридическом поприще: это произведения П.И. Люблинского «Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса» (1917) и И.С. Перетерского «Техника оформления кодексов» (1939). Но для советского уголовного кодекса эти правила сформулированы впервые, поэтому по праву называются «правилами Шаргородского».

Утверждая универсальность и незыблемость метода диалектического материализма и разработанной на его основе теории советского права, авторы цитируемой работы делают весьма значимую оговорку: «Следует помнить о том, что и правильное научное положение начинает играть отрицательную роль, если ему приписывается значение понятия, исключающего необходимость дальнейшего своего развития. Подобных понятий нет ни в одной науке, их нет и не должно быть также в науке теории государства и права». Отсюда один шаг к критерию фальсифицируемости теории, но он не делается, поскольку «только исходя из марксистского метода материалистической диалектики, только с позиций классовой борьбы и диктатуры пролетариата, проблемы теории государства и права могут получить правильное научное разрешение».

Это не раздвоение личности и не лицемерие. Просто авторы, как и средневековые схоласты, верили двум истинам, но не в Христа и догмы Римского права, а в социалистическую законность и коммунизм. Порой это приводило к конфликту с действительностью.

Михаил Давидович, великолепно знавший право с научной и практической стороны, мудрый и прошедший войну боец, требовал четкого исполнения закона всеми: гражданами, властями, правоохранителями и судами. «Социалистическая законность – это конституционный принцип Советского государства, заключающийся в том, что все органы государства, все должностные лица, общественные организации и граждане в своей деятельности точно и неуклонно исполняют законы и основанные на них подзаконные акты».

В условиях царившего тогда т.н. телефонного права, когда высокий партийный руководитель мог позвонить председателю суда и дать указание, как решить исход конкретного дела, и которым, как потом выяснилось, многие юристы были недовольны, такая позиция была чревата осложнениями. 

С одной стороны, она привлекала к нему студентов, некоторые из которых стали впоследствии его учениками, обеспечивала уважение коллег, среди которых его работы были весьма популярны. 

С другой - власти не любили упертых законников, твердость и последовательность которых порой оказывались палками в колеса управляемой ими мегамашины. На словах они были за строгое соблюдение законности, но до тех пор, пока она их не касалась, не противоречила их конъюнктурным устремлениям. Решительность Шаргородского в отстаивании правозаконных принципов не раз приводила к серьезным конфликтам, в которые были вовлечены разные люди и организации.

Конечно, самый известный такой случай произошел на международной конференции по уголовному праву, проходившей в Ленинграде в 1963 г. Впрочем, думается, лучше привести цитату из работы Ю.К. Толстого, свидетеля случившегося инцидента, приведшего к тяжелым и оскорбительным гонениям Михаила Давидовича: «Как гром среди ясного неба грянул в начале 60-х годов (май 1963 г. – прим. авт.), когда на юридическом факультете проводилась весьма представительная конференция по уголовному праву, в которой участвовали не только отечественные, но и зарубежные ученые. Конференция проходила под эгидой кафедры уголовного права, на которой ведущую роль играл М.Д. Шаргородский… В роли возмутителей спокойствия на конференции выступили М. Д. Шаргородский и советник тогдашнего Президента США по юридическим вопросам профессор Липсон.

Шаргородский в своем докладе «осмелился» покритиковать тогдашний Верховный Суд Союза ССР за то, что он вместо того, чтобы неукоснительно следовать предписаниям закона, иногда становится на путь нормотворчества. Это вызвало неудовольствие присутствовавших на конференции представителей Верховного Суда, которые в оправдание своей позиции ссылались на то, что закон нередко отстает от требований жизни и если бы судьи не восполняли имеющиеся в законе пробелы и не устраняли в нем противоречия, то правосудие просто-напросто нельзя было бы бесперебойно отправлять.

Еще дальше «решился» пойти профессор Липсон, который не без удовлетворения и с известной долей сарказма отметил сближение идеологических позиций советских и американских юристов. Если раньше, когда американцы критиковали советскую правовую и судебную систему, советские коллеги, отмечал Липсон, обвиняли нас в клевете, то теперь они говорят, по существу, то же самое.

Этого идеологические оруженосцы партии, присутствовавшие на конференции, вытерпеть уже не могли. Конференция еще не успела завершить свою работу, а на ее устроителей и факультет в целом как из рога изобилия посыпались доносы с упреками в распространении позиций etc., etc. Главной мишенью этих наветов стал М.Д. Шаргородский, который был снят с поста главного редактора журнала «Правоведение» и заведующего кафедрой уголовного права. Он получил также взыскание по партийной линии. Погорел и тогдашний декан факультета А.И. Королев, который также был освобожден от занимаемой должности».

Следует отметить, что эти события произошли вскоре после знаменитого дела валютчиков, которых по требованию Хрущева трижды судили за одно и то же преступление, придавая вновь принятым законам обратную силу, с тем чтобы подвести их под расстрел. Такая же участь постигла 21 подсудимого по делу трикотажников в Киргизии. Все правоведы прекрасно понимали, что это является надругательством над фундаментальными основами уголовного права, но открыто возразить никто не посмел.

Оставаясь профессором кафедры, Михаил Давидович продолжает преподавательскую и научную работу, в том числе в журнале «Правоведение», у истоков которого он стоял и был его главным редактором с 1957 по 1963 гг. Наверное, в те годы это был единственный правовой журнал, в полной мере соответствовавший названию. Таким он и остался в течение более чем 60-летнего периода своей деятельности, несмотря на смену, вождей, законов и т.п.

Как пишет профессор Б.В. Волженкин, «в 60-е-70-е годы научный, да и просто человеческий авторитет М.Д. Шаргородского был столь велик. Что любая научная публикация ученого вызывала неизменный интерес у широкой научной и студенческой общественности».

Естественно, Михаил Давидович не остался в стороне от дискуссий, проходивших в то время, в частности дискуссии о системе советского права. Он выступал против деления права на публичное и частное, поскольку оно «выражает свойственное капитализму антагонистическое противоречие между интересами индивида и коллектива, которое порождается господством частнокапиталистической собственности».

Он также был против включения комплексных отраслей в систему права, в то же время указывая на их важность для систематики правовых норм. «Систематика законодательства … подчиняется целесообразности, и здесь не только допустимы, но и необходимы отрасли, охватывающие различные предметы и применяющие регулирование различными методами».

Уже в 1961 г. он говорил о необходимости разработки Свода законов СССР, отмечая, что осуществить эту работу можно за счет сочетания «принципов, свойственных системе права, с методами систематики правовых норм. Свод законов должен представлять собою систему отраслевых кодексов (система права), дополненную системой комплексных кодексов и текущих законов, с расположением их в тематическом порядке (систематика правовых норм)». 

В своих работах М.Д. Шаргородский демонстрирует весьма широкий кругозор и познания не только в так сказать смежных областях – философии, древнем и римском праве, современном ему западном праве, психологии, психиатрии, телеологии, но и в, казалось бы, весьма далеких от проблем уголовного права кибернетике, генетике, статистике, рисках, порождаемых научно-техническим прогрессом, связанных прежде всего с медициной, в частности трансплантацией органов, международных договорах и т.д.

Несомненно, Михаил Давидович Шаргородский был незаурядным мыслителем, внесшим выдающийся вклад в развитие науки советского права вообще и уголовного права в частности. Жаль только что его мысль была заперта в узких рамках официальной идеологии. Цитируя своего коллегу, что «догматика права – это не наука теоретическая и не наука практическая, это вообще не наука», он и не подозревал, что марксистко-ленинская догматика - это тоже совсем не наука.

Михаил Давидович Шаргородский умер 31 августа 1973 г. Похоронен в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург) на Комаровском кладбище. В 2002 г. на здании юридического факультета СПбГУ открыта мемориальная доска в его честь. 

