Суды сочли достаточной компенсацию в 300 руб. за 4 месяца безосновательного содержания в одиночной камере

Отменяя акты нижестоящих судов, ВС, ссылаясь на позиции ЕСПЧ, указал, что компенсация должна быть адекватной, иначе присуждение чрезвычайно малой денежной суммы означало бы игнорирование требований закона и создавало у потерпевшего впечатление пренебрежительного отношения к его правам

В комментарии «АГ» одна из адвокатов отметила, что отсутствие прямых и конкретных указаний Верховного Суда относительно размера компенсаций оставляет ситуацию прежней, в связи с чем необходимы цифровые ориентиры, как это сделано в развитых юрисдикциях. Другой добавил, что это уже не первый акт, касающийся несогласия ВС со слишком низким размером компенсации, что наводит на мысль о возможном появлении в дальнейшем либо обзора судебной практики, либо постановления Пленума по данному вопросу, который уже очень долгое время является крайне болезненным для правоприменителей и пострадавших лиц.

Верховный Суд РФ опубликовал Определение от 20 октября 2020 г. по иску гражданина, которому нижестоящие инстанции присудили 300 руб. в качестве компенсации морального вреда за необоснованное содержание в одиночной камере СИЗО в течение длительного времени.

Прокуратура выявила нарушения со стороны СИЗО

Михаил Мосягин содержался в следственном изоляторе с 9 декабря 2015 г. по 5 апреля 2016 г., при этом часть времени – в камерах для одиночного содержания.

Уже после освобождения Михаил Мосягин пожаловался на безосновательное содержание в одиночной камере в прокуратуру. 25 июня 2018 г. Нижегородская прокуратура по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях в ходе проверки соблюдения законов и условий содержания подозреваемых (обвиняемых) под стражей выявила, что Мосягин содержался в камере один; какие-либо сведения, подтверждающие необходимость его одиночного содержания, не представлены, постановления о его содержании в одиночной камере на срок более суток личное дело не содержит, что является нарушением ст. 32 Закона о содержании подозреваемых (обвиняемых) под стражей. По данному факту прокурором было вынесено представление об устранении нарушений, а доводы Мосягина о нарушении закона при одиночном содержании признаны обоснованными.

Согласно ответу врио начальника СИЗО от 3 августа 2018 г. на представление прокурора осужденный Мосягин находился на одиночном содержании в связи с невозможностью обеспечить требования ст. 33 Закона о содержании подозреваемых (обвиняемых) под стражей, касающиеся раздельного содержания отдельных категорий лиц. Содержание Михаила Мосягина в одиночной камере осуществлялось на основании мотивированного постановления начальника СИЗО, которое после его утверждения было приобщено к камерной карточке осужденного и хранится в корпусном отделении. По окончании срока действия постановления и.о. начальника корпусного управления обязан был передать постановление для приобщения к личному делу Мосягина, однако, как следовало из пояснений представителя ответчиков, указанные документы переданы не были, их местонахождение не установлено, а должностное лицо, исполнявшее обязанности начальника корпусного отделения, уволено 11 апреля 2016 г. Таким образом, согласно справке по личному делу Михаила Мосягина сведений о его помещении в одиночную камеру с 9 декабря 2015 г. по 22 апреля 2016 г. не имеется.

300 рублей за почти 4 месяца «одиночки»

Позднее Михаил Мосягин обратился в Вадский районный суд Нижегородской области с иском к ФКУ СИЗО-3 ГУФСИН России по Нижегородской области, ГУФСИН России по Нижегородской области и ФСИН России о взыскании компенсации морального вреда в размере 500 тыс. руб. Он ссылался на то, что при наличии противопоказаний для одиночного содержания под стражей он незаконно, без вынесения начальником СИЗО соответствующего постановления, содержался в одиночных камерах спецблока с 7 декабря 2015 г. по 21 апреля 2016 г.

Истец указал, что неоднократно обращался в администрацию СИЗО о переводе в общую камеру, однако его требования оставались без удовлетворения. Вследствие длительного содержания в одиночной камере у него прогрессировали психическое расстройство, чувство страха и беспомощности, сильные головные боли и ухудшилось общее состояние здоровья. Михаил Мосягин также обратил внимание суда на имеющиеся у него противопоказания одиночного содержания, что подтверждается приговором.

Суд учел, что согласно справке о лицах, водворенных в камеры одиночного содержания в 2016 г., 12 января и 10 февраля на заключенного под стражу Мосягина были выписаны два постановления о водворении в одиночную камеру специального корпусного блока.

Решением от 4 апреля 2019 г. исковые требования были удовлетворены частично: установив факт незаконного содержания истца в одиночной камере в отсутствие соответствующего постановления начальника пенитенциарного учреждения, суд пришел к выводу о нарушении прав Михаила Мосягина.

