Как уголовному праву реагировать на развитие биотехнологий?
Уголовно-правовой взгляд на биотехнологии, синтетическую биологию и редактирование генома обсудили на «Ковалевских чтениях»
По словам одного из спикеров, чтобы наказать ученого, который отредактировал геном эмбриона, Китаю пришлось применить аналогию закона. Другая заметила, что суррогатное материнство может охватить сразу три преступления. Третья добавила, что правоприменительная практика по вопросам, связанным с суррогатным материнством, нестабильна. Четвертый рассказал о перспективах биомедицинской модификации поведения человека как меры уголовно-правового воздействия. По мнению пятого, подгонять УК под биотехнологии чрезмерно опасно.
19 февраля в рамках «Ковалевских чтений» прошла сессия «Биотехнологии, синтетическая биология и редактирование генома: уголовно-правовой взгляд». Открывая работу сессии, ее модератор, директор института государственного и международного права УрГЮУ, к.ю.н. Данил Сергеев, рассказал, как сталкиваются биотехнологии и уголовное право.
Современное развитие биотехнологий привело человечество к тому, что ученые могут вторгаться в те сферы, над которыми раньше не было возможности работать, пояснил Данил Сергеев. Например, китайский профессор Хэ Цзянькуй при помощи технологии «генетических ножниц» смог ввести в геном эмбриона фрагмент, который не позволяет в будущем заразиться ВИЧ-инфекцией. Сейчас профессор осужден к лишению свободы за незаконную медицинскую деятельность. По словам Данила Сергеева, Китай фактически применил аналогию закона – ни один закон не позволял прямо оценить деяние ученого как криминальное.
«Россия одна из передовых стран в сфере редактирования генома, поскольку у нас очень либеральное в этой части законодательство», – заметил спикер. Поэтому, добавил он, еще одна важная проблема: баланс между частными интересами тех, кто предрасположен к генетическим заболеваниям, и публичным – сохранением чистоты генома. Что будет с генофондом, если мы продолжим редактировать геном в угоду частным интересам?
Третья сложность, которая возникла в этой сфере, связана с уголовным делом итальянского репродуктолога Северино Антинори, рассказал Данил Сергеев: «С точки зрения уголовного права эмбрионы, гаметы – это что? Есть ли у нас право собственности на данные клетки? Как можно оценить их с точки зрения предмета уголовно-правовой охраны? Фактически на сегодняшний день в России никак».
Если говорить о синтетической биологии, продолжил спикер, то это создание принципиально новых организмов на основе генетического материала других организмов либо внесение в существующий организм таких существенных корректив, которые позволяют использовать его в совершенно других целях. «Может ли уголовное право вмешиваться своим оружием в вопросы генетических манипуляций, в том числе синтетической биологии? Притом, что сама генетика еще не имеет четкого представления о рисках и опасностях в этой сфере», – поставил вопрос спикер.
Два докладчика рассказали о суррогатном материнстве в уголовно-правовом контексте.
Профессор кафедры уголовного права Московского государственного юридического университета, д.ю.н. Людмила Иногамова-Хегай отметила, что эта ситуация может охватить сразу три преступления: два состава торговли людьми и один – использования рабского труда.
Не все ученые согласны с тем, что суррогатное материнство может рассматриваться как труд и, соответственно, подпадать под ст. 127.2 УК. «Женщина, которая вынашивает ребенка, должна соблюдать вопросы питания, физических упражнений, сна и прочие моменты для того, чтобы плод рос правильно. Мне представляется¸ что с этой точки зрения есть все основания рассматривать это состояние женщины как состояние работы, труда», – указала Людмила Иногамова-Хегай. Она не отрицает важность суррогатного материнства для многих людей, но считает, что минусы перевешивают. По ее мнению, России следовало пойти по пути тех государств, которые запрещают «опыты с эмбрионами».