§ 6. Владимир Иванович Теребилов

Владимир Иванович Теребилов (1916-2004) родился 18 марта 1916 г., в городе, который уже не назывался Санкт-Петербургом, но еще не был Ленинградом. Почти 10 лет – с 18 (31) августа 1914 г. по 26 января 1924 г. – этот город именовался Петроградом. Переименован он был из патриотических соображений в связи с началом Первой мировой войны. Как шутил сам Владимир Иванович, «мы – большая редкость». Скоро и родившиеся в Ленинграде тоже станут редкостью – теперь он снова стал Санкт-Петербургом.

Дыхание того времени коснулось маленького Владимира, можно сказать, еще в колыбели. Его семья в сентябре 1917 г. переехала на Выборгскую сторону, в дом № 2 по Сердобольской улице. Считается, что именно из этого дома в октябре того же года В.И. Ленин ушел в Смольный. Иван Максимович, отец Владимира Ивановича, подшучивал над сыном: «Забыл Ленин к тебе постучаться, а то быть тебе участником штурма Зимнего…»

И.Вашкевич пишет: «В 1931 г. в Ленинграде закрыли почти все седьмые классы, школьников направили на производство. Володя оказался на заводе «Красный Октябрь», а затем уехал с геологами на Северный Урал. По возвращении с трудового фронта Теребилов закончил школу».

В 1939 г. Теребилов заканчивает Ленинградский юридический институт имени Н.В.Крыленко. В разгар сталинских репрессий работает в прокуратуре Ленинграда и Ленинградской области. Затем честно исполнил свой долг по защите Родины в Великой Отечественной войне: участвовал в боевых действиях во главе рабочего отряда, в частности, защищая станцию Белоостров под Ленинградом. В конце 1941 г. переведен в военную прокуратуру.

Во времена Хрущева, который вообще не понимал, что такое право, и легко мог потребовать нарушить его базовые основы, Владимир Иванович занимал руководящие должности в Прокуратуре СССР. В период «развитого социализма» он возглавил возрожденное Министерство юстиции и Верховный Суд СССР. Свой жизненный путь он закончил 3 мая 2004 г., будучи преподавателем юридического факультета МГУ. И никто из ныне живущих и лично знавших Владимира Ивановича не сказал о нем дурного слова, не обвинил в малодушии или неблаговидных поступках, он сумел остаться достойной личностью, незаурядным профессионалом, а было это очень непросто.

По давно заведенной традиции (с середины 90-х годов ХХ века) мы с Сергеем Вадимовичем Степашиным навещали Владимира Ивановича накануне 9 мая, приносили гостинцы, позволявшие сделать беседу более непринужденной, и по нескольку часов общались с ним. Слушали его рассказы, просили совета по тем или иным вопросам.

Особенно важным это общение было тогда, когда мы работали в Минюсте России, а Владимир Иванович входил в состав Совета отечественных министров юстиции, организованного автором этих строк. У меня в кабинете уже много лет висит огромная фотография всех членов этого Совета, датированная 1999 г. На ней - В.И. Теребилов, С.В. Степашин, В.Ф. Яковлев, Н.В. Федоров, Б.В. Кравцов, С.Г. Лущиков, А.Я. Сухарев и В.А. Аболенцев и автор этих строк.

В.И. Теребилов возглавил Министерство юстиции СССР после его воссоздания в 1970 г. Как рассказывал Владимир Иванович, окружение Леонида Ильича Брежнева долго убеждало последнего в необходимости такого министерства. Решающим стал аргумент Алексея Николаевича Косыгина, сказавшего, что даже у китайцев есть Минюст, а нет только у нас и англичан. Кстати, в Англии Минюст появился только в ХХI в.

Теребилов считал, что главная функция этого органа – законотворческая деятельность. Сам он участвовал в подготовке Конституции 1977 г. Под его руководством был разработан ряд важнейших актов, посвященных правовой деятельности.

Именно Владимир Иванович был одним из главных вдохновителей создания Свода законов СССР, его в этом активно поддерживал А.Н.Косыгин. При подготовке Свода удалялись многочисленные акты, противоречащие друг другу, экономическим реалиям да и жизни, и систематизировались необходимые действующие законодательные и подзаконные акты. Идеологически это подавалось, на мой взгляд, безупречно: не уничтожение отмерших норм, а создание новой законодательной системы советского законодательства. Ни о какой гильотине речи не было. Созидание и огромная работа. Составлялись собрания действующего законодательства СССР (50 томов) и Свод законов СССР (11 томов). Нынешнему Минюсту такой подвиг вряд ли по силам хотя бы вследствие небывалой динамики развития современного законодательства. Тем не менее, отдельные призывы начать эту работу нет-нет, да и звучат. А вот начать играть более весомую роль в подготовке законодательных актов Минюсту совсем бы не помешало.

Владимир Иванович отговаривал нас со Степашиным от передачи уголовно-исполнительной системы из МВД в Минюст именно с точки зрения приоритета законотворческой деятельности. Но и оставлять уголовно-исполнительную систему в системе репрессивных органов в современной России было немыслимо. Пришлось, так сказать, поднапрячься и сочетать эти два весьма разнородных вида деятельности наряду с другими многочисленными направлениями.

Наверное, самым непростым периодом в жизни Владимира Ивановича было время его службы в Прокуратуре СССР с 1939 по 1962 гг., правда, с некоторым перерывом с 1949 по 1957 гг., когда он работал в Московском институте криминалистики, где в 1957 г. защитил кандидатскую диссертацию на тему «Расследование хищений в учреждениях банка». В общем-то, это весьма актуальная тема и по нынешним временам.

С 1939 по 1949 гг. В.И. Теребилов работал следователем, прокурором одного из районов Ленинградской области, районным прокурором Ленинграда, начальником следственного отдела городской прокуратуры Ленинграда. Здесь следует отметить: везение это было или умение, но имя Владимира Ивановича ни с одним из политических процессов того страшного времени связано не было, так что «славы» Вышинского и иных «разоблачителей врагов народа» он не снискал. Вместе с тем рутинная добросовестная работа по борьбе с криминалом, что называется «на земле», во все времена пользовалась уважением.

В августе 1949 г. прокурор города неожиданно предложил Владимиру Ивановичу перейти на научную работу. Для этого надо было отправиться в Москву за новым назначением, скорее всего – в юридический институт на Урале или в Сибири. Теребилов уезжать из родного города не хотел, но пришлось. Тем более что его супруга была финкой по национальности и в недалеком прошлом дала подписку о выезде из Ленинграда. С сентября 1949 г. начался «московский период» жизни Владимира Ивановича. Это было накануне начала так называемого ленинградского дела, закончившегося разгромом партийной организации и руководящих органов города на Неве. И опять обжигающее дыхание времени и судьба были вроде бы благосклонны к нашему герою.

Однако, судя по всему, ситуация была не такой уж безоблачной. По приезде в Москву Владимир Иванович был подвергнут форменной «доследственной проверке» на предмет его связей с руководством Ленинграда. После этого ему предложили место в только что организованном Институте криминалистики. По-видимому, это была чекистская западня. В своих мемуарах В.И. Теребилов пишет: «Только позже я понял, какой «букет» с благословения «компетентных» органов собирали в этом институте. Посудите сами: Л. Шейнин уже был намечен к аресту; у П.И. Тарасова-Родионова брат был следователем и в начале 1917 г. при правительстве Керенского вел дело на В.И. Ленина; я – бывший начальник следственного отдела прокуратуры Ленинграда – осколок так называемого «Ленинградского дела», да и другие сотрудники были со своими «родимыми пятнами». Как видите, неплохая «команда» для легенды об очередном заговоре, теперь уже в институте Прокуратуры». Однако смерть Сталина «разрядила» обстановку.