Как указано в решении, определяя размер компенсации морального вреда, суд исходит из установленных по делу обстоятельств, длительности содержания в одиночной камере, степени нравственных страданий, личностных характеристик истца, а также из принципов разумности и справедливости, позволяющих, с одной стороны, максимально возместить причиненный моральный вред, а с другой – не допустить неосновательного обогащения потерпевшего. В итоге суд определил размер компенсации морального вреда в 300 руб., подлежащих взысканию из госбюджета.

Данное решение, включая присужденный размер компенсации, устояло в апелляции и кассации.

В кассационной жалобе в Верховный Суд заявитель просил отменить судебные акты как принятые с нарушением закона.

ВС подчеркнул, что, если суд пришел к выводу о необходимости присуждения денежной компенсации, ее сумма должна быть адекватной

Рассмотрев материалы дела, ВС счел, что обжалуемые судебные акты приняты с существенным нарушением норм материального права. В обоснование своей позиции Суд сослался на ч. 2 ст. 21 Конституции РФ и ст. 3 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, согласно которым никто не должен подвергаться пыткам, насилию и другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению или наказанию. Как разъяснено в п. 15 Постановления Пленума ВС от 10 октября 2003 г. № 5, в соответствии со ст. 3 Конвенции и постановлениями ЕСПЧ условия содержания под стражей должны быть совместимы с уважением к человеческому достоинству.

«Унижающим достоинство обращением признается, в частности, такое обращение, которое вызывает у лица чувство страха, тревоги и собственной неполноценности. При этом лицу не должны причиняться лишения и страдания в более высокой степени, чем тот уровень страданий, который неизбежен при лишении свободы, а здоровье и благополучие лица должны быть гарантированы с учетом практических требований режима содержания. Оценка указанного уровня осуществляется в зависимости от конкретных обстоятельств, в частности от продолжительности неправомерного обращения с человеком, характера физических и психических последствий такого обращения. В некоторых случаях принимаются во внимание пол, возраст и состояние здоровья лица, которое подверглось бесчеловечному или унижающему достоинство обращению», – отмечается в определении.

Согласно позициям ЕСПЧ, добавил ВС, запрет на контакты с другими заключенными по соображениям безопасности, по дисциплинарным или защитным соображениям сам по себе не является бесчеловечным обращением или наказанием. Хотя длительное нахождение в изоляции нежелательно, вопрос о том, подпадает ли такая мера под действие ст. 3 Конвенции, зависит от конкретных условий, строгости меры, ее продолжительности, преследуемой цели и ее последствий для соответствующего лица.

Одиночное заключение, подчеркивается в документе, является одной из наиболее серьезных мер, которые могут применяться в тюрьмах. Во избежание любого риска произвола в результате принятия решения о помещении заключенного в одиночную камеру это решение должно сопровождаться процессуальными гарантиями, гарантирующими благополучие данного лица и соразмерность меры (постановление ЕСПЧ от 27 февраля 2018 г. по делу «Шатохин против России»).

Со ссылкой на позиции Европейского Суда ВС напомнил, что одиночное заключение может иметь чрезвычайно разрушительные последствия для психического и физического здоровья, а также социальной устойчивости лиц, к которым оно применялось. Это пагубное последствие может быть незамедлительным и усугубляться, чем дольше длится мера и чем более неопределенной она является. «Учитывая потенциально весьма разрушительные последствия одиночного заключения, его можно использовать в качестве дисциплинарного наказания только в исключительных случаях и в качестве последнего средства, и в течение кратчайшего периода времени (Постановление ЕСПЧ от 3 июля 2012 г. по делу “Развязкин против России”)», – сообщается в определении.

Верховный Суд добавил, что Комитет ООН по правам человека также отмечает, что продолжительное одиночное заключение может приравниваться к актам, запрещенным ст. 7 Международного пакта о гражданских и политических правах (п. 6 Замечания общего порядка № 20 – запрещение пыток, жестокого, или бесчеловечного, или унижающего достоинство обращения и наказания, принятого Комитетом по правам человека на 44-й сессии, 1992 г.).

Таким образом, резюмировал ВС, обстоятельствами, имеющими значение для данного дела, являлись наличие (отсутствие) законных оснований для одиночного заключения, его необходимость и соразмерность с учетом длительности, наличие (отсутствие) противопоказаний и надлежащего документального оформления, обеспечивающего подконтрольность такого заключения.

В отношении определения размера компенсации морального вреда ВС указал, что, поскольку закон устанавливает лишь общие принципы его определения, суду необходимо в совокупности оценить конкретные незаконные действия причинителя вреда, соотнести их с тяжестью причиненных потерпевшему физических и нравственных страданий и индивидуальными особенностями его личности, учесть заслуживающие внимания фактические обстоятельства дела, а также требования разумности, справедливости и соразмерности компенсации последствиям нарушения прав как основополагающие принципы, предполагающие установление судом баланса интересов сторон. При этом соответствующие мотивы о размере компенсации морального вреда должны быть приведены в судебном постановлении.