О подходах зарубежных стран подробнее рассказала доцент кафедры уголовного права УрГЮУ, старший юрист АБ «LOYS», к.ю.н. Юлия Радостева. В одних государствах суррогатное материнство, в том числе и коммерческое, разрешено законом (Украина, отдельные штаты США). В других не разрешено официально, но практикуется (Бразилия, Индия). В третьих возможно с существенными ограничениями или только некоммерческое. Например, в Великобритании разрешается только оплата «текущих расходов» суррогатной матери, а в Канаде нельзя рекламировать такие «услуги». Существуют и страны, которые прямо запретили суррогатное материнство, к ним относятся Германия, Франция и Китай.
Легальное суррогатное материнство в России, по словам спикера, порождает немало проблем. Одна из них – нестабильная правоприменительная практика. Так, в Красноярске было возбуждено уголовное дело по признакам торговли людьми: три гражданки Казахстана выносили детей для граждан Китая. «Здесь вынашивались младенцы, которые являются генетическими детьми родителей-заказчиков. Возникает вопрос: а что они нарушили, если у нас существует определение суррогатного материнства, и приказ [Минздрава] конкретизировал, что в данной ситуации они всего лишь оказывали услуги в рамках договора суррогатного материнства?» – указала Юлия Радостева.
Иным образом поступили в ситуации, когда из-за «коронавирусных» ограничений «суррогатных» детей, родившихся в Санкт-Петербурге, не могли передать их зарубежным генетическим родителям. «Вместо того чтобы возбудить уголовное дело по торговле людьми, как в первом случае, мы на уровне Правительства РФ внесли изменения, чтобы был расширен перечень лиц, в отношении которых не применяются временные ограничения на въезд [в РФ]», – отметила докладчик. Нельзя одну и ту же норму закона к аналогичным отношениям применять по-разному, подчеркнула она.
«Разрешая подобные технологии, методы развития и так далее, мы никак не просчитываем те риски, которые мы создаем. Мы создаем высокоопасную сферу, последствия развития которой не представляем. Но, подразумевая эти риски, я не считаю, что в данной ситуации необходимо, чтобы уголовно-правовая квалификация осуществлялась только на том основании, что у нас есть какой-то коммуникативный интерес», – заключила Юлия Радостева.
Профессор кафедры уголовного права и процесса Северо-Кавказского социального института, д.ю.н. Алексей Кибальник рассказал о перспективах биомедицинской модификации поведения человека как меры уголовно-правового воздействия.
Допустимо ли корректировать таким образом поступки человека? По мнению спикера, это возможно, но с оговорками. Необходимо исключить «анатомическое воздействие» (лоботомию и схожие манипуляции), недопустимо изменять геном потомков (ст. 13 Конвенции о правах человека и биомедицине) и, самое главное, важно не затрагивать «уголовно-правовую субъектность лица». Человек должен и после биомедицинской модификации поведения сохранять способность совершать осознанные, волевые деяния, подчеркнул Алексей Кибальник.
Какое место может занять биомедицинская модификация человеческого поведения в системе мер уголовно-правового воздействия? Спикер отметил, что однозначного ответа нет. По мнению Алексея Кибальника, важен вопрос принудительности: «В некоторых странах то, что мы называем химической кастрацией, является добровольным актом». В то же время, заметил он, биомедицинская модификация не ограничивается химической кастрацией.
Может ли биомедицинская модификация стать видом уголовного наказания? Сказать, что этого не будет никогда, нельзя, считает Алексей Кибальник. Еще один возможный вариант – отнести такое вмешательство не к наказанию, а к основаниям освобождения от уголовной ответственности или наказания. «Я всегда был сторонником как можно более сдержанного применения уголовно-правовой репрессии. И поэтому, если любой вид освобождения от наказания можно перенести в освобождение от ответственности, если такая возможность имеется, я всегда за», – заключил докладчик.
Профессор кафедры уголовного права и уголовного процесса Югорского государственного университета, д.ю.н. Алексей Сумачев в своем выступлении отметил, что подгонять Уголовный кодекс под биотехнологии чрезмерно опасно. В этой сфере, по его мнению, немало этических проблем, а значит, ориентиром должны быть моральные ценности.