В 1957 г. В.И. Теребилов был назначен старшим помощником Генерального прокурора СССР, затем – начальником следственного управления Прокуратуры СССР, в 1961 г. – начальником отдела по надзору за рассмотрением уголовных дел Прокуратуры СССР. Тогда же он стал членом коллегии Прокуратуры СССР. Следует заметить, что это было последнее его назначение в органах прокуратуры.

Дальше Теребилов трудился в системе советского правосудия. Владимир Иванович работал заместителем Председателя Верховного Суда СССР с 1962 по 1970 гг. Для служителей Фемиды это было тяжелое время. В 1964 г. заурядных, в общем-то, валютчиков Рокотова, Файбишенко и Яковлева приговорили к длительному сроку заключения, а затем (по распоряжению Н.С. Хрущева) – к смертной казни. В том же году и опять по прямому указанию Хрущева к расстрелу приговорили 15-летнего Аркадия Нейланда, хотя по всем нормам международного права, несмотря на жестокость совершенного преступления, этого делать было нельзя. Нельзя ужесточать уголовные наказания по закону, принятому после совершения деяния (в деле валютчиков), а тем более расстреливать несовершеннолетних (как это было в случае с Нейландом). Юристы пытались предотвратить указанные беззакония и даже, по некоторым сведениям, привлекли к этому Л.И. Брежнева, но безрезультатно. Приговоры были приведены в исполнение в назидание другим.

В тот же период В.И. Теребилов, образно выражаясь, «попал в историю». Речь идет о всем известном «деле Бродского», которого осудили за тунеядство на том основании, что он формально нигде не числился работающим. Было очевидно, что обвинения надуманные, а сам процесс проходил с грубыми нарушениями и был, в сущности, «политическим». Так власти решили покарать инакомыслящего. В итоге 13 марта 1964 г. на втором заседании суда будущий лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 г. И.А. Бродский был приговорен к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию – пяти годам принудительного труда в отдаленной местности. За опального поэта вступились многие известные деятели культуры и искусства. Большой резонанс это дело получило за рубежом. Считается, что эта история положила начало правозащитному движению в СССР.

В мае 1965 г. дело по инстанциям легло на стол Председателя Верховного Суда РСФСР Л.Н. Смирнова (впоследствии Смирнов с 1972 по 1984 гг. возглавлял Верховный Суд СССР), а затем и заместителя Председателя Верховного Суда СССР В.И. Теребилова. 17 мая в Центральном доме литераторов состоялась встреча писателей с Теребиловым, на которой они попытались убедить его в необходимости отменить приговор. Владимир Иванович отказался обсуждать эту тему, назвав попытку писателей давлением на суд накануне рассмотрения дела. Тем не менее в сентябре 1965 г. срок ссылки осужденного был сокращен до фактически отбытого, и Иосиф Бродский вернулся в Ленинград. Понятно, что это решение принималось не только и не столько Верховным Судом, сколько партийным руководством.

Очередная встреча с «историей», что называется, по касательной произошла у В.И.Теребилова, когда его назначили Министром юстиции СССР. Как рассказывал Владимир Иванович, когда он стал министром, то, подбирая себе первого заместителя, запросил анкеты всех секретарей обкомов и крайкомов партии, имеющих юридическое образование. Больше всего ему приглянулся Михаил Горбачев: молодой, имеющий диплом МГУ. Когда Теребилов сказал об этом М.А. Суслову, тот отказал со словами: «У нас на него другие планы». Услышав эту историю, С.В. Степашин отреагировал так: «Жалко, что не дали. Страна другая бы была». Может, это и так, но вот лучше или хуже – это вопрос.

«Еще одно воспоминание, тесно связанное с законодательной деятельностью Минюста, – пишет В.И. Теребилов в своих мемуарах, – участие сотрудников в подготовке Конституции СССР 1977 г. Министр юстиции был введен в состав Конституционной комиссии и в состав секретариата. Многие сотрудники были заняты в других структурных подразделениях, работавших над отдельными разделами проекта». К этому следует добавить усиление роли Института советского законодательства за счет координации деятельности научных организаций при подготовке Свода законов СССР и подчинение непосредственно союзному Минюсту, а также усиление Всесоюзного научно-исследовательского института судебных экспертиз в бытность В.И. Теребилова министром юстиции. Наличие ученых и крупнейших юристов-практиков позволило Министерству вести на высоком уровне законопроектную работу, заняться широкомасштабной деятельностью по модификации и систематизации законодательства.

12 апреля 1984 г. Верховный Совет СССР избирает Владимира Ивановича председателем Верховного Суда СССР. Первый же Пленум Верховного Суда СССР, который в мае 1984 г. провел В.И. Теребилов, был посвящен анализу сложившейся судебной практики. На нем было принято решение в кратчайшие сроки подготовить и издать обновленный «Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда СССР». Такое издание (включившее акты за 1924–1986 гг.) было выпущено в 1987 г. Тогда же Владимир Иванович начал борьбу за независимость судебной власти, что в условиях диктата партии было делом почти немыслимым. Он активизировал работу приемной Верховного Суда СССР, установил постоянные связи с журналистами, пишущими на правовые темы, осуществил целый ряд других мероприятий. Особое место в деятельности Верховного Суда СССР в тот период занимала работа по пересмотру дел лиц, невинно пострадавших в годы массовых репрессий.

Отставка Владимира Ивановича Теребилова с поста Председателя Верховного Суда СССР была связана с «политическим» «хлопковым делом» 1989 г., получившим широкую известность. В рамках этого дела было возбуждено 800 уголовных дел, по которым были осуждены на разные сроки лишения свободы свыше 4000 человек, обвиняемых в приписках, взятках и хищениях.

В.И. Теребилов, будучи депутатом Верховного Совета СССР от Узбекской ССР, не мог не попасть в поле зрения следственной группы Генеральной прокуратуры СССР под руководством Т.Х. Гдляна и Н.В. Иванова, расследовавшей это дело. Подозрения в коррупции в отношении В.И. Теребилова возникли на основании показаний бывшего первого секретаря ЦК КП Узбекистана И.Б. Усманходжаева, который на следствии заявил, что Владимир Иванович Теребилов получил от него взятку в размере 20 тыс. рублей за решение вопроса о расширении штатов судебных работников республики. Действительно, в 1986 г. Верховным Судом СССР Верховному суду Узбекистана было выделено 24 или 26 дополнительных единиц судебных работников. Конечно, обвинения в адрес В.И. Теребилова не подтвердились, но с поста Председателя Верховного Суда СССР он был вынужден уйти на пенсию. Зачем Усманходжаеву понадобилось клеветать на Владимира Ивановича – история умалчивает.

Однако почивать на лаврах заслуженного отдыха было не в стиле Владимира Ивановича – он стал доцентом юридического факультета МГУ, где и проработал до конца жизни. Кроме того, он, как уже отмечалось, он являлся членом Совета отечественных министров юстиции, а также почетным членом Московского клуба юристов.

В конце жизни В.И.Теребилов считал, что Минюст должен сосредоточиться на подготовке законов. «Кухарки и все прочие» готовят нормативные акты, что из этого происходит, мы прекрасно видим, но, похоже, не осознаем. В связи с этим говорил нам (автору этих строк и С.В.Степашину), что тюрьмы требуют отдельного управления, а законами в исполнительной власти должен заниматься только Минюст. Без должной законотворческой работы у государства будут большие проблемы. Также он считал, что наряду с законодательством Минюст должен заниматься судами: не правосудием, а организацией деятельности, финансированием, подготовкой кадров.