При этом, добавил ВС, если суд пришел к выводу о необходимости присуждения денежной компенсации, ее сумма должна быть адекватной и реальной. В противном случае присуждение чрезвычайно малой, незначительной денежной суммы означало бы игнорирование требований закона и приводило к отрицательному результату, создавая у потерпевшего впечатление пренебрежительного отношения к его правам. Верховный Суд привел в обоснование Постановление ЕСПЧ от 17 декабря 2009 г. по делу «Шилбергс против России», где указано, что вопрос о разумности присужденной суммы должен оцениваться с учетом всех обстоятельств дела, включающих также значимость присужденной компенсации в контексте обычного уровня жизни и доходов в государстве, а также тот факт, что средство правовой защиты в национальной системе проще в использовании и более доступно, чем жалоба в ЕСПЧ.

В рассматриваемом деле, отметил ВС, суды признали факт нарушения прав заявителя жалобы со стороны администрации СИЗО, которое выразилось в длительном – более 114 дней – безосновательном содержании в одиночной камере и без соблюдения обязательных в таком случае формальных требований – в отсутствие постановления начальника СИЗО.

Ссылаясь на необходимость раздельного содержания различных категорий подозреваемых, обвиняемых, подсудимых и осужденных, ответчики, как указал ВС, не привели конкретных фактов применительно к ситуации с заявителем и каких-либо доводов о непреодолимости этих обстоятельств. Установив такие обстоятельства, суд при обосновании размера компенсации морального вреда лишь формально сослался на принципы разумности и справедливости, а также на учет личностных характеристик истца, не указывая, в чем они выражаются. «Определяя размер компенсации в 300 руб., суд указал на недопустимость неосновательного обогащения, что противоречит смыслу приведенных выше норм права и актов их толкования, согласно которым денежная компенсация морального вреда не является возмещением материальных потерь, а следовательно, не может рассматриваться как обогащение», – отмечается в определении.

Таким образом, подытожил Верховный Суд, отменяя акты нижестоящих судов, первая инстанция не обосновала определенный ею размер компенсации морального вреда, что является существенным нарушением норм права. Последующие инстанции нарушения закона не устранили. Дело направлено на пересмотр в апелляцию согласно ч. 1 ст. 327 ГПК РФ.

Адвокаты указали на необходимость более подробных разъяснений ВС по данному вопросу

Комментируя «АГ» выводы Верховного Суда, председатель комиссии АЮР по вопросам определения размера компенсаций морального вреда, адвокат Ирина Фаст отметила, что за последние полтора года ВС вынес около 10 судебных актов, в которых озвучил свою позицию в отношении мизерных компенсаций и о необходимости судам мотивировать снижение изначально заявленных сумм. Однако, подчеркнула она, ситуация кардинально не меняется: «На местах суды продолжают практику взыскания компенсаций, не восстанавливающих в правах, а еще больше унижающих человеческое достоинство».

«В данном определении Коллегия по гражданским делам указала, что сумма должна быть адекватной и реальной, в противном случае это приводит к отрицательному результату, создавая у потерпевшего впечатление пренебрежительного отношения к его правам», – заметила Ирина Фаст.

Отсутствие прямых и конкретных указаний Верховного Суда относительно размера компенсаций оставляет ситуацию прежней, уверена адвокат. «Необходимы цифровые ориентиры, конкретика, как это сделано в развитых юрисдикциях. Мы в Ассоциации юристов разработали Методические рекомендации, предлагающие конкретные суммы для некоторых правоотношений, сейчас они проходят обсуждение», – добавила она.

Адвокат Нижегородской областной коллегии адвокатов Александр Немов оценил определение ВС положительно. «Для меня наибольшее значение имеют выводы высшей судебной инстанции о том, что судам при обосновании размера компенсации морального вреда недостаточно формально ссылаться, что ими приняты во внимание принципы разумности и справедливости, а требуется конкретное описание обстоятельств, которые послужили основанием для определения размера компенсации. Вторым значимым считаю указание, что суды не имеют права ссылаться и вообще приводить такой довод, как то, что компенсация морального вреда не должна приводить к неосновательному обогащению пострадавшей стороны. Верховный Суд указал, что действующие нормы права не позволяют судам вообще учитывать такой фактор при определении размера компенсации морального вреда», – пояснил он. Между тем, добавил адвокат, в своей практике он часто встречает именно этот аргумент в районных судах разных регионов.

Однако, по мнению Александра Немова, определение вряд ли приведет хоть к какому-то изменению судебной практики в России по делам о компенсации морального вреда в части определения ее размера. «За последнее время это уже не первый акт ВС, касающийся несогласия Суда со слишком низким размером компенсации, что наводит на мысль, что, возможно, стоит ожидать либо большого обзора практики, либо постановления Пленума по данному вопросу, который уже очень долгое время является крайне болезненным для правоприменителей и пострадавших лиц», – заключил он.

Татьяна Кузнецова