3 мая 2004 г. Владимир Иванович ушел из жизни, оставив нам большой багаж славных дел, научных трудов, ценных воспоминаний. Он пережил несколько совершенно непохожих друг на друга периодов нашей истории, но в каждом из них проявил себя как личность, приверженная одним и тем же благородным идеалам, как профессиональный юрист, для которого право превыше всего.

Похоронен В.И. Теребилов на Новодевичьем кладбище в Москве. 

§ 7. Октябрь Алексеевич Красавчиков

Красавчиков Октябрь Алексеевич (1923-1984) родился 9 октября 1923 г. в Харькове. Отец Алексей Федорович был военным, мать Ефросиния Степановна – домохозяйка. В 20-х годах семья переезжает в Свердловск, где Красавчиков весной 1941 г. заканчивает среднюю школу и поступает в Высшее военно-морское училище в Севастополе. Из училища был призван в Красную Армию, точнее Военно-морской флот, где Красавчиков защищал страну на Черноморском и Северном флотах. Демобилизовался в июне 1946 г.

После демобилизации поступил в Свердловский филиал Всесоюзного юридического заочного института, который окончил в 1947 г. По окончании поступил в аспирантуру на кафедру гражданского права и процесса Свердловского юридического института (СЮИ), где под руководством выдающегося цивилиста Б.Б.Черепахина подготовил и защитил кандидатскую диссертацию «Теория юридических фактов в советском гражданском праве» (10 февраля 1951 г.), преподает советское гражданское право.

С сентября 1951 по август 1953 гг. был откомандирован в Китай для чтения лекций по гражданскому праву.

После разделения кафедры гражданского права и процесса на две Октябрь Алексеевич с 1954 г. возглавил кафедру гражданского права СЮИ и руководил ей до конца своих дней. С 1955 по 1959 гг. участвовал в отправлении правосудия в качестве народного заседателя в районном и областном судах.

В 1962 г. защитил докторскую диссертацию «Советская наука гражданского права: Понятия, предмет, состав и система», в 1963 г. становится профессором.

Возглавляемая Октябрем Алексеевичем кафедра гражданского права активно участвовала в законотворческих работах. Так, она привлекалась к участию в подготовке Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик и ГК РСФСР. В основном это выражалось в подготовке предложений, заключений на проекты, а также участии в обсуждениях проектов на конференциях, которых в 60-70-е годы проводилось большое количество (в основном в Москве, Ленинграде, Свердловске, Саратове, Харькове и Алма-Ате).

О непримиримой борьбе О.А. Красавчикова против включения т.н. комплексных отраслей в систему советского права мы рассказали ранее (Гл. 4). Интересна аргументация, к коей прибегал Октябрь Алексеевич.

«Что касается науки права, … т.е. предмета изучения, то таковыми являются не только те отношения, которые урегулированы в нормах права (предмет правового регулирования), но прежде всего нормы права, ибо в противном случае нашу науку трудно было бы назвать наукой права... Отрасль права состоит из юридических норм, … наука же права содержит в себе нечто иное: она состоит прежде всего из различных идей, теорий и учений, верность которых не зависит от государственного принуждения».

«… отрасль права регулирует свой предмет, а наука изучает свой предмет (который не исчерпывается предметом регулирования). Подобно тому, как отраслевая юридическая наука ничего не регулирует, так и отрасль права ничего не изучает, но сама является одним из элементов предмета изучения».

«Категории «регулирования» и «изучения» различны и их смешение в конечном счете ведет либо к волюнтаризму в области законодательных предложений, либо к фетишизму юридических явлений в теоретическом исследовании».

«… наука состоит из знаний, право – из норм, представляющих собой одну из специфических сторон общественного уклада». 

Отличный методологический анализ провел Октябрь Алексеевич! Продемонстрировал свою «незаурядную дисциплину мышления», показал нам «восхождение к знанию». Оделил, так сказать, котлету от мух, абстрактное знание от объективной реальности. Разъяснил недоразумения, которые возникли еще в 30-х годах «и в рамах нашей советской научной традиции … дошли до наших дней».

Вместе с тем полагаем, что модель феномена права в виде системы правовых норм – это тоже продукт научной мысли, только в нормативистском исполнении. Это тоже творение рук человеческих, которое является абстракцией в виде правовой нормы. Отрасли права объективны (Гл. 4), но, наверное, приобретают это свойство после введения в действие этих самых норм. «Сила правовых, как, впрочем, и остальных социальных теорий, определяется их научной аргументированностью и тем, в какое время интересы какого класса и как они отражают». Получается, что по воле пролетариата одни научные категории и понятия, объявленные тов. Вышинским объективной реальностью, и являются предметом изучения другой науки – советской юриспруденции. Причем первые каким-то загадочным образом еще и регулируют общественные отношения. Так что предметом одной науки являются продукты науки другой.

Можно, конечно, предположить, что и модель права, и категории юриспруденции относятся к одной и той же науке. А где же тогда право как объективная реальность? Как-то не очень с точки зрения основного вопроса философии, точнее правильного ответа на него. Может, правовая наука - это тоже право? Тогда оно (право) не только регулирует, но еще и изучает.

А может, регулирующую функцию выполняют законы и другие нормативные акты, которые на самом деле и являются единственной объективной реальностью? Хотя, честно сказать, тексты сами по себе такого волевого акта, как управление посредством регулирования, да и любую иную деятельность осуществлять не могут. Регулируют те, кто эти тексты готовил в процессе законотворчества, а затем придал им силу закона.

А что насчет правоохранительной и правоприменительной деятельности? Они тоже право или что-то внешнее по отношению к нему? Ведь «Юридическая практика не только воспроизводит теории, представления и идеи, выработанные юридической наукой. Она сама … оказывается перед необходимостью теоретического осмысления добытых результатов обобщения».

Казалось бы, вопросы все сугубо терминологические, но ведь как вы яхту назовете (то ли «Победа», то ли «Беда»), так она и поплывет. Октябрь Алексеевич, в отличие от многих исследователей советского права, пытался во всем этом разобраться, но вопросов возникало все больше и больше.

Кроме того, Октябрь Алексеевич попытался взять на себя ведущую роль при подготовке проекта ЖК РСФСР. Рабочая группа состояла из членов кафедры. Был подготовлен и отпечатан текст проекта, который Октябрь Алексеевич ездил докладывать в 1982 г. в Минюст РСФСР. Насколько был учтен кафедральный проект, история умалчивает. Вместе с тем, по воспоминаниям членов кафедры, многие положения кафедрального проекта были использованы. М.Я.Кириллова говорила, что структурно тексты «нашего проекта и принятого кодекса во многом совпадают».

Красавчиков детально исследует влияние тех или иных гражданско-правовых норм на экономику промышленных предприятий. Под его руководством «кафедра гражданского права Свердловского юридического института первая в нашей стране стала выполнять хоздоговорные научные исследования по гражданско-правовой проблематике, что послужило толчком к развитию хоздоговорных работ на других кафедрах СЮИ. С 1965 г. кафедрой выполнены два хозяйственных договора с Уральским заводом тяжелого машиностроения, по одному с Магнитогорским металлургическим комбинатом, с Челябинским трубопрокатным заводом, заключен и начат выполнением хоздоговор с Челябинским металлургическим заводом... Выполненные кафедрой хозяйственные договоры дали не только организационно-правовой эффект, но и позволили указанным выше заказчикам сэкономить несколько миллионов рублей».

При жизни из под его пера вышло 238 работ. После смерти ряд его работ переиздавались неоднократно.

Основные работы Октября Алексеевича Красавчикова: «Юридические факты в советском гражданском праве» (1958), «Советская наука гражданского права (понятие, предмет, состав и система)» (1961), «Возмещение вреда, причиненного источником повышенной опасности» (1966), «Гражданские организационно-правовые отношения» (1966). 

«В его работах обстоятельно анализируется предмет гражданского права, рассматривается метод гражданско-правового регулирования, в частности Октябрь Алексеевич «воспел» диспозитивность как черту метода, вскрывается анатомия науки гражданского права – ее сущность, границы и стороны предмета ее познавательной деятельности, ее состав и система, определяются правосубъектность, правоотношение, юридические факты, характеризуются субъекты гражданского права…».

Важную роль в советском юридическом образовании сыграли учебники советского гражданского права, вышедшие под редакцией О.А.Красавчикова (1969, 1972, 1973, 1985), где он написал несколько глав.

Умер Октябрь Алексеевич 10 октября 1984 г. Похоронен в Свердловске (ныне Екатеринбург) на Широкореченском кладбище.

Самыми известными учениками являются: член-корреспондент Академии наук Российской Федерации, заслуженный деятель науки, советник трех Президентов - М.С.Горбачева, В.В.Путина и Д.А.Медведева, - один из идеологов и моторов ГК РФ В.Ф.Яковлев, заслуженный юрист РФ, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой гражданского права УрГЮУ (СЮИ), руководитель филиала Центра частного права им. С.С.Алексеева Б.М.Гонгало, доктор юридических наук, профессор, глава Республики Марий Эл А.А.Евстифеев.

Дочь Октября Алексеевича, доктор юридических наук, профессор Лариса Октябриевна Красавчикова долгое время работала на кафедре гражданского права Свердловского юридического института (Уральской государственной юридической академии). С февраля 2003 г. судья Конституционного Суда Российской Федерации.

§ 8. Владимир Николаевич Кудрявцев

Кудрявцев Владимир Николаевич (1923-2007) родился в Москве 10 апреля 1923 г. в семье учителей Николая Георгиевича и Марии Алексеевны. Закончил школу накануне Великой Отечественной войны, в июне 1941 г. во время эвакуации с мамой переезжает в Ташкент, где в октябре поступает на энергетический факультет Среднеазиатского индустриального института (сейчас это Ташкентский государственный технический университет им.Ислама Каримова).

В декабре 1941 г. призывается в Красную Армию и направляется на обучение в Ташкентское высшее общевойсковое командное училище им. В.И.Ленина. Кудрявцев обучается по обновленной шестимесячной программе (военная и политическая подготовка).

В июле 1942 г. по окончании училища Кудрявцеву присваивается звание лейтенанта, и он отправляется служить командиром минометного взвода на территорию Ирана. Сам Владимир Николаевич описывает ситуацию следующим образом: «В сентябре 1941 года, в соответствии с договором 1921 года, на территорию Ирана были введены с севера советские войска, а потом, с юга, и английские, к которым позднее присоединились американцы. Осознав безвыходность ситуации, Реза-шах Пехлеви отрекся от престола в пользу сына Мохаммеда, который придерживался англо-американской ориентации… От Персидского залива до Каспийского моря шла прямая трансиранская железнодорожная магистраль, по которой вскоре началась регулярная транспортировка американских танков, самолетов, автомашин и других военных грузов. Военные эшелоны сопровождались советскими офицерами и солдатами. В Тегеране – почти посредине пути – технику проверяли и, если нужно, ремонтировали; самолеты сгружались на военном аэродроме. Отсюда английские эскадрильи летели прямо на фронт. При аэродроме был военный городок, в котором располагались наш горно-стрелковый полк и английская авиабаза».

До середины 1944 г. Кудрявцев проходил службу в Тегеране, где Владимир Николаевич, будучи весьма образованным молодым человеком, дослужился до помощника начальника штаба полка, участвовал в работе военного трибунала как народный заседатель, а также участвовал в расследовании ряда уголовных дел в качестве военного дознавателя.

По рекомендации военной прокуратуры с 1944 по 1949 гг. Кудрявцев обучался в Военно-юридической академии Рабоче-крестьянской Красной армии, которая к концу 1943 г. вернулась из эвакуации из Ашхабада и серьезно увеличила набор слушателей, имеющих опыт военной службы.

В 1952 г. в Академии Владимир Николаевич защитил кандидатскую диссертацию на тему «Основные вопросы причинной связи в советском уголовном праве». Кудрявцев работал на кафедре уголовного права до ее ликвидации в 1956 г., читал лекции, проводил практические занятия и много писал. Из произведений этого времени обращаем внимание на: «К вопросу о соотношении объекта и предмета преступления» (1951), «Ответственность за причинение вредных последствий по советскому уголовному праву» (1953) и «Воинские преступления» (глава в учебнике «Советское уголовное право», 1956).

С 1960 г. Владимир Николаевич работал в Военной коллегии Верховного Суда СССР заместителем, а затем начальником организационно-инспекторского отдела, где наряду с практической работой Кудрявцев подготовил докторскую диссертацию «Теоретические основы квалификации преступлений», которую защитил в 1963 г.

Профессор А.М.Яковлев, предлагая этапы творческого пути Кудрявцева, вторым называет его деятельность с 1963 по 1985 гг. В это время у Владимира Николаевича выходит большое количество работ, из которых. На наш взгляд, следует выделить следующие: «К вопросу об изучении причин преступности» (1964), «Советская криминология – наука о предупреждении преступлений» (1967), «Проблемы наказания, не связанного с лишением свободы» (1968), «Личность преступника» (1971), «Общая теория квалификации преступлений» (1972), «Социально-психологические аспекты антиобщественного поведения» (1974), «Право и поведение» (1978). Владимир Николаевич работает во Всесоюзном институте по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности (заместителем директора и с 1969 г. его директором), а также руководство в качестве директора (с 1973 г.) Институтом государства и права Академии наук СССР. В 1974 г. он был избран членом-корреспондентом АН СССР, а в 1984 г. – действительным членом (академиком).

В конце застоя лицемерие элиты достигло эпических масштабов. Мало уже кто верил в догмы марксизма-ленинизма, многие начинали понимать, что официальная идеология завела страну в тупик. Однако, чем глубже становились сомнения, тем громче официоз возносил молитвы коммунистическим богам.

В 1980 г. под редакцией В.Н. Кудрявцева был издан сборник статей, посвященный всепобеждающей силе марксистко-ленинской методологии диалектического материализма и его применению в юриспруденции.

Большинство статей этого сборника были написаны в типично советской схоластической манере, когда все слова в тексте понятны, а проникнуть в его суть не удается. Единственный понятный смысл – в очередной раз поклясться в верности всесильному, потому как верному учению, упомянуть о мудрости Маркса и гениальности Ленина, провозгласить эпохальное значение решений XXV съезда КПСС, продемонстрировать рвение в применении метода диалектического материализма в своей научной деятельности. Впрочем, заниматься наукой без этих заклинаний было можно, но через самиздат или тамиздат, что многих юристов по известным причинам не устраивало.

Пойдет каких-нибудь 5-10 лет, и некоторые авторы упомянутого сборника выступят глашатаями совершенно иных идеологем, иных научных подходов, принципиально иного правопонимания, будут утверждать, что в СССР права вообще не было.

Впрочем, признаки, если не т.н. ревизионизма, то некоторых новых веяний, углядеть в этом сборнике все-таки можно.

Так, в своей статье Владимир Николаевич с целью выявления «механизма действия права, социальной обусловленности права и его институтов, научных предпосылок правотворчества, связи права с общественным сознанием и т. д», предложил использовать системный подход. «Необходимо изучение общества как единой сложной системы со всеми социально позитивными и негативными процессами, происходящими в нем».

Системный подход получил особенно бурное развитие на Западе в 40-70 гг. и стал доминирующим теоретико-методологическим основанием для подавляющего числа как естественных, так и гуманитарных наук. Суть его сводится к представлению объекта научного исследования в качестве системы.

Хотя системный подход скорее ближе к позитивизму, нежели к диалектическому материализму, он получил широкое распространение и в СССР. В 1967 году был создан Всесоюзный Институт Системных исследований Государственного Комитета по науке и технике Академии Наук СССР (ВНИИСИ - ныне Институт системного анализа (ИСА) РАН), который должен был объединить ученых различных областей. В его работе принимали участие философы, экономисты, социологии, историки, дизайнеры, представители других гуманитарных наук. Вот только активной деятельности правоведов на этом поприще заметно не было.

В.Н. Кудрявцев всячески призывал правоведов расширить горизонт юриспруденции, использовать достижения других наук. «Весьма важно осмыслить более общие взаимосвязи между поведением человека, правовой надстройкой общества и такими социальными процессами, как экономическое и культурное развитие общества, движение населения, изменения общественной психологии и т. д. … Методы конкретно-социологических, сравнительных, статистических исследований, моделирования, системный подход, структурно-функциональный и математический анализ получают все большее развитие в правовых дисциплинах» - писал академик.

Однако эта многообещающая программа развития советской правовой науки не то что не была реализована, по сути к ней так и не приступили. Сам Владимир Николаевич возвращался к этой теме в более поздних работах, когда уже можно было опираться на современные представления о социальной системе, а не на пресловутый классовый подход. Причем автор демонстрировал, как говорится, глубокое освоение методологии системного анализа.

Третьим периодом А.М.Яковлев считает работу Кудрявцева с 1985 г. «В.Н.Кудрявцев избирается членом Президиума АН СССР, в 1988 г. – вице-президентом АН СССР. С 1992 г. Владимир Николаевич – вице-президент Российской академии наук (по гуманитарным и общественным наукам). Говоря самым общим образом, можно отметить, что этим трем периодам «служебной» биографии В.Н.Кудрявцева в известной мере соответствуют три направления его научного творчества: уголовное право, криминология, теория и социология права».

Конечно, нельзя обойти вниманием тот факт, что в 1989 г. Владимир Николаевич избирается народным депутатом СССР по спискам Академии наук СССР. На Съезде народных депутатов избирается членом конституционной комиссии, которая готовит предложения по проекту новой Конституции СССР и готовит поправки к Конституции СССР 1977 г. Руководит Комиссией по подготовке Основ уголовного законодательства Союза ССР и республик, участвует в подготовке союзных законов о Президенте и о Комитете конституционного надзора.

В 1989 г. Владимир Николаевич решает оставить пост директора ИГПАНа, который возглавлял 16 лет и который при его руководстве был одним из ведущих правовых исследовательских центров Советского Союза. В конце 80-х – начале 90-х годов Владимир Николаевич активно занимался правовым просвещением: выступал на телевидении, радио, публиковал статьи, заметки, давал интервью на различные правовые темы.

С мая 1991 г. до распада СССР В.Н.Кудрявцев – советник Президента СССР. После распада Советского Союза Владимир Николаевич продолжает активно заниматься научной и преподавательской деятельностью. В 1992 г., избравшись вице-президентом Российской академии наук, много внимания уделяет организационным и правовым вопросам становления Российской Академии.

Автор этих очерков общался с Владимиром Николаевичем при создании Ассоциации юристов России, на Президентском Совете по вопросам совершенствования правосудия и при подготовке поправок в УК и УПК. К любым вопросам Владимир Николаевич готовился тщательно, во время дискуссий всегда очень уважительно относился к оппонентам, приводил примеры из отечественной и зарубежной истории государства и права.

Владимир Николаевич опубликовал более 600 работ. Наряду с указанными в данном очерке, обращаем внимание на: «Память о репрессированных ученых» (1989), «Генезис преступления. Опыт криминологического моделирования» (1998), «Борьба мотивов в преступном поведении» (2007).

Одной из последних работ Владимира Николаевича была книга «Свобода слова», вышедшая в 2006 г. «Тема книги потребовала междисциплинарного подхода: история, лингвистика, правоведение, страноведение, политика и этика». Важнейшее право человека анализируется с исторической, правовой, политической и общечеловеческой позиций. Показывая обеспечение права на свободу слова как длительный, трудный, но при этом непрерывный процесс. «Важнейшее значение прав человека, включая и свободу слова, состоит в том, что они, являясь одной из высших культурных ценностей, ставят личность в центр всех процессов общественного развития».

Умер Владимир Николаевич Кудрявцев в Москве 5 октября 2007 г. Похоронен на Троекуровском кладбище.

§ 9. Заключение к главе 5

Резюмировать приведенные истории жизни и творчества наших героев можно перефразировав известное изречение: правоведы как правоведы, только гамлетовский вопрос их испортил. А также метод диалектического материализма и классовый подход.

Что касается соответствия советских правоведов, так сказать, мировым стандартам, то наиболее ярким подтверждением ему может служить судьба О.С. Иоффе не только видного цивилиста, но и одного из идеологов советского права. Его совместную работу с М.Д. Шаргородским, посвященную теории права, мы обсуждали в §5. 

В конце 70-х гг. после того, как его дочь, выйдя замуж, эмигрировала в США, он стал типичным диссидентом поневоле – его исключили из партии, сняли с должности заведующего кафедрой, лишили профессорского звания. В его защиту выступил только доцент А.А. Собчак. Олимпиад Соломонович был вынужден эмигрировать в США, хотя этого совсем не хотел. Через месяц после прибытия в США, 17 июля 1981 г. он уже стал профессором Гарварда, работал в университете Бостона, а с сентября 1982 по июнь 1998 года работал полным несменяемым профессором в Хартфорде (Коннектикут). Читал 4 курса: советское право, сравнительное право, римское право, права человека. Опубликовал 11 книг, несколько десятков статей и обзоров. То есть как профессионал оказался ничем не хуже американских правоведов.

Ну и, конечно, главным подтверждением квалификации советских ученых-юристов стала проведенная ими гигантская работа по разработке и принятию законодательства Российской Федерации, основанного на принципиально иной правовой идеологии.

Советские правоведы исходили из марксисткой парадигматики, согласно которой право не способно объяснить самое себя, формы, в которых оно существует, особенности своего функционирования, выстроить логику своего существования в системе право – справедливость, отличить право от произвола. В соответствии с доктриной марксизма право, - а точнее, государство и право, - целиком зависит от отношения классов в обществе, диктуется господствующим классом, который и определяет «сущность, содержание, формы и функции государства и права, взаимосвязь государства и права, правотворчество и правоприменение». Право считалось производным от государства, которое и выражает волю пролетариата, хотя все понимали, что за ним стоит партия большевиков в лице своей бюрократии, а не малочисленный маргинальный и полумифический для аграрной России слой промышленных рабочих.

«В соответствии с постулатами коммунистической философии права, официальная юридическая система не только не имела верховенства, не только не была тем единственным («одним») в стране признаваемым в обществе правом, на основе которого только и должны определяться правомерность или неправомерность поведения, выноситься судами, другими компетентными учреждениями юридически обязательные решения, единственным основанием для властной государственной деятельности, для применения государственно-принудительных мер, но, более того, была «унижена», загнана в дальний закоулок социальной жизни и общественного признания».

Когда на излете 30-х годов было объявлено, что классовая борьба в СССР исчерпана, советская пропаганда стала утверждать, что теперь государство выражает волю всего народа, т.е. общества, поскольку что такое народ объяснить еще никто не смог. Так к паре государство и право добавился третий лишний – общество. Казалось бы, теперь, когда право перестало быть орудием подавления эксплуататорских классов, правовая наука должна сконцентрироваться на обществе, а не на государстве.

Однако общество-то было еще неправильное, переходное к социалистическому, а потом коммунистическому обществу. Поэтому в представлении правоведов социотехническая роль права никуда не делась, и оно по-прежнему остается орудием в руках государства, точнее правящей партии, определяющей цели и методы социальной инженерии в соответствии с планом построения коммунизма.

Так возникла теория советского (социалистического) права как государственного механизма управления обществом посредством регулирования общественных отношений. Она была основана на нормативистко-этатистской модели права в виде системы правовых норм, утверждаемых и охраняемых государством. Недостатком была слабая различимость между правом и законодательством. Для его преодоления было предложено представить право в виде системы отраслей (подсистем), различаемых по объектам правового воздействия составляющих их норм. 

Однако в силу ликвидации частноправовых отношений система отраслей советского права оказалась сильно перекошенной, что привело к еще большей путанице. Советским правоведам пришлось участвовать в многочисленных дискуссиях дабы эту путаницу разрешить. В силу преемственности российско-советско-российских правовых традиций некоторые из них продолжаются до сих пор.

Юридическая догматика, основанная на понятиях и конструкциях римского права, противоречила пониманию советского права как научного познания, осуществляемого посредством диалектического метода. Тем не менее многие вопросы, традиционно соотносимые с юридической догматикой, рассматривались советскими правоведами в рамках формально-юридического метода теоретических исследований, актуализировались в плане юридической техники.

Поскольку марксизмом общественные отношения, связанные с материальным производством, считались главными, о остальные отношения – производными от них (надстройкой), то наибольшее развитие в советском праве получила цивилистика, как наиболее связанная с производственными отношениями. К тому же имелся значительный задел, доставшийся в наследство от дореволюционных цивилистов, созданный как раз на основе юридической догматики и нормативистской модели права.

Вообще говоря, правовое регулирование в отличие от административно-командных методов управления предполагает создание возможности естественного саморазвития общества в рамках установленных правил. Однако советское общество должно было развиваться не естественным образом, а искусственно в рамках предначертанного программой КПСС плана строительства коммунизма. Так что правовые принципы нередко противоречили установкам партии и правительства. Советским правоведам не раз приходилось изворачиваться, дабы сочленить не сочленяемое.

Самое, на наш взгляд, печальное то, что описанная конструкция советского права начисто сняла с повестки дня вопрос о праве как самостоятельном социальном феномене, имеющим свою собственную логику развития. Право вновь схлопнулось с управлением, из которого оно отпочковалось как отдельная сфера деятельности еще во времена Хаммурапи. Примат государства над правом признавался советскими правоведами даже несмотря на то, что со времен Юстиниана право стало одним из источников власти, выступая способом легитимизации государственного устройства и процедур обретения властных полномочий. По сути, вся деятельность правоведов сводилась к переводу указаний партии и правительства на юридический язык.

По началу дореволюционная российская правовая традиция еще давала о себе знать и в конце 30-х годов после принятия Конституции 1936 г. были попытки перенести акцент исследований с государства на общество (например, на личные права граждан §3), но эти работы оказались преждевременными и надолго легли под сукно. 

В 60-70 гг. на волне нового приступа социотехнического восторга по поводу провозглашенного строительства коммунизма и некоторых экономических реформ советские правоведы активно работали над новым гражданским законодательством (Основы и ГК) и новой Конституцией страны, исходя из модальности долженствования, мало интересуясь реальными процессами, происходящими в обществе. 

Правовая наука в это время в соответствии с советской традицией использовалась в качестве идеологического инструментария с целью борьбы инакомыслием в стране и ревизионизмом некоторых ученых из стран социалистического содружества.

Создание нового законодательства в виде кодексов, призванных закрепить достигнутый статус-кво, стало правовой основой периода застоя.

В конце 70-х – середине 80-х все более очевидным становился факт, что развитие советского общества в рамках, заданных социалистическим правом, идет в совершенно ином направлении, нежели планировалось.

Возобновились дискуссии о системе советского права, но на марксистко-ленинское его понимание открыто посягать никто не смел. Тем не менее, подспудно эта работа видимо велась, поскольку принципиально новые походы к построению теории права были озвучены практически сразу после распада СССР. Но это история для последующих очерков.

Среди правоведов все шире стали распространяться идеи, так сказать, социологизации права, использования для дальнейшего развития советской правовой науки результатов других гуманитарных, а то и естественных исследований и даже замены марксистко-ленинской диалектической методологии на более универсальный системный анализ. 

Хотя некоторые мыслители продолжали работать в этом направлении и после 1991 г., особого развития оно не получило. Перед правоведами вновь была поставлена грандиозная социотехническая задача по замене социалистического права капиталистическим, а нормативистко-этатистское правопонимание решению этой задачи по крайней мере не мешало. Наука «Государство и право» по-прежнему живет и процветает, а наука «Общество и право» по большому счету так и не возникла.

В то же время системный подход к праву как социальному феномену позволяет не только устранить сохраняющуюся по сей день путаницу, вытекающую из государство-центрированной модели права А.Я. Вышинского и марксистко-ленинской догматики, но и дать пищу для размышления о путях дальнейшего развития правовой науки.

Существует два варианта представления общества в качестве социальной системы. 

Один – онтологический. «Общество, или социум — это сформировавшаяся в ходе исторического развития человечества относительно устойчивая интегрированная система социальных структур, функций и связей, в которой реализуются формы объединения людей, сложившиеся в процессе их взаимодействия». 

Другой – деятельностный, предполагающий, что все многообразие общественных явлений можно описать как результат человеческой деятельности. Такой подход использовали О. Конт, К. Маркс, затем М. Вебер и Т. Парсонс и многие другие мыслители. В качестве системообразующих сфер деятельности выделяются: материальное производство, духовное производство, управление и обслуживание. Механизмом сохранения и передачи опыта, полученного в процессе человеческой деятельности, служит культура.

Наиболее операбельным нам представляется рассмотрение права как социального феномена в виде системы деятельности.

В материальном производстве право не участвует, разве что только опосредованно, через систему исполнения наказаний, где заключенных привлекали к производству разнообразных товаров и строительству объектов первых пятилеток. Но это издержки мегамашинного устройства государства и для права вообще они не характерны.

К духовному производству относятся правовая наука, юридическое образование и правовая просветительская деятельность.

Законодательство очевидно относится к управлению (регулированию).

Правоохранительная, правоприменительная и правозащитная сферы деятельности относятся к обслуживанию. Они охраняют государство и граждан от посягательств внешних врагов и асоциальных элементов, защищают законные права и интересы граждан, разрешают споры между гражданами и гражданами и государством, оформляют права граждан, например, право собственности, возникшее в результате договора или наследования и т.д. и т.п. Понятное дело, в соответствии с действующим законодательством.

Следует подчеркнуть, что такая модель права является именно системой, поскольку все ее элементы (сферы правовой деятельности) взаимодействуют друг с другом, влияют друг на друга, вследствие чего изменяются в лучшую или худшую сторону, в итоге право изменяется как целостность. При этом свойства права как целостности не совпадают с суммой свойств его элементов. Право как социальный феномен представляет собой один из механизмов организации, стабилизации и самосохранения общества.

Чего никак нельзя сказать о т.н. системе советского права. В зависимости от объекта правового воздействия юридическая сущность правовой нормы не изменяется. Отдельно взятый закон или правовая норма и право в целом здесь имеют одну и ту же функцию – регулирование. Системой это называть можно лишь с большой долей условности. Так что наиболее корректным в терминологическом смысле было наименование С.С. Алексеевым этой конструкции структурой (т.е. определенной упорядоченностью) права. Структура в отличие от системы не имеет механизмов саморазвития, хотя и является необходимым атрибутом системы.

Из предлагаемого нами правопонимания неизбежно следует вывод, что советская наука права с ее упором на регулирование на самом деле есть наука о законодательстве как в смысле деятельности (законотворчества), так и интерпретации порожденного ею массива нормативных актов. Правда, сюда следовало бы добавить науку о законодательстве как процедуре придания законопроектам силы закона. Советская теория права - во многом это теория законодательства.

Наука, как известно, бывает фундаментальная и прикладная Фундаментальная наука нацелена на производство знания и как правило оформляется в виде теории, вырабатывающей понятийный и категориальный аппарат на основе наиболее общих абстракций, описывающих базовые особенности рассматриваемого объекта. Теории структурируются путем их расчленения на предметы, описывающие отдельные аспекты исследуемого объекта. Сначала выделяют необходимое и достаточное количество предметов, в сумме составляющими объект, при минимальном их количестве. Затем предметы расчленяют на более мелкие по тому же принципу. И т.д. и т.п. В итоге структура теории всегда похожа на ветвистое дерево.

Прикладные науки, имеющие целью практический результат, а не столько знание, используют аппарат теории для описания конкретных реальных объектов. С точки зрения теории реальность – это всегда периферия, т.е. сочетание (смешение) разнородных предметов теории. В результате таких смешений никаких новых правоотношений – медицинских, спортивных, колхозных, страховых и т.д. – не возникает.

Так вот, советская теория права, а на самом деле законодательства – это фундаментальная наука, описывающая на абстрактном уровне законодательство вообще. А т.н. комплексные отрасли советского права – ни что иное, как прикладные науки, имеющие практической целью описать конкретные аспекты жизнедеятельности в виде конструкции правовых, т.е. уже урегулированных законодательством, отношений, что, конечно, весьма полезно для практического правоприменения. Понятно, что они используют абстрактные конструкции различных предметов (отраслей) теории, но сами предметами (т.е. отраслями) теории не являются.

Все запутывает привычка советских правоведов называть одним словом «право» и теорию, и некую объективную реальность (на самом деле, теоретическую модель), и законодательство. Помимо этого, весьма искусственное первоначальное разделение теории законодательства на пять отраслей вместо уже устоявшегося двухкомпонентного – частного и публичного, материального и процессуального, национального и международного, – вносит еще большую сумятицу в умы и провоцирует посягательства на причисление прикладных наук к фундаментальным отраслям. Та же многострадальная теория хозяйственного права – безусловно, прикладная наука, ориентированная на отдельные аспекты советской плановой экономики. Правда, включение в гражданское законодательство актов планового характера придавало и этой фундаментальной отрасли прикладной оттенок.

Очевидно, что результаты прикладных юридических наук также могут служить источником развития фундаментальной теории советского права. Видимо, это обстоятельство С.С.Алексеев называл сухим остатком в комплексных отраслях права.

В общем, терминология и ее восприимчивость. Когда люди плохо понимают друг друга, между ними легко возникаю недоразумения, а то и конфликты.

Что касается систематики советского законодательства, то цель этой процедуры сугубо утилитарная – упорядочить массив законодательных актов наиболее удобным для правоприменения способом. Понятно, что в этом случае применяемые подходы к принципам систематики являются исключительно субъективными. Можно располагать законы по алфавиту, по дате вступления в силу, по степени юридической силы (закон, указ, постановление) и т.д. и т.п. 

Большинство советских юристов предпочли осуществить создание Свода законов СССР, на основе иерархии, задаваемой Конституцией СССР, по возможности соотнося конкретные нормативные акты с системой советского права, включая как фундаментальные, так и прикладные (комплексные) отрасли. Предстояло осуществить работу, напоминающую разбор многолетних завалов в кладовке, или, как сейчас говорят, по дехламизации законодательства. В процесс такой деятельности приходится не только выбрасывать все устаревшее и не нужное, но и менять полки, на которых все эти нормативные акты расположены, то есть создавать новые кодексы. Но об этом мы расскажем в завершающей главе настоящих очерков. 

По понятным причинам теоретическое оснащение других сфер правовой деятельности, прежде всего правоохранительной и правоприменительной, оказалось куда менее развитым, нежели законодательства. Работ по этой проблеме было мало, да и носили они весьма частный и, наверное, условный характер. Например, В.М. Савицким была опубликована работа по теории прокурорского надзора, однако название этой работы оказалось куда более претенциозным, чем ее содержание. 

Следует отметить, что в соответствии с советским правопониманием правоохранительная деятельность описывалась как деятельность «по охране норм права от нарушений, защите предоставленных гражданам субъективных прав и обеспечению выполнения возложенных на них юридических обязанностей». Таким образом, охране подлежали не граждане и даже не государство, а нормы права, т.е. абстракция. В газетах так и писали: милиция на страже Закона. А наивный Маяковский в свое время полагал, что «моя милиция меня бережет».

С тех пор мало что изменилось: «Государство не может безразлично относиться к нормам, издаваемым или санкционируемым им. Оно прилагает огромные усилия для их реализации, охраняет их от нарушений и гарантирует их соблюдение». 

Продолжение следует...

ОГЛАВЛЕНИЕ ВСЕЙ КНИГИ «СОВЕТСКОЕ ПРАВО. ИТОГИ: Очерки о государстве и праве 1962 – 1984»

Пролог

Глава 1. Советское право до застоя

Глава 2. Бережное государство с признаками увядания

§ 1. Несколько вводных слов

§ 2. Возникновение диссидентства

§ 3. Либеральное течение диссидентства

§ 4. Комсомольская фронда

§ 5. Националистические диссиденты

§ 6. А.И.Солженицын

§ 7. Заключение

Глава 3. Экономическая и конституционная реформы

§ 1. Врожденные пороки советской экономики

§ 2. Косыгинская реформа

§ 3. Конституционная реформа 70-х годов

§ 4. Заключение

Глава 4. Деление советского права. Цивилисты и хозяйственники

§ 1. Особенности развития советского права

§ 2. Отрасль всякая нужна, отрасль всякая важна 

§ 3. Хозяйство есть, а права нет

§ 4. Хочешь насмешить бога – поделись с ним своими планами

§ 5. Гражданское право 

§ 6. Гражданское процессуальное право 

§ 7. Заключение

Глава 5. Творцы советского права

§ 1. Несколько вводных слов

§ 2. Генкин Дмитрий Михайлович

§ 3. Флейшиц Екатерина Абрамовна

§ 4. Братусь Сергей Никитич

§ 5. Шаргородский Михаил Давидович

§ 6. Теребилов Владимир Иванович

§ 7. Красавчиков Октябрь Алексеевич

§ 8. Кудрявцев Владимир Николаевич

§ 9. Заключение

Глава 6. Уголовная политика и правоохранительная деятельность

§ 2. Судоустройство

§ 3. Уголовное право 

§ 4. Уголовный процесс

§ 5. Исполнительно-трудовое законодательство

§ 6. Смертная казнь

§ 7. Заключение

Глава 7. Трудом славен советский человек! Трудовое право

§ 1. Общие замечания

§ 2. Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о труде

§ 3. Кодекс законов о труде РСФСР 1971 г.

§ 4. Труд и коллектив

§ 5. Заключение

Глава 8. Право на любовь и кров

§ 1. Общие замечания

§ 2. Семейное право

Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о семье и браке

Кодекс о браке и семье РСФСР 1969 г.

§ 3. Наш дом – наш мир. Жилищное право

Основы жилищного законодательства

Жилищный кодекс РСФСР 1983 г.

§ 4. Дачная эпопея

§ 5. Заключение

Глава 9. Мы хаос превратим в порядок. Советский Свод законов

§ 1. Необходимость создания Свода законов СССР и союзных республик

§ 2. Теоретические аспекты создания Свода законов

§ 3. Практическая реализация

§ 4. Заключение